Страница 2 из 4
Воспоминание 2. Студент.
Я снова за последней партой, смотрю в окно, там солнечный, тёплый сентябрьский день, настроение прекрасное, тем более ,когда вступительные экзамены сданы и я уже студент гидрометтехникума.
Нас в группе 24 человека, две девчонки остальные ребята, на факультет океанологии не берут девчонок, но их взяли – одна круглая отличница, другая дочь генерала.
Наш классный руководитель утверждает, что это единственный техникум в Союзе, где есть такой факультет.
Точно не знаю, что стало решающим фактором моего выбора, не желание идти в девятый класс в новой школе или книги Жак Ив Кусто, но море меня тянуло всегда, тем более изучение его глубинных тайн, я взял документы и отнес в приёмную комиссию.
С мамой я конечно посоветовался, но начиная с шестого класса почти все решения, я принимал сам, мать редко вмешивалась в мою жизнь, когда уж в дневнике появлялась третья запись о настоятельном приходе родителей в школу, она интересовалась что там происходит. В доме существовало три закона:
чистка зубов, зарядка и честно отвечать на вопросы. Мама многое прощала, но если она говорила нет, переубедить её или разжалобить было бесполезно, помню она поздно пришла со школьного собрания, на которое чуть ли не завучу пришлось её приглашать, позвала в комнату и задала два вопроса:
«Ты что печатал в школьной фотолаборатории порнографию?»
«Полная чушь!»
«…и распространял её в школе?»
«…ну, если можно назвать распространением вывешивание на спине одноклассников нечёткой фотографии женского тела».
На этом всё и закончилось, хотя завуч обещала меня выгнать из школы.
Я прошел медкомиссию и без особых усилий сдал все экзамены и когда прочел свою фамилию в списке поступивших, как то не особо обрадовался, скорее понял, что наступает другая жизнь.
В нашей группе учились ребята с разных регионов Дальнего Востока: Магадан, Сахалин, Камчатка, Хабаровск, Комсомольск на Амуре, но всех условно можно разделить на две группы, тех кто приехал учиться и кто сам не понял, как здесь очутился.
Те кто учился – усаживались в первых рядах записывали лекции и тянули руки на семинарах.
Я как то попробовал сесть за первый ряд и испытал настоящий шок – все как роботы склоняются над тетрадью, приподнимаются и вновь склоняются. Мне же легче запомнить не записывая, если это не формулы, а следуя за мыслью преподавателя представлять о чём идет речь, но учитель смотрит прямо на тебя, как будто спрашивает – ты чего уставился, удобно развалиться и сосредоточится невозможно,
в общем я попросился в туалет и больше на лекцию не вернулся. Бобёр потом часто использовал этот приём, особенно на уроках Толи-Бори.
Анатолий Борисович, учитель океанографии, делал по журналу перекличку, громко кашлял и отправлялся через смежную с аудиторией дверь в свой кабинет, выпивал стаканчик домашнего вина и начинал рассказ о течениях Мирового океана.
Проходило полчаса, Бобер искусственно багровел, сжимая рот, хватался за живот и тянул руку, просясь в туалет, Толе – Боре очевидно было знакомо ощущение тяжести в животе и он всегда отпускал, Бобёр уже не возвращался, праздно шатался по коридорам или пропадал в спортзале.
Понятно, что такие экземпляры сидели на задних рядах. Тут обитали уникальные люди:
Гена Птицын, по прозвищу Филин, черноволосый паренёк с бледным лицом и римским профилем, никогда не расставался с гитарой, вытягивал из неё разнообразные звуки на перемене или по многочисленным просьбам исполнял какой-нибудь хит, типа «Smoke on the water» или свою любимую «Feelins». Но большую часть времени он спал, причем мог заснуть быстро, в самых разных позах и практически везде. Наши маршруты на занятия иногда совпадали, захожу утром в трамвай, смотрю на проходе стоит Гена, одной рукой держится за поручень, в другой гитара, пробираюсь поближе вижу – спит, кепка сползла на нос, глаза закрыты.
Кричу чуть ли не в ухо:
« Гражданин! Предъявите билетики!»
