Остров

– Успокойся, – ласково обращался к дреговинке Людомир, —вот, возьми мой плащ и прикройся им. Я не причиню тебе вреда. Если хочешь спастись, то делай, что я говорю.

Людомир, укутавший в плащ испуганную и жалкую из-за пережитого страха Огнеславу, усадил её на коня и ускакал с ней в лагерь. Он жил с неё во время похода, даже не предпринимая попыток притронуться к её телу. Другие не смели, потому что знали, что Людомир сразу же убьет их, даже если слегка заподозрит кого-то в желании отнять у него его женщину. Осуждения такая «любовница» Людомира у авиридских воинов не вызывала, некоторые из них сами возили походных жён, часто меняя их после очередной победы. Но Огнеславу такая участь обошла стороной. Людомир вернулся из похода и привёз её с собой в столицу, где она поселилась в его тереме, из которого не хотела выходить в непривычный для себя город. Загадочная сожительница Людомира вызывала множества слухов по всему Авиридану, который мгновенно извращал всякую полученную весть.

Кто-то говорил про Огнеславу, что она является волосатой лесной ведьмой, околдовавшей Людомира. Кто-то, наоборот, нахваливал красоту увиденной мельком дреговинки. Некоторые же даже считали её шлюхой, сумевшей обольстить гордого Миндала. Много было слухов. И многие из-за них поплатились. Так, один из советников князя, боярин и старый интриган Полкан Лукич во время одного из пиров, напившись, шутил, что Людомир после того, как спит со своей любовницей, отдаёт её по кругу своим слугам.

На следующее утро Людомир узнал про похабную шутку и решил наказать болтуна. Тот же сидел в одной из зал княжеского терема, читая письма из других уделов княжества. Неспешно проводя глазами по неровным строчкам и иногда беря скрипучее перо, чтобы написать ответ, старик Полкан ничего не подозревал, когда к нему зашёл улыбающийся Людомир. Лукич не заметил едва видное бешенство в глазах княжеского телохранителя и полководца, который после нескольких вежливых фраз и вопросов о здоровье боярина вдруг проскрежетал зубами:

–А хочешь, я отдам своим слугам твою старуху? Они её по очереди отымеют.

Теперь Лукич уже увидел наигранную улыбку на лице склонившегося над ним Людомира, и что костяшки его рук, плотно сжавших ножки кресла, побелели. Старик хотел было крикнуть о помощи, как Людомир схватил его за затылок и впечатал в крепкий дубовый стол, сломав нос. После того, как Людомир ещё несколько раз ударил своего недруга головой о стол, он вытащил за бороду княжеского советника на улицу и прилюдно выбил у лежачего боярина передние зубы. Стражники не посмели помешать их командиру, который бывал страшен в гневе и оттащили того от Лукича, только когда увидели, что Людомир вот-вот убьёт старика, который валялся без чувств в луже грязи, со слипшимся от крови на лице и макушке волосами и едва покачивающимся большим пузом.

Князь за такое самоуправство осерчал на своего телохранителя. Любого другого за это наказали бы большим штрафом и плетьми, но не Людомира. Его отправили в дальний поход искупать вину. В случае своего возвращения Людомир должен был отдать часть своей доли от военной добычи Лукичу. Так князь решал две проблемы одновременно: по сути, безнаказанно позволил задать трёпку нелюбимому боярину, которого не мог просто так подвергнуть опале, и отправлял в неизвестность Людомира, с которым у него в отношениях уже появилась прохлада.

С задания Людомир вернулся с княжеским прощением и большой взятой данью. В честь победителя устроили пышный пир, на котором вино и мёд текли рекой, а уставшие с дороги воины прилюдно ласкали девок. Никто и не вспоминал про распутника Лукича, который умер от удара в одном из притонов на окраине Авиридана за несколько недель до возвращения Людомира.

