Гнев Бога

– Знаю…знаю зачем ты пришла.

Ливия с нежной улыбкой, оглядев тощенького мужа, который смешно, по-детски сучил ногами, похлопала в ладоши.

– Мне очень приятно, что мой любимый супруг знает мои мысли. Значит, ты согласен?

Август, гремя костями на деревянном ложе, стремительно лёг на другой бок и вперил в жену пронзительный взгляд.

– С чем это я согласен?

Ливия с чувственной грацией юной женщины подойдя к супругу, осторожным и мягким жестом поправила подушку под головой принцепса. Потом, легко касаясь пальцами, разгладила на его лице насупленные брови и заботливым движением рук одёрнула на Августе тунику. Он, уже досадуя на своё раздражение, виновато буркнул:

– Ливия, ты же знаешь, как мне приятно твоё присутствие рядом. Но сегодня я очень занят…Впрочем, ты хотела что-то сказать?

– Я уже сомневаюсь: угодно ли будет любимому супругу узнать об этом…

– Сядь на моё ложе…дай руки. А теперь, если ты хочешь вновь говорить о Тиберии, то я согласен…

– Нет-нет, я о другом. Ко мне только что обратились две юные гречанки благородного звания, искусные в любви, чтобы я представила их Цезарю…– и она многозначительно улыбнулась принцепсу.

Тот откинулся на подушку и оглушительно расхохотался, сильно стуча ладонями по ложу.

– Нет, Ливия, нет! Я давно заболел целомудрием! И боюсь, что эта болезнь привязалась ко мне навсегда! – Он схватил её за руки и со слезами благодарности на глазах воскликнул: – О, прекрасная моя супруга, как я счастлив, что боги подарили мне тебя!

Август начал целовать её изящные пальцы, она же, склонившись к нему, тихо прошептала:

– Я знаю: ты написал новое завещание.

Август со вздохом огорчения отвернулся от неё и пробормотал:

– Ливия, ты была бы прекрасней в тысячу раз, если бы не вмешивалась в мои государственные дела.

– Прости меня, Цезарь. Я ухожу.

– Да нет же, Ливия. Сядь рядом. Я для тебя не Цезарь, а друг.

Август коротким движением руки отпустил секретаря, вскочил с ложа, начал быстро ходить по комнате, вдруг он остановился напротив супруги.

– Откуда тебе известно про завещание?

Но тут же, не слушая Ливию, он махнул рукой, словно желая сказать: «Мне всё равно», забегал вновь по комнате. Ливия, сидя на ложе в покорной позе и кротко глядя на взволнованного Августа, напряжённо ждала его ответа. Наконец он сказал:

– Я не изменю завещание.

– Но ты мог бы на день – два воздержаться от его объявления перед Правительством.

– Зачем?

– Я ещё не нагляделась на твоего сына Тиберия.

Август посмотрел на песочные часы. Оставалось тридцать минут до заседания Правительства, которое Август назначил в храме Юпитера Благого. Потом он сильно хлопнул в ладоши. Вошёл секретарь.

– Как только Гортензий Флакк появится в Правительстве, то пускай мои ликторы немедленно окружат его и не позволят ему что-либо говорить или делать. Иди.

Август подошёл к Ливии, взял её за руку.

– Передай сыну, чтобы он шёл в храм Юпитера не по улицам крепости, а по подземному переходу. Я знаю, что против него существует составленный заговор. Тиберия могут убить в любое время.

Озабоченно морщась, он проводил супругу до коридора, а потом вновь хлопнул в ладоши. И едва секретарь появился в комнате, который, зная всё, и не думал выполнять приказ Августа, приказал:

– Префекта претория ко мне. Бегом!

Тиберий с факелом в руке торопливо спустился по осклизлым каменным ступеням в прохладное подземелье, которое он хорошо знал. И теперь, едва ли не бегом помчался по широкому коридору, считая повороты и ответвления ходов, взволнованный от предстоявшей встречи с Правительством.

Впереди звякнул металл. Полководец замедлил шаги, прислушался, но звук не повторился. И Тиберий, осторожно переводя дыхание и поглядывая в боковые коридоры, заспешил дальше. Едва он выскочил на подземную площадь, как увидел в свете факела стоявших полукругом преторианцев с обнажёнными мечами. За его спиной загрохотали шаги многих людей. Он обернулся. Преторианцы молча замкнули круг. Центурион с факелом вышел вперёд. Тиберий, с горечью говоря: «Отец, отец, ты всё-таки убил меня…» отбросил свой факел и выхватил из-под тоги два меча. Приготовился к последней своей битве.

Преторианцы робели, зная Тиберия, как одного из сильнейших фехтовальщиков республики и человека безумной отваги.

Тиберий яростно скользнул взглядом по подступающим к нему гвардейцам и поднял мечи.