Гена открывает один глаз :
«.. А это ты, привет, толкни, когда наша будет». И снова погружается в спячку.
Андрей Анохин, с ним мы прошли огонь и воду, а познакомились сидя в последнем ряду на истории КПСС. Он пытался записывать основные постулаты работы Ленина «Два шага вперед, один назад», несмотря на похрапывания Гены и оживленный рассказ Бобра про студентку-метеоролога с грудью как волейбольный мяч. Я небрежно заметил, что знаю, где достать конспекты хоть за весь год вперед, Андрей тут же отбросил ручку и посмотрел на меня:
«Только без шуток,… не врёшь?»
Историк, пожилой армянин, Ашот Эдуардович, покачивая толстым, как сосиска пальцем, всех предупредил, что без конспектов никто зачет не сдаст, а тем более экзамен.
Я утвердительно кивнул, два дня назад я совершенно случайно познакомился с удивительной старшекурсницей, которая перевернула всё моё представление о второй половине человечества, но об этом позже.
Она то и сообщила, что подрабатывает на кафедре истории и если что надо – заходи.
Андрей закрыл тетрадь, сказав что избавиться от такой мути – это просто сказка, блаженно развалился на парте, тем более, что Бобер приступил к финальной части своего рассказа, как он на ровном месте споткнулся, и руки его уткнулись в волейбольные мячи.
Саня Бобраков, настоящий приморский парень – веселый, неунывающий, шутки и незлобные издевательства так и сыпались из него, его заразительный беззаботный смех, казалось слышался отовсюду, не прошло и трех месяцев, а у него уже везде приятели. Пятиклассником он поехал в деревню к дедушке, а вернулся с рюкзачком полным анаши, что не помешало ему семь лет профессионально заниматься гандболом.
В столовой мы научились понимать друг друга без слов…
Большая перемена, толпы голодных студентов давятся в очереди, бесперебойно толкаясь и размахивая руками, отстаивая своё место. Вчера, после занятий, я забрёл в профком, кто-то сказал там можно получить билеты на французское кино, вместо билетов записали в кружок юного пожарника и дали талоны на питание. Достаю талоны и думаю как и главное что на них можно съесть, подбегает Бобер:
«О.. талоны! Где взял?» – и не дожидаясь ответа, хватает их и размахивая подносом сливается с очередью, через несколько минут появляется около кассы, смеётся, с кем то здоровается и продвигается ко мне. На подносе аппетитно парят две двойные порции и пара компотов. Именно об этом я и мечтал, столовские супы даже лень нести.
«Ты бы хоть место занял!»
Я обнаруживаю Анохина, тщательно пережёвывающего салат, и мы направляемся к нему.
«Ганс хочешь котлету?» – благородно предлагает Бобёр, видя, как Андрей сиротливо поедает салат, но Ганс вежливо отказывается.
Эта кличка быстро прилипла к нему.
Обычно после обеда студенты собирались кучками во дворе техникума, курили и обсуждали местные новости и сплетни.
Я лежал на траве около аккуратно подстриженных акаций и дремал под осенним, приятным, свежим солнцем, Андрей присел рядом и открыл книгу.
По двору бегала дворняга, подбегала к ребятам негромко лаяла и виляла хвостом, выпрашивая пищу. Володя Золатарёв, плотный, кудрявый парень, сынок директора овощного, пнул её ногой, – дворняга заскулила и отбежала.
Андрей закрыл книгу, подошел и спросил, зачем он это сделал.
Золатарёв ухмыляясь ответил :
«А ты кто такой, чтобы мне указывать! Иди на…»
Андрей резко, не размахиваясь, ударил и …. сломал Золатарёву челюсть.
Золатарёва увезла «скорая», а через несколько дней в группе состоялось комсомольское собрание. И недавно выбранный комсорг, Паша Дьячков, естественно по прозвищу Дьячок, правильный, идейный парень, который собирался стать членом партии и хотел построить коммунизм, если и не во всей стране, то хотя бы в отдельно взятой группе, в конце своей пламенной речи, сказал такие слова :
«Как это можно просто так, внезапно, ударить человека, словно классового врага! Это просто обыкновенный фашизм! Гнать его надо из наших рядов!»