Немного побыв на пиру и наслушавшись ласковых слов от князя и членов ближнего Совета, Людомир, взволнованный словно подросток, заспешил к своей возлюбленной, с который так и не был близок с того момента, как повстречал её. Он не домогался Огнеславы, дал ей полную свободу и осторожно, боясь спугнуть выказывал своё расположение к ней. Дреговинка поначалу напоминала запуганного маленького зверька: дико смотрела на Минадала и его слуг, кроме одной старой и доброй служанки, с мягкими и нежными бабушкиными руками, заплетавшей косы Огнеславе. Но со временем она поняла, что Людомир мил с ней, потому что любит её и никогда не обидит. Постепенно стена льда между Огнеславой и Людомиром начала оттаивать, но молодые вынуждены были расстаться на время из-за происшествия с Лукичем.

Вернувшись в свой терем, Людомир ворвался в покои Огнеславы, которая с нетерпением ждала появления авирида, которого смогла полюбить, несмотря на все причинённые его народом горести её сородичам. Остановившись всего лишь на мгновение, показавшееся влюблённым тягучим, как застывший дёготь, Людомир рывком взял Огнеславу, и потом десять дней не выходил с ней из своего терема, не отвечая на посылаемые ему по всяким мелочам записки от князя.

Спустя девять месяцев у Людомира появилась дочь Рогнеда, а также исчезла радость в жизни вместе со смертью любимой жены. С тех пор Людомир стал ходить бирюком, мало улыбался. В битвах дрался безрассуднее и более жестоко. Немая, не могущая излиться тоска засела в сердце воина, который замкнулся в себе и избегал дружеских бесед с родственниками и братьями по оружию. Видя устрашающее остервенение своего и без того своенравного телохранителя, князь отправлял его в набеги и рейды против разбойников и мятежников, пытавшихся вернуть независимость окраинам авиридского княжества. Дальние земли княжества и соседние племена заливались кровью, а сердце Людомира ненавистью к себе за то, что не смог спасти любимую, и дочке за то, что убила при родах собственную мать.

Тогда из одного из походов Людомир привёз и второго своего ребёнка – мальчика Добрыню. Людомир ничего не рассказывал о матери сына, а те, кто её видел, не решались много болтать про неё, помня, как жестоко расправлялся Людомир с теми, кто распускал сплетни про его усопшую жену. Знали только, что она была из одного из дальних королевств, куда забралось сметающее всё на своем пути небольшое, но ожесточённое и закалённое в битвах войско под командой Людомира.

Мальчик был крупным и темноволосым, как его отец. Много ел и спал и во время сна всё норовил вылезти из плотно опутавших его пелёнок. Видимо, беспокойство отца передалось и сыну, который, тем не менее, рос богатырём и вызвал полный восторг в женской части Людомирского терема, где жила его мать с остальными двумя младшими ещё не сватанными сёстрами. Мальчика баловали, постоянно гладили и тискали, а также кормили за троих.

Людомир в то время мало обращал внимания на детей. Он всё также был безутешен в своём горе, лишившем его спокойного сна. То и дело он просыпался ночью от услышанных во сне криков Огнеславы во время родов. Прошлое было жестоким, и оно не отпускало дружинника.

Всё изменилось после ещё одного трагического случая, из которых только и состояла жизнь Людомира: либо он убивал, либо умирали дорогие его сердцу люди. Во время очередного похода, авириды пошли брать дань с абиситского королевства, исторической родины Людомира. Сложные чувства одолевали Людомира, с одной стороны он, по большей своей части уже был авиридом, как его мать, любил авиридские сказки и песни, и все его друзья были авридами. С другой стороны, отец научил его абиситскому языку и традициям, и по ночам он вместе с отцом, дядями и всеми своими родными и двоюродными братьями тайно ходили в особую рощу молиться абиситским богам. Любил Людомир и абиситских купцов, часто приезжавших в авиридское княжество. Их юмор был необычным, но очень смешным. Они были хитрыми, но на этих балагуров было трудно обижаться. Эта симпатия к народу своего отца и деда и сыграла в походе с Людомиром злую шутку, но помогла разобраться в себе.

Холодная дикость, всегда сопровождавшая в походах Людомира, начала угасать по мере продвижения в абиситские земли. Особенно поразило сердце Людомира Логосское озеро, которое безмятежно растекалось голубым зеркалом средь изумрудных холмов. Людомир на какое-то мгновение был почти готов поверить в Великую Мать, по Писаниям, проповедавшей на Логосских холмах своим последователям. Но языческие корни и закалённый в боях цинизм взяли своё.