Страница 4 из 7
Дразнить сторожевых собак с высоты бетонного забора: Нужно было забраться на двухметровый бетонный забор, окружавший стройку или промышленный объект, и, подобно канатоходцу, быстро идти, раскинув руки для балансировки, по его узкому и, к тому же, скошенному под углом верху. Внизу заливались злые сторожевые барбосы и торчала арматура. Что могло произойти в случае падения, сейчас как-то и представлять не хочется. А тогда, видимо, Бог миловал.
Играть «в слона»: Молодецкая забава для крепких молодцев. Делились на две команды, человек по пять-шесть каждая. Одна команда становилась друг за другом, согнувшись пополам и плотно прижавшись друг к другу. Таким образом, из наклоненных спин формировался «слон». Другая же команда должна была в полном составе запрыгнуть на этого «слона» по такой же прыжковой технике, как на уроках физкультуры прыгают через «козла». Стратегия успеха состояла в том, что первый прыгающий должен был прыгнуть как можно дальше, чтобы приземлиться ближе к голове «слона» и оставить достаточно места для прыгающих после него. Выигрышем считалось, когда команда прыгающих в полном составе могла разместиться и удержаться на «слоне». Тогда, по правилам игры, покоренный «слон», истошно трубя, должен был провезти гогочущих наездников метров двадцать вперед. Если же кому-то из прыгающих не хватило места на спине «слона», или же, если, не удержавшись на «слоне» после прыжка, кто-то боком сползал вниз, то команда прыгавших считалась провалившей гейм и сама становилась в наклонную позицию в качестве «слона». Надо сказать, что прыгали качавшиеся дюжие молодцы, и принимать на спину такой удар было весьма нелегким испытанием. Но было весело, и образовавшаяся свалка со стороны напоминала какое-то безумное регби без мяча.
Плавить свинец: Свинец завораживал нас в детстве своей легкоплавкостью. Сырьем для юных металлургов служили свинцовые решетки из повсеместно валявшихся на свалках отслуживших свое аккумуляторных батарей. Свинцовые аккумуляторные решетки мелко крошились в жестяную банку. Крышка банки накручивалась на палку, чтобы было можно ставить на огонь и вынимать из огня, не обжегши руки. И вот – самодельный плавильный тигель готов! Нужно было подержать его над горящим костром, и через несколько минут на дне банки уже плескалась алхимически завораживающая серебристая лужица. О том, что свинец – токсичный металл, а его пары в расплавленном виде – особо токсичны, тогда никто, конечно, не думал. Расплавленный металл разливался по различный формочкам, и потом этот металлургический самиздат отягощал детские карманы. Самым распространенным изделием былая круглая свинцовая бита для игры в «пробки». Пивные пробки в различных фигурах и комбинациях выстраивались на расчерченном на асфальте небольшом квадрате. С расстояния нескольких метров нужно было точно метнуть свинцовую биту, чтобы она попала в этот квадрат, разбила композицию из пробок подобно разбиванию фигуры при игре в городки и при этом не выкатилась за пределы очерченного квадрата. Затем нужно было уже на близкой дистанции коротким броском биты точно по краю пивной пробки заставить ее перевернуться. Кто больше перевернул пробок – тот и выиграл. Была и «серьезная» разновидность этой игры для солидных пацанов, где вместо пивных пробок фигурировала мелочь, которую нужно было ударом свинцовой биты переворачивать с «орла» на «решку».
Жечь пластмассу: Вдыхание продуктов горения жженой пластмассы тоже явно не проходило по разряду ЗОЖ. Но горящая пластмасса давала очень красивое зрелище – с горящего куска пластмассы начинал быстро капать одна за одной целый дождь горящих капель. Мы в детстве называли это «напалмом» и представляли себя американскими летчиками в небе над Вьетнамом. Одна такая псевдонапалмовая капля как-то упала мне на ногу. Небольшой шрамик сохранился до сих пор. А еще была разновидность пластмассы (из нее в советское время делали некоторые виды расчесок), которая при горении, помимо пламени, давала еще невероятное количество густого белого дыма. Расческу, завернутую в фольгу, сначала поджигали, затем огонь быстро задували, и расческа в режиме бикфордова шнура быстро дотлевала, выделив обильные клубы белого едкого дыма, вроде тех, что сейчас висят при разгоне демонстраций. Это называлось бросить «дымовуху». Вообще, запах горящей помойки, к которому примешивался запах жженой пластмассы – главный запах моего советского детства.
