Вьюга злится

Валерия боялась цыган и Снежану просила обходить их стороной. Этот шумный и наглый народ наверняка был связан с милицией, потому что по Лужникам они всегда шествовали вместе: впереди шел милиционер, а за ним несколько цыганок с переброшенными через руки сумками или платками. Эти сумки прикрывали режущие инструменты, которые находились у них в руках. Замыкал процессию еще один милиционер. Цыганки втирались в толпу оптовиков, и мастерски подрезали их барсетки и кошельки. Делали они это виртуозно: одна толкала в правый бок, пока тот оглядывался, другая слева делала надрез в сумке и доставала деньги. Поймать их было практически невозможно, а даже если кому-то и удавалось это сделать, то тут же появлялся милиционер и вел всех в участок. Там цыганок уводили куда-то, но на самом деле сразу отпускали. Потерпевший писал заявление, и его тоже провожали, обещая найти пропажу. В лучшем случае делали вид, что преступление практически раскрыто, и возвращали документы. Валерия один раз была свидетелем, как один из продавцов заметил, как орудуют цыгане, и предупредил оптовика об опасности. К нему через пятнадцать минут подошел милиционер и попросил показать документы. Потом его попросили собрать весь товар и последовать в участок. Больше этого продавца никто не видел.

Были в Лужниках также воры, которые специализировались исключительно на товаре, который складировался за спинами продавцов. Валерия очень быстро подмечала их, указывала Снежане, учила ее, как быть начеку, и они никогда не попадались на таких жуликов.

Валерии иногда казалось, что она находится на передовой, только непонятно какой войны и за что воюет. Соседи по торговому месту были разные, и настоящей дружбы среди них быть не могло, каждый был за себя, и, чтобы продать свой товар, был готов почти на все. С самого утра до десяти-одиннадцати времени на разговоры не было совсем, еле поспевали с оптовиками, тем надо было быстро закупиться и отправиться на свою точку торговать. А точки у них были разные – от других районных рынков до городов.

Но после десяти, когда первая волна покупателей сходила, все немного расслаблялись, завтракали, пили кофе и оглядывались по сторонам – кто и сколько продал.

Сосед справа, бывший военный, имел привычку сразу докладывать:

– Сорок пар ботильонов забрали оптовики и пять продал даже без примерки!

Он с болью и слезами на глазах рассказывал всем соседям-торгашам про свою воинскую часть, как ее еще пять лет назад разворовали и что он вынужден был оставить службу, потому что есть нечего было. На лице у него отражались грусть и злость за то, чем он вынужден заниматься. Правда, когда к нему подходил покупатель, он преображался и становился сама любезность:

– Туфельки как раз на вашу ножку. Каблучок небольшой, аккуратненький, колодочка удобная и натирать не будет – все натуральная кожа, – искусно врал он.

Если покупательница брала ботильоны, он ее еще час нахваливал, описывая все ее прелести, а если нет, то доставал из глубин своих коробок бутылку коньяка и прямо из горла отхлебывал и ворчал что-то под нос.

Соседка слева, Машка, приехала из Тулы, жила у деда: красивая, яркая, с рыжей копной волос. Она разговаривала матом. Валерия постоянно закрывала уши Снежане, а Машу просила:

– Тут дети, ну пожалуйста, можно потише и на русском языке?

– Детям тут не место, пусть дома сидят, в куклы играют! И это, между прочим, на русском! – отвечала Маша в ответ. – Скажи спасибо, что я не на арабском ругаюсь, потому что я на всех языках мира умею.

Еще у Марии была привычка – раздувать ноздри. Выглядело это странно, когда в разговоре она ни с того ни сего начинала крутить головой, нюхать и громко втягивать в себя воздух. Снежана, поначалу, как ребенок, пыталась повторить за ней, но Лера ей объяснила, что это некрасиво.

В Лужниках зарабатывали все и на всем. У входа в метро обосновались те, кто зазывал попытать счастья и заработать кучу денег. И стоило человеку только заинтересоваться, как дальше все шло по четко отработанной схеме. Ему давали немного выиграть, потом чуть проиграть, потом опять выиграть и под конец проиграть все деньги, которые у него были. Очень часто такие азартные люди проигрывали весь товар, но все равно желающие находились снова и снова.