– Нет же! Я не позволю вам зарезать меня, как последнюю крысу в этой норе. Не позволю!

Он резким движением ноги затушил горевший на полу свой факел. А потом с рёвом дикого зверя метнулся к центуриону, пронзил его мечом, выбил из его руки второй факел и, схватив слабеющее тело преторианца за ноги, в полной темноте, размахнулся им, как палицей, ударил по стене солдат. И тут же бросился вперёд, нанося вокруг мечами молниеносные удары, давя врагов туловищем, ногами. Он, как смерч прошёл через толпу, чувствуя холод преторианских мечей, что били ему в грудь, в спину, со всех сторон. Залитый кровью с головы до ног, рычащий, как зверь, полководец разорвал плотный круг врагов и помчался по коридору.

Когда он выскочил из подземелья в храм Юпитера и увидел рядом у входа нетерпеливо ждущих сенаторов, которые при виде Тиберия не смогли скрыть разочарованных лиц и жестов, он задрожал: все против него! «А разве раньше было иначе?»– подумал он, с трудом сдерживая хриплое дыхание и неловким движением пряча мечи под тогу.

Навстречу Тиберию вышел Август, схватил его за руки.

– Милый Тиберий, скажи: кто пытался убить тебя?

– Не знаю, отец. Они напали на меня в полной темноте.

– Но ты хоть догадался, кто это был?

– Нет, отец.

Август закусил губу и сделал кому-то знак рукой.

– Дайте моему сыну тогу.

Когда Тиберий переоделся и вступил в зал, где на длинных скамьях восседали сенаторы, а на сцене находились ещё две «ветви» Правительства, то по рядам сенаторов прокатился разочарованный вздох и прозвучал громко голос:

– Он ещё жив. И это как всегда странно.

Гортензий Флакк сидел в первом ряду и нервным движением руки постукивал свитком пергамента по ладони. Тиберий приветственно поднял руку в направлении Гортензия и, подойдя к нему, громовым голосом сказал:

– Прости меня, Гортензий. Я всю ночь ругал себя за вчерашнюю грубость. Прости.

После этого полководец ушёл в конец зала, сел на последнюю скамью, хотя был народным трибуном и должен был находиться на сцене, замер, глядя прямо перед собой.

Август медленно взошёл на сцену, где находились две «ветви» власти: цензор и два консула. Он был смущён.

Все уже знали, что принцепс написал новое завещание и что оно сейчас находится в руках Гортензия. В зале раздались нетерпеливые крики:

– Цезарь, прикажи Гортензию прочитать твоё новое завещание или ты уже передумал!?

– Цезарь, тебе ли быть нерешительным?

Август поднялся из-за стола и глубоко вздохнул. В зале наступила тишина. И в этой тишине все услышали далёкий топот скакавших коней, крики и звон оружия. Весь этот шум быстро приближался к храму Юпитера.

Принцепс нахмурился и сурово глянул в сторону входа. Преторианцы, послушные молчаливому приказу, выскочили на улицу крепости. Но шум нарастал. И вот уже крики и стоны раздались в храме. Все четыре «ветви» Правительства вскочили на ноги и обратили тревожные взгляды на вход. В зал вбежали растерянные преторианцы, держа под руки покрытого пылью и грязью с головы до ног, Понтия Пилата.

Военный трибун шагнул вперёд и, найдя взглядом Августа, хрипло сказал:

– Цезарь, и вы, консулы, цензор, народный трибун, отцы-сенаторы, слушайте: батавы разгромили все три легиона Квинктилия Вара. Мне удалось спасти пятьсот человек…

Ужас охватил всех, кто присутствовал в храме Юпитера. В римскую республику входили десятки царств, сотни различных народов, покорность которых хранили десять легионов. Но в случае бунта или поражения римских легионов в какой-либо провинции слухи об этом разбежались бы по окраинам республики. Слухи неверные, преувеличенные убеждали бы народы мира в слабости Рима, заставляли бы их браться за оружие. И чем длиннее становилась граница республики, тем больше требовалось легионов и тем больше римляне боялись своей армии, а так же провинций, которые всегда могли поглотить легионы и наслать на Рим орды варваров. Но особый страх у граждан Рима вызывали победы непокорных воинственных германских племён, которые из года в год переходили пограничный Рейн и нападали на города Западной Германии. Эти мощные быстрые рейды варваров, словно испытывали на прочность силу римского оружия, хотя, в конечном счёте, они всегда терпели пораженья. Но именно из их страны, с Востока, пришли 400 лет назад кельты, которые легко уничтожили все легионы римлян и заполнили собой весь италийский полуостров. И не есть ли это разгром легионов Квинктилия Вара предвестником нашествия новых многомиллионных, неведомых народов Востока? И не восстанут ли провинции, узнав о победном движении северных народов?