Председатель

Глава 4

Зима-весна 1917

Все-таки “мужской приличный костюм” — адское изобретение, не везде ведь во френче оценят. Жилет этот дурацкий, годный исключительно для ношения часов, воротничок жесткий, галстук-удавка. Ткань совсем-совсем натуральная вроде гуд, ан нет: полчаса поносил и все мятое, через месяц вытертое, а через год лоснящееся. Оденешь — стоит колом, отчего здешний покрой весьма замысловат. В карман ничего толще записной книжки и тяжелее портсигара не положишь, выпирает. Даже не такой отвратный, как автохтонный, а несколько усовершенствованный по моим наметкам вариант — очень неудобная для меня вещь, Двадцать лет в нем, вместо свитеров, джинсов и футболок, а все потому, что солидный инженер, иного не поймут-с, общественное мнение!

Да елы-палы, у нас революция или где? Я революционер или погулять вышел? Почему я до сих пор таскаю этот чертов костюм-тройку? Обществу вынь да положь галстук и жилет?

Ладно, ща я вам выну и положу.

С этими мыслями и пачкой рисунков я выкроил время и добрался до Ламановой. Концепцию штанов-карго Надежда Петровна оценила, немного доработанный френч удивления не вызвал, а уж зимний бушлат (разве что на меху) лежал более-менее в русле традиции. Мерки мои у нее были, кройки-шитья на два дня, но я просил не торопиться, поскольку дел по горло и когда я смогу забрать, не знаю сам.

А дел да, дел выше крыши. У нас выборы в Учредительное собрание назначили, агитация и пропаганда в полный рост. Дня не проходило, чтобы на митинге глотку не драть. А еще постоянные согласования и пересогласования списков, листовки и прочее издательство. Плюс обычная текучка — город-то ждать не будет, его надо кормить-поить, охранять и обихаживать. Новая структура, новые люди, новые проблемы. Комиссии и подкомиссии Совета, коммунальные вопросы, милиция, подготовка инструкторов для всей страны и внезапно еще один головняк — телеграфисты. Выяснилось, что кое-где чиновники почтового ведомства попросту саботировали отправку сообщений Советов, приходилось их заставлять силком и буквально стоять над душой. А в этом случае очень полезно иметь под рукой людей, умеющих управляться с телеграфным аппаратом и читать депеши. Ну, чтобы господа саботажники не вильнули. Вот на базе радиотелеграфных рот, радиоцентра на Ходынке и телеграфной мастерской Московско-Рязанской дороги развернули дополнительную подготовку. Заодно наиболее продвинутых начали учить на радистов, хоть и не особо нужно пока. Но при плохом раскладе, которого очень хочется избежать, у нас впереди гражданская война, а связь есть основа управления войсками. Станции “Норд” в наличии, кадры наработаем, не помешает.

Так что забрал заказ я только через полторы недели и теперь красовался перед зеркалом в губернаторском доме, занятом под Моссовет. А что, самый центр, опять же, насквозь наша городская милиция в трехстах метрах, теоретически даже докричаться можно. Но мы на всякий случай организовали дублирующий канал — флажный семафор от Моссовета через дом Нирнзее до милиции, а то вдруг найдутся сообразительные мятежники и захватят телефонную станцию.

А костюмчик вышел что надо — тонкий брезент или парусина, на знаю, как точнее, крашенный в армейский зеленый цвет. Штаны с большими боковыми карманами, заправленная в них гимнастерка тоже с карманами на груди. Трикотажная фуфайка (ну не тельняшку же мне, в самом деле, при моей морской болезни носить) и вместо пиджака куртка аж с шестью карманами. Закрыл гештальт, называется, почти на семидесятом году жизни — еще когда в школе учился, у нас одному пареньку родитель из Анголы кубинскую форму привез. Вот я по мотивам и рисовал, разве что камуфляжных тигровых полос не стал наводить, ни к чему это пока.

Все, налюбовался и хватит. У нас тут неожиданная аберрация всплыла — предвыборная поддержка кадетов оказалась больше ожидаемой. Хотя вроде не с чего, землю они не обещали, про окончание войны ни гу-гу, от событий в Царском не отмылись… И агитационной литературы кадетской море, хотя наши печатники ни сном, ни духом, а кроме наших других, почитай, и нету. Вот пожалеешь, что нет у нас института Гэллапа или Левада-центра, чтобы опросить тысячу-другую человек, обработать результаты и выдать причину.

— Ух ты! Это где же такую форму дают?

В дверях стоял Савинков.

— Приехал? Как там в Питере?

— У временных так себе, у Корнилова получше, у наших хорошо. Но ты не сбивай, где взял?

— Где взял, где взял… купил! Ламанова сшила.

— Сам придумал? — Борис пощупал материал и обошел меня со всех сторон.

— Ага. Давно хотел.

— В чем соль?

— Не жмет, не тянет, карманов много. Я вон, даже свою сумку забросил — все и так помещается. Материал недорогой, не жалко испачкать, отстирывается легко.

— Хм. Здорово смотрится. Может, мне тоже такую завести?

— Не, тебе кавалерийскую шинель надо, пол подметать.

— Зачем это? — подозрительно осведомился Борис.

— Ну ты же за нашу разведку и контрразведку отвечаешь.

— Не понял, это как связано?

Я хлопнул его по спине:

— Никак, дурака валяю. Так что там в Питере?

— Приказ о преобразовании округа во фронт правительство утвердило, сейчас там кадры туда-сюда тасуются. Корнилов теперь Главкопет, в силу входит, в штаб фронта подбирает, так сказать, идейно близких. А часть наших симпатизантов выпер, их Главный штаб пригрел.

— Что, всех?

— Контрразведка округа почти вся к Болдыреву ушла, на ее место новые люди. Кстати, ты одного знаешь, — ухмыльнулся Савинков. — Кожин, бывший полицейский пристав.

— Жив, курилка! А я думал, что тогда, на вокзале, обознался… Но ты хоть информаторов в штабе фронта оставил?

— Обижаешь… откуда я тогда все это знаю?

— Отлично. Тогда к тебе еще дело будет, вернее, не дело, просто ситуация странная, может, по твоим каналам прояснится, — и я посвятил товарища Крамера в предвыборную ситуацию с кадетами.