На выходе из Лужников было очень много нищих, которые просили милостыню, а также различный народный фольклор: аккордеонисты, бабушки с частушками и умельцы красиво петь и танцевать.

Снежане очень нравился хор из латиноамериканских парней. Их было человек десять, не меньше, с гитарами, с каким-то национальными инструментами, дудками, одеты они были в пончо и пели свои народные песни. Эти ребята пользовались огромным успехом, всегда собирали большую публику и складывали денежные купюры благодарности в огромный чемодан, лежащий перед ними.

Снежана полюбила Лужники больше, чем школу, и с огромной радостью помогала Валерии, а та в свою очередь была благодарна ей за помощь, да и вообще Лера считала Снежану самым родным человеком на свете, и рядом с ней ей всегда становилось хорошо, особенно когда девочка ее обнимала и говорила, что любит.

Пробегая по аллеям Лужников, Снежана то и дело здоровалась почти со всеми.

– Здрасти, теть Валь.

– О, Снежаночка, привет! Лера в Китай когда?

Здесь почти все были знакомыми, тут закалились характеры и Снежаны, и Валерии, тут девушки повзрослели и стали сильней и мудрей. Это была хорошая школа жизни, о которой они никогда не пожалели.

Любовь превращает зиму в лето

В дверь настойчиво звонили.

Снежана посмотрела на часы: восемь утра, и кого принесло в такую рань? Но потом она вдруг вспомнила про дочь и обещание прийти утром на завтрак с ее новым кавалером.

Снежана вскочила, накинула легкий халатик и пошла открывать дверь.

На пороге действительно стояла дочь и он. Снежана невольно замерла. Это было как магическое притяжение. Он посмотрел на нее, а она забоялась, что сейчас утонет в его серых глазах.

Ее как будто влекло, притягивало к нему так, что, казалось, никто и ничто не сможет помешать и такому притяжению вряд ли что-то может противостоять, но Сашка чмокнула маму в щеку и сказала:

– Я решила не открывать своим ключом. Правда, я думала, что ты уже давно встала, но, оказывается, мы тебя разбудили.

– Проходите, – как можно ласковее ответила Снежана и открыла дверь шире, чтобы могла войти дочь и ее кавалер.

– Мам, это Вадим. Вадим, это моя мама, Снежана, – Сашка улыбалась и выглядела действительно счастливой.

– Очень приятно познакомиться, – ответила Снежана, пряча взгляд, – проходите на кухню, я сейчас завтрак приготовлю.

Вадим остановился на пороге и мешкал, как будто боялся войти, рассматривая и провожая взглядом Снежану, а потом удивленно посмотрел на Сашу и тихо спросил:

– Вы меня, наверное, разыгрываете?

Сашка засмеялась и потянула его за руку в гостиную.

Снежана подбежала к гардеробу и стала искать во что переодеться. Желание выглядеть красиво сначала взяло вверх, но понимание, что этот мужчина, который ей понравился с первого взгляда, не ее, быстро отрезвило и она схватила с вешалки домашний спортивный костюм и надела его. Стоя перед трюмо, она решила, что макияж тоже будет лишним, только причесалась и направилась на кухню, чтобы приготовить свои фирменные оладьи.

– Представляешь, Вадим не верит, что ты моя мама, – хихикнула Сашка и присела за барную стойку.

Вадим устроился на соседний стул и еще раз спросил:

– Нет, девчонки, ну скажите честно.

– Говорим честно: это моя мама! – гордо еще раз доложила Сашка.

– И сколько же ей лет?

– Тридцать восемь.

Снежана стояла к ним спиной, готовя смесь для оладий, и немного недоумевала, почему они говорят о ней, как будто ее нет в помещении.

– Не верю! – воскликнул Вадим.

– Хочешь, покажу фотки, где она мною беременна?

Снежана улыбнулась. Конечно, ей было приятно слышать, что она выглядит так молодо.