Страница 7 из 32
Тьма стояла кромешная, как глухой ночью, а факелов у нас не было. Хотя мы тесно прижались друг к другу, дождь барабанил так, что слова тонули в шуме. Кричать же здесь мы не осмеливались.
Чем были прежде эти руины? Здание располагалось близ дороги и вполне могло служить таверной или казармой для патрульных. Кому дано понять замысел Древних?
Одной рукой я ощупал стену – поверхность была совершенно гладкая, в отличие от внешних стен, выщербленных временем. Мои пальцы не могли отыскать швов. Но как же плиты соединялись между собой?
Внезапно…
Я могу поклясться, что не спал. Во всяком случае, таких снов я в жизни не видел.
По дороге что-то двигалось. Плотная мгла не давала ничего рассмотреть. Различались только силуэты, напоминавшие людей.
Все они шли в одном направлении. Отступление. Нет, не бегство от наседающего врага, а отступление перед какими-то обстоятельствами. Казалось, люди уходят из родных мест, где долго жили и пустили глубокие корни.
Я понимал, что путники не принадлежат к одному народу. Одни из них, проходя мимо нас, вызывали острое чувство сожаления, потери – такое отчетливое, как будто они кричали вслух. Чувства других беглецов читались труднее, хотя они тоже были глубоки и остры.
Слышу ли я плач сквозь шум дождя? Скорее всего, путники плачут мысленно, и их горе так подействовало на меня, что я закрыл глаза руками. По пыльным щекам потекли горькие слезы…
– Керован!
Призрачные тени исчезли. Рука Ривала лежала на моем плече. Он тряс меня, будто стараясь пробудить ото сна.
– Керован! – В его голосе послышались повелительные нотки.
– В чем дело?
– Ты… ты плачешь. Что с тобой?
Я поведал ему о народе, который уходил куда-то, охваченный горем.
– Похоже, у тебя было видение, – произнес он задумчиво, когда я закончил рассказ. – Возможно, так Древние покидали эту страну. Ты никогда не пробовал себя в дальновидении? Не искал в себе проявлений Силы?
– О нет!
Мне не нужна еще одна тяжесть, которая окончательно отделила бы меня от людей. Достаточно проклятия, лежащего на нашем роду. Я не хотел идти по пути, по которому идут Мудрые женщины и некоторые мужчины вроде Ривала. И когда он предложил мне испытание, я сразу и без сомнений отказался. Ривал не настаивал. Только добровольцы могут ступить на трудный путь дальновидца, требующий более суровой дисциплины, чем путь воина.
Когда буря стихла и небо вновь просветлело, можно было продолжать путь. В выбоинах и ямах стояла вода. Мы наполнили бурдюки, напоили лошадей.
Что же это было: сон или видение? Впрочем, вскоре я уже забыл об остром переживании, которое так на меня подействовало. И был рад, что забыл.
Дорога, которая прежде шла прямо, теперь стала описывать широкую дугу, отклоняясь к северу. Она вела все дальше в неизвестность Пустыни. Впереди в вечернем небе мы увидели темную голубую линию, напоминающую горную цепь.
Земля здесь была более гостеприимной. Все чаще попадались деревья, а не чахлые кустарники, окруженные засохшей травой. Вскоре мы дошли до моста, переброшенного через бурный поток, и приготовились к ночлегу. Ривал решил расположиться не на берегу, а на песчаном мысе. Вода в реке поднялась после дождя, бурные волны разбивались о прибрежные камни, обдавая нас брызгами.
Я согласился с неудовольствием, ибо считал, что место выбрано неудачно. Ривал почувствовал мое настроение:
– Здесь опасно, Керован. Лучше принять обычные предосторожности… и необычные тоже.
– Обычные предосторожности?
Он показал на воду:
– Через такой бурный поток не перейти. В случае нападения нам придется защищаться только с одной стороны.
Я раскидал камни, расчистив место для нас и для лошадей. Ривал запретил разводить костер, хотя бурная речка нанесла много топлива. В воде бурлила своя жизнь. Я увидел темный силуэт такой длины, что можно было предположить, что рыбы этой страны были огромных размеров, хотя меня и мучило тревожное подозрение, что эта тень под поверхностью воды не похожа ни на одну из рыб, которых я знал. Я решил, что в Пустыне лучше не слишком глубоко копаться в неизвестном.
