Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 18

– Помпилио… – Кира вновь улыбнулась. – Ты прекрасно понимаешь, о какой красоте я говорю.

Он помолчал, тоже улыбнулся – рыжая поняла это по тому, с какой нежностью муж потёрся щекой об её щёку, – и негромко произнёс:

– Пустота умеет удивлять.

Согласившись с мнением жены.

– Думаешь, дело в Пустоте?

– Не сомневаюсь, что в ней, – кивнул дер Даген Тур. – Точнее, в аномалии, которая действует на Мартине, здесь и… по всей видимости – там.

– Здесь необычно.

– Необычно – весьма лёгкое определение того, что мы видим.

– Зато точное, – заметила Кира. – Красота не может быть стандартной.

– Наслаждению мешает непонимание происходящего.

– Ты меня дразнишь. Ты тоже восхищён.

Дер Даген Тур помолчал, после чего едва заметно улыбнулся:

– Да. – И поцеловал жену в шею. – Я действительно восхищён.

И было чем восхищаться.

Если гигантскую луну Мартины, которую адмирал дер Жи-Ноэль нарёк Близняшкой, ещё можно было сравнить с изумительной Деригоной, считающейся чудом Герметикона, то планета, на которой они оказались сейчас, аналогов не имела. Ничего похожего. Нигде. Она была частью удивительной системы, противоречащей всем законам астрологии и физики, нарушала каноны небесной механики, дерзко демонстрировала то, чего не может быть, и она… она была. И объяснить её существование получалось только аномалией. Причудой Пустоты, способной на всё так, словно была живой и развлекалась, складывая свои «кубики» в невероятные «домики». Невысокая гравитация, разреженный воздух и горизонт, находящийся ближе, чем следовало, говорили о небольших размерах планеты – однако она удерживала атмосферу. У неё не было собственной звезды, во всяком случае, до сих пор светило не появлялось, зато в небе улыбались друг другу два невозможно огромных спутника. И судя по всему, каждый из них был полноценной, пригодной для жизни планетой – с атмосферой и водой. И находились они настолько близко, что горы, моря и крупные озёра можно было разглядеть в простой бинокль. Если, конечно, их не скрывали облака…

Те облака, которые находились там, потому что здесь, на их каменистом пристанище, небо было абсолютно чистым.

– Одна луна на двоих? – прошептала Кира, увлечённо разглядывая необыкновенную картину.

– Возможно. Но в чём я не сомневаюсь, так это в том, что астрологи с ума сойдут от изумления. – Помолчал и добавил: – Не бортовые, конечно, а те, которые занимаются астрологией как наукой.

Потому что бортовые астрологи, перемещающие цеппели через Пустоту, и так считались сумасшедшими.

– Теперь я понимаю, почему ты любишь путешествовать.

– Пустота умеет удивлять, – повторил дер Даген Тур. Он мягко взял жену за руку и посмотрел в глаза: – Я очень испугался сегодня.

Кира промолчала. Но взгляд не отвела.

– Дважды испугался, – продолжил Помпилио. – Первый – когда ты направила паровинг в «окно» перехода.

– Ты в него вошёл, – коротко ответила рыжая.

– Я должен был так поступить, – сказал дер Даген Тур.

– И я.

– Ты сильно рисковала.

– Мерса проходил на паровинге через чужое «окно». Но никто не делал этого на цеппеле. Так что ты рисковал сильнее.

– Я должен был так поступить.

– Я – твоя жена, Помпилио, и я пойду за тобой куда угодно: в «окно», на войну, на бал, в театр, – твёрдо произнесла Кира. – Я всегда буду рядом. Где угодно. Против кого угодно. Я буду рядом. – Она помолчала и закончила: – Ты знал, на что шёл, когда женился на мне.

– По-другому и не нужно, – не менее твёрдо ответил дер Даген Тур. – Но я всегда буду за тебя бояться.

– А я – за тебя. – Она на мгновение прижалась к мужу, затем отстранилась и прищурилась: – А теперь скажи: ты вытащишь нас отсюда?

– Разумеется.

– Иного ответа я не ожидала.

Это был разгром и позор.

