Венец карьеры пахана

Но, по всей видимости, у майора Журавлева на его счет были совершенно иные соображения. Не замечая некоторой нервозности Зиновьева, он вдруг спросил:

– Вы сообщили о смерти вашего приятеля его родным?

Вопрос прозвучал упреком, и Зиновьев невольно поежился. Дело обстояло несколько сложнее – с Антоном они не были закадычными друзьями. Их связывало только несколько общих знакомых, да нынешний полевой сезон, проведенный в поисках камней. Всего лишь какой-то год назад они даже не подозревали о существовании друг друга. О своем компаньоне Зиновьев знал немного, разве только то, что проживал тот где-то на окраине Екатеринбурга вместе с сестрой и матерью.

– Нет. Я ведь даже не знаю, где он живет, – помявшись, виновато признался Никита. – Сообщите лучше вы. Вам ведь все равно положено это делать.

Майор как-то странно посмотрел на Зиновьева и подтвердил свое согласие сдержанным кивком.

– Хорошо. Вы мне можете ответить еще на один вопрос?

– Куда же я денусь? – пожал плечами Никита.

У карьера понемногу стал собираться местный народ, но через красную матерчатую полоску, которой было оцеплено место происшествия, никто не переступал. Все с интересом поглядывали на карьер.

– Тоже верно. Согласитесь со мной, изумруды на рынок поступают по-прежнему регулярно, хотя разработка изумрудных рудников в настоящее время прекращена.

Работа на изумрудных карьерах действительно уже не велась несколько лет. И совсем не потому, что драгоценные камни никому были не нужны, как раз наоборот, необходимость в них испытывали все. Дело заключалось в том, что столь лакомый кусок не могли поделить между собой центральная и местная власть. Издавна сложилась традиция, что большая часть сырья уходила в Москву, меньшая часть изумрудов оседала в регионе. И здешние правители всерьез намеревались пересмотреть установленный процент.

Существовала еще и третья сила. Бармалей как-то обмолвился, что дважды на изумрудные копи приезжали посланцы от столичных воров в законе, однако они бесследно исчезли на обратном пути. Уж не на дне ли карьера они покоятся?

– Поступают, – вынужден был согласиться Никита.

– Тогда откуда же они берутся?

– Этот вопрос не ко мне, я этим не занимаюсь.

– Я вот к чему веду разговор: а может быть, москвичам все-таки удалось узнать, где именно в промышленном количестве добываются алмазы? Вот поэтому их и ликвидировали как ненужных свидетелей.

– Все может быть, – неопределенно пожал плечами Зиновьев.

Неожиданно подъехал милицейский «УАЗ». Тормоза скрипнули у самой красной ленточки и, придерживая съехавшую фуражку, из салона выскочил молоденький лейтенант. Не замечая обращенных на него взглядов, он подошел к Журавлеву и взволнованным голосом доложил:

– Товарищ майор, произошло еще одно убийство.

– Ну и дела! Где?

– В нашем поселке.

– Что за день сегодня, – выдохнул майор. – И кого убили?

– Местный оценщик. Все его называли Васильевичем.

Майор посмотрел на побледневшего Зиновьева.

– Ты случайно не про него рассказывал?

– Про него.

– Видишь, как оно получается. Понятым пойдешь?

– Куда же мне теперь деться? – обреченно махнул рукой Никита.

– Игорь! – окрикнул Журавлев высокого парня, стоящего неподалеку. И когда тот подошел, сказал: – Тут в поселке совершено еще одно убийство. Я сейчас пойду на место, а ты за меня останешься. Скоро подъемный кран должен подойти. Водолазы подъедут, так что проследи за всем этим хозяйством.

– Хорошо, – кивнул Игорь.

Глава 4

ДРАГОЦЕНЩИК ВАСИЛЬЕВИЧ

– Кто первый обнаружил труп? – спросил майор у лейтенанта, войдя в дом.

– Женщина... Почтальон, – начал тот. – Она у нас в поселке уже лет двадцать пять работает. Очень порядочная. Васильевич часто не бывал дома, вот он и оставлял ей ключ, чтобы газеты в дом заносила. У нас шпана того и гляди весь почтовый ящик с газетами выпотрошит, а так надежно.

– Значит, он почитывал газетки-то?

– Получается что так.

– Тебя как зовут-то? – майор внимательно посмотрел на лейтенанта.

– Лейтенант Прохоров. Матвей...

– Вот что, Матвей, о чем рассказывала эта женщина?

