Зависть. Книга 2

— Пиши, что считаешь нужным. Когда вернусь, посмеемся над ней вместе.

Глава 44

Все две недели мама слушала наши с ним разговоры. Иногда она тихо плакала, иногда выходила из комнаты. Ей было очень тяжело смириться.

— Я не хочу, чтобы ты повторила мою ошибку, — приводила она свои аргументы, — я всю жизнь промучилась любя бабника. Не хочу для своей дочери такой жалкой жизни.

— Он не бабник, мама, — убеждала я ее, — это был короткий период, о котором он очень сожалеет. Радиму самому стыдно. Он так боялся, что я увижу это видео, что разлюблю его…

— Есть за что!

— Отец, когда изменял тебе, то он влюблялся в ту женщину. Трясся за каждой красавицей, пока новую не встречал. А Радиму на них было плевать. Он ни одной не дал и сотой доли того, что получила я от него. Я даже не ревную его к ним. Я ревную к той, кого он любил. Ненавижу ее и злюсь, что из-за нее он так обесценил себя…

Две недели бесконечных разговоров. Но я терпеливая. Пусть я не смогу заставить ее уважать его, но убедить скрыть о него ее и мое знание о том, что на той флешке, я сумею. Это будет моя единственная тайна от него. Он совершил ошибку, решив создать подобное видео. Перед Ольгой ему не было стыдно. Он ее не любил. А меня да. Я не дам пострадать его гордости.

В один из вечеров я напомнила Радиму о его обещании рассказать, почему он не похож на своего отца.

Радим сардонически улыбнулся.

— Ты о телегонии слышала когда-нибудь? — задал он мне вопрос.

Я вспомнила его разговор с Новиковой, когда она упоминала о чем-то подобном.

— Нет, — ответила я.

— Самый простой пример телегонии можно наблюдать у голубей. Если белую чистую голубку потопчет серый голубь, то она принесет птенцов серых или пятнистых. Если следующим самцом будет такой же белый голубь, то чисто белых птенцов все равно не получится. Никогда. Только пятнистые. Разводчики породистых голубей поэтому всегда держат белых голубок отдельно, чтобы ее случайно до белого серый или черный голубь не потоптал.

— Ты хочешь сказать, что ты похож на…

— Да, — усмехнулся Радим, — у людей, оказывается, эффект телегонии так же срабатывает. Даже научно доказано, что такое имеет место быть. Ведь не зря в древние времена,(да и сейчас в восточных станах есть), обычай такой существовал, что если один брат умирал, оставив жену без детей, то на ней обязан был жениться другой брат и их общий ребенок считался сыном и наследником покойного. Мне, как видишь, повезло. Ощутил телегонию на себе.

— А может…?

— Если думаешь, что я не родной отцу, то это не так. Сто процентное родство согласно тесту ДНК. Я сам даже в тайне от родителей его делал. Да и смысл моему отцу скрывать от меня такое? Ну, был бы я не родной и что с того? — Губы Радима сложились в довольную улыбку, — но наши с тобой дети будут только мои. И не только по ДНК.

— Понятно, — кивнула я. — А как там Новикова поживает? Все еще пишет тебе от моего имени? — сменила я тему разговора.

— А мы с тобой уже расстались, — смеется Радим, — ты посмотрела флешку с видео и так меня возненавидела, что сразу после похорон отца мне изменила, а я от разбитого сердца, и того, что ты меня бросила, пустился во все тяжкие. Сейчас, как видишь, сижу в баре и бухаю, — за спиной моего парня стильный и дорогой интерьер его комнаты в особняке Валевских, — а потом пойду по девочкам. Мне же больше заняться не чем. По логике Новиковой я, если ты меня бросишь, почему-то не тебя заново добиваться должен, а обязательно бежать и кого-то с горя трахать.

— И она, серьезно верит всему, что ты ей пишешь? — изумилась я, — она ведь, вроде, умная.

