Страница 6 из 73
– Только не стреляйте, молю вас!..
Парню, кажется, было лет семнадцать-шестнадцать. Тонкий и слабый на вид, со смазливым мальчишеским лицом, искаженным выражением страха и боли. Он держался за простреленное, окровавленное плечо. Длинные волосы были белы, как снег, на концах и стально-серыми у корней, будто он уже начал седеть. Его можно было бы принять за обычного мальчишку, если бы не черные, без белка, глаза, от которых дрожали коленки.
Или это была дрожь от осознания того, что я ранила живое существо? Меня вдруг затошнило от запаха крови, от вида того, как она густыми каплями неумолимо заполняет собой все пространство. Как она пачкает собой чистое, светлое пространство вокруг. Раны на теле – это то, что всегда вызывало во мне брезгливость. Это было так противоестественно, мерзко – эта обнаженная ранами плоть, что было почти больно.
Однажды я сломала себе нос во время тренировки, и у меня потекла кровь. Ее было так много, что все руки были алыми. Скользкими, мерзко пахнущими металлом и – алыми. Гадость. От одного вида мне поплохело, глаза заволокло пеленой, и я запаниковала, меня куда-то понесло в попытке сбежать от этого запаха. Но он шел от меня – куда сбегать? В итоге я врезалась в дверь и потеряла сознание.
Прямо на глазах у брата, который смеялся надо мной. Прямо под его смех я лишилась чувств.
Почему я решила, что теперь все будет иначе? Видимо от того, что «злой дух» не представлялся мне чем-то из плоти и крови. Но кровь у него было, и меня от нее тошнило. Я упала на колени перед парнем, выронив арбалет – точнее брезгливо отбросив его, будто ядовитую змею.
– О Боже!.. О Боже, – шептала я, – Божебожебоже! Что делать?! Надо ее вытащить? Или не надо?..
Меня трясло, как в лихорадке. А если он умрет?.. Парень посмотрел на меня настороженно.
– Я-я сам… Только… – он неуверенно улыбнулся, – Только вы больше не стреляйте, хорошо?
Я закивала так, что чуть мозги себе не вытрясла. Парень вдруг схватился за древко прямо у раны, сморщился, будто вот-вот заплачет, и резко дернул ее от себя, что-то прошептав. Он откинул стрелу в сторону и зажал ладонью рану, из которой еще сильнее хлестнула кровь. Закашлялся кровью, пугая меня еще больше, но упорно продолжал что-то шипеть. Вокруг руки скопилось голубоватое сияние, и спустя пару мгновений он отвел руку и будто сдулся, расслабляясь.
– Т-ты как? – сипло выдохнула я.
Он неуверенно улыбнулся.
– Все уже хорошо. Совсем не больно.
– Правда? – не поверила я, – К-крови так много.
– Уже зажило, смотрите, – он отвел край своей одежды и показал мне окровавленное плечо, на котором, все же, не было и следа раны. Я выдохнула и плюхнулась на холодный пол.
Пару минут мы просидели в молчании, переводя дух. Но решать что-то надо было. Тем более, что, кажется, уже начинало темнеть…
– Ты лебедь? – спросила я.
Он кивнул.
– Летел бы ты домой. Не все такие жалостливые, как я.
Я чуть скривилась. Быть мягкотелой – не очень приятно. Хотя в обществе принято поощрять доброту и сострадание, мне, конечно, еще в детстве объясняли, что это просто попытка привить стаду удобные качества для манипуляций. А быть удобным – не повод для гордости.
Но мне уже было не пять лет, чтобы кричать: Нет-нет, я не такая! Такая. Тихея Роттер не терпит вида крови и ревет даже над мышью, угодившей в ловушку. И я сколько угодно могла понимать, что мелкая тварюшка грызет запасы и гадит по углам, все равно жалко. И лебедя, с какой бы изнанки он не взялся, мне бы тоже было жалко отдавать ученым на растерзание. Будь он безумной тварью без зачатков разума, как нас учили – другой разговор. А так – я просто не смогу.
Даже если сейчас он просто притворяется, даже если перевертыш выбрал этот образ, чтобы надавить мне на жалость, даже если никакой он не ребенок… Если есть шанс, что то, что я вижу – правда, спать я спокойно не смогу.