Но цеппель, даже гигантский катамаран с его уникальной машиной, можно восстановить или построить новый… Ведь цеппели гибли не только в бою, но и ломались во время ураганов, врезались в горы из-за неумелого управления, да, в конце концов, их можно было потерять в Знаках во время простейшего перехода через Пустоту. Потеря цеппеля – естественна, а вот как пережить унизительное поражение, не знал никто. Поражение в бою, который должен был стать пустой формальностью. В бою, исход которого ни у кого не вызывал сомнений. В бою, в котором три корабля: один военный и два плохо вооружённых рейдера, вдребезги разнесли пусть и небольшую, но отлично подготовленную эскадру, прибывшую даже не побеждать, а прихлопнуть наглецов, осмелившихся заявиться на Мартину[2]. Два лёгких крейсера, доминатор и катамаран последовательно легли на землю, а заодно указали лингийцам путь на Близняшку.

Разгром и позор.

И приблизительно понятно, как к ним отнесётся Канцлер.

Но об этом старались не думать. То есть все, разумеется, держали предстоящий «разбор полётов» в уме, внутренне дёргались, прятали в карманы дрожащие руки, нервно шутили, слишком громко говорили, замирали от предчувствия неприятностей, но сейчас старательно, с подчёркнутым вниманием занимались текущими делами.

– Что там? – спросил Магистр. – Лингийцы улетели?

– Разведчики ещё не вернулись.

– Не слышу!

– Я скажу, когда станет ясно, – грубовато отрезал Капитан.

Третий улыбнулся. Не обозначил улыбку, как привык, а именно улыбнулся – во весь рот, поскольку его всё равно никто не мог увидеть.

Старшие офицеры Мартинской эскадры – Магистр, Капитан и Третий перебрались в бронированную капсулу после того, как гигантский катамаран, краса и гордость урийского воздушного флота, позорно рухнул на безжизненную поверхность Близняшки. Вскоре отключилось электричество, и следующий час им пришлось провести в полной темноте. И это обстоятельство изрядно смущало Магистра, раздражало Капитана, а Третьему позволяло не следить за мимикой, реагируя на высказывания толстяка так, как ему хотелось, а не как «правильно».

Связь с окружающим миром они поддерживали через проведённую в соседнее помещение переговорную трубу – в нём находились телохранители, и десять минут назад Капитан распорядился выслать разведчика.

– А вдруг его убили лингийцы? – продолжил расспросы Магистр.

Продолжил прежним, тонким голосом, который совсем не вязался с его массивной внешностью. Магистр был невероятно, а главное – очень неприятно – толст: одутловатое лицо, жирные щёки, толстый нос и складки, повсюду складки… Он был толст настолько, что с трудом стоял и двигался, поэтому, как правило, пребывал в креслах, а когда требовалось пройти больше сотни шагов, как правило делал их с помощью телохранителей. А вот одевался он так, как привык давным-давно, когда мог похвастаться другим сложением: кожаный плащ, полувоенный пиджак с воротником-стойкой, галифе и сапоги до колен. И очки с наглухо затемнёнными стёклами. Всё – чёрное. Ярко-чёрное. На том Магистре, который был быстрым волком, форма сидела идеально, а получившийся образ вызывал страх. Сейчас же он казался пародией на самого себя.

И от знаменитой храбрости мало что осталось.

– Что будем делать, если лингийцы взяли разведчика?

– Отправим следующего, – буркнул Капитан.

– А вдруг они его поймали, допросили, узнали, где мы прячемся, и сейчас идут к нам?

Говорить о том, что вскрыть бронированную капсулу можно лишь за пять-шесть часов изрядной возни, Капитан не стал. Промолчал. И слово взял Третий.

– Полагаю, лингийцы уже улетели, – мягко произнёс он. – Вряд ли они стали дожидаться спасательного отряда.

– То есть мы можем выходить?

– Давай дождёмся возвращения разведчика.

– А если он не вернётся?

Капитан, кажется, выругался – ни Магистр, ни Третий не разобрали слов в его невнятном бормотании. А затем снаружи постучали, и Капитан открыл переговорную трубу:

– Да?

– Можно выходить, – доложил телохранитель.

Спрашивать, что увидел разведчик, Капитан не стал – всё равно сейчас сам всё увидит, – подтвердил, что понял сообщение, открыл дверь и лучом фонарика указал на полулежащего в кресле Магистра:

2

Урийцы называют Мартину и Близняшку иначе, но чтобы избежать путаницы, в романе приняты лингийские названия планет.