— Вроде, — усмехнулся Радим, — Захар рассчитывает воспользоваться ее заблуждением в отношении нас и развести ее по полной программе. Ее и Заливацкого. Я пока думаю соглашаться или нет. Для его плана нужно будет из города уехать на выходные, а мне лень, если честно. Да, и от счастливой рожи Заливацкого уже тошнит. Как Захар его только терпит рядом с Яной? Я к тебе, на его месте, никого не подпустил бы. В лесочке того, кто тебя осмелился бы при мне лапать, прикопал бы уже. А Захар кремень. Бровью не ведет, от выкрутасов Заливацкого, так в роль нетрадиционного парня вжился. Приедешь сама все увидишь…

Я вернулась в столицу. Воскресным утром сошла с поезда. Доехала с вокзала до университетского общежития на такси. На курилке одиноко сидел Климов. Наблюдал, как я выхожу из машины, как расплачиваюсь с таксистом. Когда, я закинув сумку на плечо направилась к крыльцу, он вскочил с места и бросился мне на перерез. Преградил дорогу.

— Ни фига се, кто, наконец, явился?! — Язвительно воскликнул он, со злорадной улыбочкой, — пока, наша золушка батю хоронила, ее богатенький «прынц», того… тю-тю.

— Расшифруй это свое тю-тю, а то я что-то не поняла, — произнесла я, стараясь его обогнуть. Но он удержал меня, схватив за локоть.

— Это значит, что он, как и все ожидали, наигравшись с тобой, теперь другую трахает. Все случилось, как я и говорил. Поимел тебя за дорогие побрякушки и свалил в закат. Все над тобой, дурой, ржут! Вся общага!

— Дай пройти! Я хочу на это посмотреть, — я сделала еще одну попытку обогнуть его, но уже с другой стороны. Климов сильнее вцепился в меня.

— Посмотришь, — торжествующе ухмыляясь, процедил Витек, — но сначала, ты меня выслушаешь! Даю тебе еще один шанс. Придешь сегодня ко мне вечером в комнату и сделаешь мне так же хорошо, как ты Валевскому делала. Если мне понравится, то так и быть — будешь моей девушкой. Я не гордый. Согласен на сэконд хэнд, — он окинул мой внешний вид оценивающим взглядом, — тем более, когда он так дорого упакован. Приятненько стало смотреть.

— Это типа комплимент? — сыронизировала я.

— Надо было целку беречь, чтобы от нормальных парней комплементы получать, — разозлился Климов, — если бы ты мне сразу дала, а не поперлась на блат-хату к мажорчикам, то и не влезла бы во все это дерьмо с Валевским. Еще и Машку, последнюю девственницу универа, втянула в их кампанию. Иди, узнай, у своей подруги — дуры, кто из этих богатеньких уродов отец ее ребенка. После того, как над тобой поржала вся общага, начинают над ней ржать. Строили из себя невесть что! Подружки девственницы! А сами — еще те б. ди! Одну по кругу пустили, а вторая залетела не понятно от кого.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Я спихнула с себя его руку, да и Климов уже перестал меня удерживать, и рванула в общежитие. Проклятый лифт опять не работал, и я побежала по лестнице. Буквально ворвалась в комнату подруги и увидела ее и Нину. Нина лежала на своей кровати, опираясь спиной на подушку, и взирала на меня удивленным взглядом, уронив смартфон на кровать. А Машу я застала в странной позе. Она стояла на коленях на своей постели лицом к стене, и как, я поняла, до моего появления, билась об нее головой, так как лоб у нее был красный.

— Катя! — почти хором воскликнули девушки. Маша тут же соскочила с кровати и кинулась меня обнимать.

— Катя…Катя, миленькая…мне тебя так жаль… — расплакалась сжимая меня в объятьях подруга, — Валевский оказался таким козлом! Как ты сразу этого не поняла…

— Да, о чем ты? — непонимающе спросила я, пытаясь отстраниться, — Что с тобой произошло, Маша?! Что я за бред от Климова услышала, будто ты беременна?!

— А это… — смахнув слезу, точно не придавая моим словам серьезного значения, произнесла Маша, — как и следовало, ожидать, меня настигло семейное проклятие, и я забеременела. Теперь и я буду матерью одиночкой. Я уже своим вчера позвонила и сообщила новость. Бабушка, сказала, что уже давно подобного звонка ждала, так что никто особо не удивился и не расстроился. Ждут меня дома, когда я академотпуск возьму.

— Машка! — вскричала я, — какая беременность?! Ты, что несешь! Когда ты успела? От кого? От Заливацкого?!