Ловить тритонов. Тритоны относятся к классу земноводных и являются ближайшими родственниками жаб и лягушек. Но, по сравнению с родственничками, куда более элегантны, и по внешнему виду являют собой что-то среднее между рыбой и ящерицей – то ли рыба с ногами, толи ловко плавающая и ныряющая ящерица. У самцов – кокетливые пятнышки и красивейший гребень. Ну, а самки, как и у всех живых существ, кроме людей, неказисты. Из-за своей декоративности тритоны вызывали наш активный детский интерес – посадишь такую гребнистую красоту в баночку с водой и приятелям показываешь. Обитали тритоны в мини-прудиках, образовавшихся на месте брошенных песчаных карьеров, коими изобиловал огромный пустырь на окраине Битцевского леса, на месте которого к московской Олимпиаде-1980 впоследствии был построен Конноспортивный комплекс Битца. Ловить тритонов нужно было следующим образом – дождаться, когда тритон всплывет к поверхности воды за глотком кислорода (дышат они легкими), и резко подсечь его сачком. Из-за стремительности тритона при нырянии в расположении ловца было не более секунды для точного движения.
Ловить майских жуков. Сейчас майский жук в черте города вещь довольно редкая. А в 70-х в зеленых зонах Москвы их было весьма изрядно. Как и тритон, майский жук привлекал своей мимимишностью и декоративностью. Совершенно не кусающийся, он пленял взоры своей крепкой сбитостью, джентельменскими светло-коричневыми тонами, милой неуклюжестью и великолепными брежневскими бровями. Плененных жуков держали или в спичечных коробках на подстилке из березовых листочков (вот тебе и тюремная пайка, дружище). Либо более брутально – на привязанной к ноге нитке, дабы создать у жука ненужную иллюзию, что можно улететь, а потом дать ему убедиться, что свобода – это «осознанная необходимость», когда длина полета оказывается точь-в-точь равна длине нитки. Сама же ловля осуществлялась так: майскими вечерами, когда начинало темнеть, толпы зюзинских подростков устремлялись в березовые рощи Битцевского лесопарка, которые жуки запланировали себе на вечер к систематическому объеданию. Жук стартовал с травы с гудением, как у тяжелого бомбардировщика. Нужно было быстро ориентироваться по звуку и сбивать его на землю курткой, пока жук не набрал высоту выше метра-полтора. На более высоких эшелонах зенитные системы юных зюзинцев были уже бессильны, и жуки с мерным гулом уходили под кроны берез, глядя с высоты полета на подпрыгивающих и размахивающих снятой верхней одеждой охотящихся молодых питекантропов.
Бродить по улице с кассетным магнитофоном. Это сейчас «музыку с собой» закомпактили до размера смартфона. А в 70-х наиболее миниатюрным устройством для воспроизведения музыкального звука были кассетные магнитофоны. В самом конце 70-х появились первые советские переносные кассетные магнитофоны – «Весна» и «Электроника». «Электроника» весила три килограмма, «Весна» – четыре с половиной. «Электроника» была более элегантной и эргономичной, зато квадратная и габаритная «Весна» – менее «жующей» кассету, и куда более прочной. У «Весны» практически сразу отлетала крышка, прихлопывающая кассету (видимо, эта деталь, как в анекдоте про лишние детали «Жигулей», была попросту функционально не нужна), а в остальном магнитофон был практически неубиваем. «Весна» легко выдерживала падение со стола, и им реально можно было драться! Размашистый свинговый удар четырехкилограммовым магнитофоном в голову в уличных разборках выводил на время из строя даже самых крепких противников. Поэтому «Весна» стала любимым многофункциональным девайсом дворового пролетариата – как говорится, не только музыка. Что касается музыки, то из переносных кассетных магнитофонов, тогда обычно на всю улицу пер Высоцкий, Юрий Антонов и Макаревич. Или какие-то сиюминутные шлягеры. Для меня, отличника, сидевшего дома и зубрившего уроки, проходившие под окном вольные двоечники с орущим тяжеловатым магнитофоном, лежащим на согнутой в предплечье руке, выкрикивающие что-то веселое матерное и получающие в ответ одобрительное хихиканье своих лихих боевых подруг, были символом абсолютной, почти космической свободы, которой я, выполнявший родительский таргет по всем пятеркам в четверти, был, в моем понимании, так жестоко и несправедливо лишен.