Страница 7 из 7
В нашем крестьянско-советском генеалогическом древе не совсем типичным ростком была только бабушка по папиной линии. Она единственная, у кого корни уходили в дореволюционную Москву. Происходила она из купеческого рода евреев-выкрестов, которые вели очень милый интеллигентный бизнесок – торговали театральным реквизитом и бутафорией. Держали лавку в Верхних торговых рядах (нынешний ГУМ) и жили в собственном двухэтажном деревянном особнячке рядом с Донским монастырем.
Когда пришла советская власть, быстро поняли, что особнячок будут уплотнять, и, сработав на опережение, «самоокоммуналились». Был, оказывается в те годы такой маневр – не дожидаясь уплотнения чужими, перетаскивали к себе всю ближнюю и дальнюю родню и жили «коммуналкой», ютясь по нескольку человек в комнатушках, только уже «со своими». Впрочем, как показывает наш опыт тесного совместного проживания в «хрущевке» тремя поколениями, скандальность совместного быта «со своими», может, мягко скажем, не сильно отличаться в лучшую сторону от коммунальных словопрений с чужими.
В 60-х ветхий особнячок снесли, а его обитателей раскидали по отдельным квартирам в новостройках, что тогда все они восприняли как безусловное благо. Мои бабушка с дедушкой и только что поженившиеся мама с папой поехали, соответственно, в «хрущевку» в Зюзино.
Дед по папиной линии был родом из крестьянской семьи, проживавшей в Орловской губернии. Всю гражданскую войну осмотрительно просидел на печи, видимо, дожидаясь, чья возьмет. Когда, наконец, стало ясно, где находится «правильная сторона истории», оперативно вступил в компартию и пошел на пять лет служить в Красную Армию (в 20-е годы не было призыва, и служили добровольно). Имея партбилет в кармане и образцовую службу в армии за спиной (дослужился до старшины), был направлен в Москву, где после многочисленных «пулеметных курсов» и некоего «коммунистического университета имени Свердлова»1 стал низовым советским номенклатурщиком. Возглавлял отделы, небольшие управления, был замом в каких-то строительных трестах. Вершиной его карьеры стала должность директора маслобойного заводика, где работало несколько десятков человек (я, похоже, повторил его карьеру, где моим высшим корпоративным достижением стало директорство в одной частной конторке с пятьюдесятью сотрудниками). От мелкономенклатурных аксессуаров у деда осталось черное кожаное пальто «а ля Жеглов», которое я с удовольствием примерял в детстве, представляя себя в мыслях то Высоцким в образе, то папашей Мюллером.
В 1941 году дед добровольцем ушел на фронт. Прошел всю войну – от старшины, замкомандира роты, до капитана, замкомандира полка. Воевал и пехотинцем, и танкистом. Был несколько раз тяжело ранен. Три раза горел в танке. Какого-то выдающегося иконостаса наград у деда не было – видимо, как и большинство людей на фронте, он был «выживальщиком», а не «адреналинщиком». Был награжден медалью «За оборону Москвы» и Орденом Отечественной войны I степени.
Сейчас все наградные листы за ордена выложены в интернет. Можно почитать, кто и за что их получил. В наградном листе деда было указано, что он во главе своего танкового батальона ворвался на узловую станцию в Восточной Пруссии. Отразил четыре немецких танковых контратаки. Будучи раненым, не выходил из боя и продолжал командовать своим подразделением.
Дед удачно получил ранение и орден под самый конец войны – в марте 1945 года. До конца войны можно было героем посидеть в медсанбате (обиднее всего погибать именно в последний месяц боевых действий). Но что-либо духоподъемное «про войну» дед нам наотрез рассказывать отказывался – что для человека несколько раз горевшего в танке, наверное, и понятно – и до конца жизни во сне громко кричал от ужаса, когда ему снилась война.
Выйдя на пенсию в 60-х, дед вернулся к своим крестьянским корням и всецело посвятил себя садоводству. Все деревья и кустарники вокруг нашей пятиэтажки – как фруктовые, так и декоративные – были посажены им. А по вечерам смотрел по телевизору советские политические ток-шоу, где локальные сыны Сиона – зануда Зорин и живчик Бовин – выводили на чистую воду международный сионизм.
Наличие во мне двух кровей – русско-крестьянской и торгово-еврейской – привело к изрядной противоречивости моей натуры. То горят в моей душе огненными скрижалями пламенные словеса из «Бесогон ТВ», то вдруг становятся близки и понятны резоны того самого Каца, который предлагал сдаться.
Вообще, кровь – она сильная штука. Вот, вполне себе натурный эксперимент. В нашей многочисленной родне есть три ветви: русские+евреи, русские+татары и русские+марийцы (финно-угорский народ). Все в чем-то преуспели, но во всей родне лишь у моего папы и меня фиксировалась выраженная тяга к книгам и, вообще, печатному слову.
Папу всю жизнь четко и однозначно принимали за еврея несмотря на что ни на есть русскую дедовскую фамилию. В старости его иногда путали с балетмейстером Григоровичем, а в молодости один бдительный советский гражданин принял отца за разведчика-предателя Пеньковского, высадил из трамвая и сдал на руки наряду милиции для выяснения личности.
Мама с ее крестьянской сметкой (ее родители – выходцы из крестьян Липецкой области) наставляла вечно витающего в облаках книжности папу словами, относящимися по большей части к категории непечатных. В этом симбиозе печати и непечатности и проходило, по большей части, мое семейное воспитание.
Что же касается школы, то, наряду с армией и (опционально) тюрьмой, она являлась ключевым социальным институтом, где ковался и проходил огранку советский гражданин. Вот что интересно: школа нашим гражданам в плохих снах продолжает сниться до конца жизни, а вуз, где вроде тоже чему-то учили и как-то воспитывали, – нет.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
1
Вуз существовал в 30-е годы и давал эрзац высшего образования для партийцев. Учились в нем от 8 месяцев до 4 лет. В среднем, 2 года.