Я устало вздохнула. Еще один план коту под хвост! Почему каждый раз, как у меня что-то получается, я не могу этим похвастаться? Лучше бы я позорилась так же тихо…
– Давайте я вас провожу, – вдруг предложил он, и я удивленно вскинула брови, – Ну, вы же не колдунья, да? Можете заблудиться… Давайте я вас выведу из леса, чтобы не потерялись?
– Это… – я задумалась, – Это было бы очень мило!
Пока мы шли, он то и дело поглядывал на меня с любопытством, все не переставая мягко улыбаться. Но стоило поймать его взгляд, смущался и отворачивался. Сама-то я разглядывала его без всякого смущения! Не то что бы я была такой смелой, но он внушал мне какое-то ощущение того, что я старше и умнее. Это было приятно. Давно я себя не чувствовала подобным образом.
Когда мы уже подходили к границе леса, я почувствовала разочарование и уныние. Даже если я расскажу, что зашла в Колдовской Лес, кто мне поверит? Скорее решат, что я уже завираюсь, лишь бы хоть чем-то выделиться. Я глянула на лебедя.
Парнишка был где-то с меня ростом. У него были тонкие и не слишком запоминающиеся черты лица. Про такого можно было бы сказать – очаровательный юноша. Не к чему придраться. Но и не то что бы в его чертах было что-то особенное. Только вот нечеловеческая порода уж точно надолго запомнится любому! Стоило ему уставиться на меня своими черными глазами, я вспоминала все местные байки про чудовищ, а длинные белесые волосы были, как у старухи.
Он был одет в простенький, но симпатично расшитый серый кафтан, и мой разум заклинивало при мысли, что на Той Стороне, в обиталище злых духов, есть швеи, а может даже швейные заводы…
– Ты полетишь домой? – спросила я скорее что бы хоть что-то спросить.
Он ответил не сразу.
– Не знаю…
Я возмущенно на него уставилась.
– Что значит – не знаешь?! Тебя даже я поймать смогла! Останешься здесь – точно отловят! И знаешь что?! – завелась я, – Я не переживу, если вся слава могла бы достаться мне, а достанется кому-то другому! Так что проваливай домой, парень.
Он удивленно округлил свои жуткие черные глазища, и я вдруг заметила, как резко выделяются на их фоне длинные, белые ресницы. Красиво…
– Ну, понимаете, я сбежал из дома… – начал он, – Неловко было бы так вот возвращаться. Родители хотят, чтобы я унаследовал их дело… – смутился он, – А я вот не хочу.
Вообще все это звучало абсурдно. Начиная с того, что у жуткой нечисти есть дом и заканчивая тем, что оттуда можно по-юношески сбежать, потому что родители давят. Я нервно хохотнула.
– Неловко будет, если тебя вскроют ученые, чтобы изучить, – скривилась я от собственного ворчания, звучавшего уж больно по-стариковски, а потом понимающе уточнила, – Что, не вытягиваешь их ожидания?
– Да нет, – улыбнулся он, – Вытягиваю даже слишком хорошо. Хотя лучше бы не.
Я скрипнула зубами. Даже тщедушный парнишка вытягивает ожидания своей семьи, черт!
– Ну, думай сам, – мотнула головой я и вдруг разозлилась, – А мне пора домой!
Я уже видела поляну и, наплевав на все, кинулась к ней бегом. Можно было бы подумать, что я как всегда бегу от того, что мне неприятно, но на самом деле я просто захотела размять мышцы. Выбежав на середину поляны я обернулась, чтобы сказать что-нибудь ему на прощание, но парень будто растворился в жутких мерцаниях ночного Леса.
– Когда успело стемнеть?.. – я сглотнула, и тело вдруг пробило противной мелкой дрожью, – Господи, а если бы я не вышла… – вдруг дошло до меня, и я мотнула головой, переключая себя на что-то более простое, – И как теперь в этой темени дойти до дома и не переломать ноги?
Девушка вышла с поляны, что-то бормоча себе под нос, явно чтобы успокоить себя звуком собственного голоса. Стоило ей отвернуться от границы антимагической зоны, юноша изменился в лице. Робкая улыбка стекла с него, будто вода, и юноша начал растирать щеки ладонями.
– Щеки устали! – вздохнул он и пообещал себе не улыбаться хотя бы неделю, – И что, прямо вот теперь домой лететь?..
Глава 3