– Как вошла в комнату, положила газеты... Вон они и сейчас там лежат, – кивнул Матвей на табурет, на котором действительно лежала целая стопка журналов с газетами. – Думала, что дома никого нет, а когда уходить стала, то заметила, что он на диване лежит. Подошла к нему, хотела спросить, чего это он дверь не открывает. Пригляделась, а он мертвый. Ну и сразу же ко мне побежала.

– А с чего это она взяла, что произошло убийство?

– Она думала, что он просто умер. Следов-то никаких. Это я уже потом предположил. Чисто по интуиции.

– Все верно. На шее у него отчетливая полоса, значит, его задушили. Скорее всего, каким-то шнуром. – Повернувшись к Никите, майор спросил: – Тебе приходилось бывать в доме Васильевича?

– Только пару раз, – честно признался Никита. – Мужик он был скрытный, приваживать к себе не любил.

Через окно было видно, как у дома понемногу собирается народ. Ничего удивительного, Егор Васильевич был человек популярный, а потому сочувствующих должно набраться предостаточно.

У калитки стояла немолодая женщина в темно-красном платке и причитала в голос. Раза три она пробовала войти в дом, но сержант мягко и одновременно настойчиво выпроваживал ее со двора. Голос горюющей женщины нервировал, и Никита никак не мог сосредоточиться.

Из-за приоткрытой двери просматривался диван, на котором лежал Васильевич, точнее были видны только ноги покойника, выглядывающие из-под коротких штанин.

– И что же вы видели в его доме?

Никита сглотнул слюну.

– У него было много чего. Друзы аметистовые на столе стояли, топазы были величиной с кулак, помню, цитрины очень приличные лежали горкой. Он особенно ничего и не прятал. Только головой вертеть как-то тоже ни к чему. Для чего мне чужое добро!

– Тоже правильно! – легко согласился Журавлев, как-то странно посмотрев на собеседника.

Никиту обдало жаром.

– К чему вы это клоните?! Уж не подозреваете ли меня?! По-вашему получается, что сначала я убил Васильевича, потом Антона, а чтобы никто не догадался, решил сам сообщить в милицию?

Майор Журавлев улыбнулся.

– Да не переживайте вы так. Никто вас пока не подозревает. Давайте пройдемте в комнату, – сказал он дружелюбно и уверенно зашагал к распахнутой двери.

В комнате находились эксперт и техник-криминалист. Эксперт был высокий и тощий, с длиной щетинистой шеей, из которой строптиво и хищно выпирал угловатый кадык. А вот техник-криминалист, напротив, оказался невысокого росточка, очень плотный, с явно обозначившимся животиком. На правом плече у него висел широкофокусный фотоаппарат, весьма подходящий для съемок в тесном помещении, и еще один, цифровой, весьма серьезная техника. В руках он держал миниатюрную видеокамеру и слушал разъяснение эксперта-криминалиста. А когда тот, наконец, закончил, согласно кивнул и продолжил фотографировать три побитых жестяных ведра, стоящих по углам и заполненных светло-зелеными бериллами.

Труд у техника-криминалиста не хитрый, в основном черновой, знай снимай на видео и щелкай фотоаппаратом. Однако без него не обходится ни один выезд на место происшествия. В углу комнаты, на стареньком табурете стоял портативный копировальный аппарат, рядом в аккуратную стопочку были сложены десятка полтора фотографий.

Вот у эксперта работа творческая, требующая специальных знаний в области криминалистики. За один день такому не научишься. И, кроме личного опыта, в его ремесле важна интуиция, которая вырабатывается только с годами. Нужно не упустить ни одной из деталей, которые могут нести информацию о личности преступника. По тому, как морщил лоб эксперт, становилось очевидным, что дело продвигается не столь быстро, как хотелось бы.

Первое, что бросилось в глаза Никите, когда он вошел в комнату, так это большое количество друз, которыми был заставлен длинный стол, они же лежали и на полу, и по углам. Здесь были сиреневые аметисты, темно-желтые кубики пирита, спаянные между собой каким-то замысловатым образом, огромные полевые шпаты и темные, будто южная ночь, морионы. От обилия красок просто рябило в глазах, а эксперт, стараясь не раздавить какой-нибудь из оброненных камушков, всякий раз высматривал на полу свободное место. У стола в обыкновенных алюминиевых ведрах лежали зеленовато-голубые топазы, а в невзрачном тазике колючими ежиками торчали кристаллы александрита, всякий раз рассерженно вспыхивая красным цветом, как только срабатывала фотовспышка.