Мы решили поочередно стоять на страже, как будто находились в окружении противника. Когда пришла моя очередь сторожить, я был настолько встревожен, что в каждой тени видел подползающих врагов. Но потом я постарался взять себя в руки и успокоиться.
Луна вышла во всем блеске. Яркие лучи, освещая долину, делали ее черной и серебряной – серебряной на открытом пространстве, черной в тени. Вдали слышался стук копыт, и наши лошади ржали и беспокоились. Видимо, это были их дикие собратья. Однажды донесся печальный вой, подобный вою волка, вышедшего на охоту. И что-то большое и крылатое медленно и бесшумно пролетело над нами, словно осматривая незваных гостей. Но эти звуки не были пугающими сами по себе: все знали о существовании диких лошадей, волки нередко забегали даже в долины, а крылатые хищники водились повсюду.
Нет, вовсе не звуки тревожили меня. Меня тревожило то, чего я не слышал. Складывалось впечатление, что в этой черно-серебряной долине скрывается кто-то или что-то – следит за нами и слушает наши разговоры. Только я никак не мог решить, хорошо это или плохо.
Утро и солнце прогнали мои фантазии. В дневном свете открытая пустынная долина вовсе не была жуткой. Мы переехали мост, двинулись по дороге дальше и в полдень добрались до подножия гор. Их вершины были остры как ножи. Дорога сузилась – по ней можно было проехать только двоим – и часто петляла, бежала то вверх, то вниз. Те, кто прокладывал дорогу, похоже, следовали по самому легкому маршруту в этом лабиринте гор.
Здесь Древние тоже оставили свой след. На каменных стенах были высечены лица, некоторые гротескные, другие человеческие и добрые. Кое-где встречались надписи, и Ривал их терпеливо срисовывал, надеясь, что когда-нибудь ему удастся прочесть письмена Древних.
Он потратил так много времени на копирование, что полдень застал нас в узком ущелье. Решив отдохнуть, мы устроились под самым подбородком широкого лица, надменно смотрящего на нас из глубины утеса.
Я долго изучал его и чем больше вглядывался, тем более знакомым казалось мне это лицо. И хотя мы были со всех сторон окружены причудливыми изображениями, ощущение слежки пропало. Впервые за все время нашего путешествия настроение мое улучшилось.
– Почему здесь столько наскальных рисунков? – спросил я. – Чем дальше, тем их становится больше.
Ривал прожевал кусок хлеба и ответил:
– Возможно, мы приближаемся к очень важному месту – часовне, Святилищу или даже к городу. Я годами собирал и анализировал рассказы торговцев: никто из них не забирался так далеко по дороге.
Я видел, что он возбужден, ждет какого-то важного открытия. Самого важного из сделанных за долгие годы путешествий по Пустыне.
Быстро закончив перекус – нами уже овладело нетерпение, – мы поехали дальше. Дорога все извивалась между холмами, изображения стали более сложными. Теперь линии образовывали замысловатые узоры. Перед одним из них Ривал остановился:
– Великая Звезда! – Он был охвачен трепетом.
Я всмотрелся и наконец выделил взглядом пятиконечную звезду. В хитросплетении линий найти ее было довольно трудно.
– Великая Звезда? – переспросил я.
Ривал соскочил с лошади, подошел к утесу и начал ощупывать глубоко высеченные линии, словно желая пальцами подтвердить истинность того, что видят глаза.
– Это способ, насколько нам известно, призвать одну из высших Сил, – сказал он, – хотя всё, кроме замысла, для нас утрачено. Никогда раньше я не встречал такого сложного рисунка. Надо его скопировать.
Ривал достал рог с чернилами, плотно закупоренный для путешествий, перо, новый кусок пергамента и принялся за работу. Я изнемогал от нетерпения, глядя, как аккуратно и любовно прорисовывает он каждую черточку, то и дело сверяясь с оригиналом.
– Проедусь немного, – сказал я.
Ривал что-то хмыкнул в ответ, не поворачивая головы.