Наваждение

– Самое отвратительное, – добавил он, заговорив почему-то тише, – что они могут служить элементариям – развоплощенным душам развращенных людей. А эти твари еще при жизни, отделили от себя свой божественный дух. Представляешь – ты видишь человека и думаешь, что это человек, а это лишь его оболочка. Человеческой души там уже нет. Осталась только животная суть. Божественная – та, где пребывает совесть, и проявление которой мы знаем как эмпатию, или, другими словами, сопереживание, ушла… И вот эти… – Руслан не нашел подходящего слова, – развоплощаясь, то есть, умирая уже и телесно, остаются, в терминах западной оккультной мысли, в нижних слоях астрала.

– Получается, что все они из потустороннего мира? – опешил Максим, откинув край одеяла и приподнявшись на локтях.

– А ты что – сомневаешься? – Руслан усмехнулся.

– Да нет… не сомневаюсь. Хотя, по правде говоря, только в последний момент, как ты начал говорить, и перестал, – он замолчал. «Но девушка? – озадачился снова, – Она же из крови и плоти… Когда я стоял у светофора, прямо за ней, вдыхая запах, исходивший от ее кожи… А ладонь? – он почувствовал как мурашки пробежали по позвоночнику, – Теплая живая ладонь из ночного… – сознание услужливо подсунуло «кошмара», – Абсурд… Ведь и там все было правдой… Не-ет… это уже перебор». Максим повернулся набок, подтянув под себя ноги. «Как так могло случиться, что странное существо из ночи и прекрасное живое создание, которое растворилось… в дверях главного корпуса, были на одно лицо? – слово «растворилось» неприятно отозвалось в сердце, – Не может ночная гостья быть суккубом! – категорично заявил, словно отвечал кому-то в себе, – Не верю». Максим встал, пошел – выключил свет, и снова лег.

– Спокойной ночи, – услышал приглушенный голос повернувшегося к стене Руслана, – И меньше ты думай об этом – наша психика не готова еще к постижению таких вещей.

– И тебе, – ответил Максим, – А я и не думаю, – солгал он машинально. Так получилось. В словах Руслана, пожелавшего спокойной ночи, исподволь услышал издевку. «Да уж, – проговорил про себя, – Меньше думай… А больше – не хочешь? Заварил в моей душе кашу, а теперь – не думай?» Но, поразмыслив, понял – показалось: не мог Руслан вот так – в наглую подшутить над ним. Не в его правилах.

Все события перемешались. Их осмысление, затянувшись, не давало ответа ни на один из возникавших при этом вопросов. Да и могли ли быть ответы на них? Разве только предположения? Только разрывавшие сердце предположения – примитивные и неправдоподобные, не дававшие ни душевного покоя, ни даже хоть какого-то расслабления. Острота чувств от самих событий постепенно уходила, но ей на смену формировалась навязчивая идея – во что бы то ни стало логически решить задачу, которая логике оказывалась неподвластной. Это даже была не идея, это выбралось из подсознания спрятанное там когда-то простое детское «хочу» любой ценой. В какой-то момент все в голове стало смешиваться, словно краски на палитре. Мысли, превращаясь в образы, стали сначала аморфными, а затем и вовсе расплылись и перетекли через невидимый край, унося с собой в небытие наполнявший их смысл.

Проснулся до будильника. Лежал, нежась в лучах еще совсем по-летнему светившего солнца.

На соседней кровати заворочался Руслан. И память вытащила вчерашнюю беседу. Мысли о суккубах снова завладели сознанием. Только что вызванное солнечным светом умиротворение превратилось во всеобъемлющий вопрос, ответа на который не предвиделось. А, может, его и не могло быть? Ответом, как вдруг показалось, должна стать вся его жизнь. Или, по крайней мере, большая ее часть. «Вот именно!» – в душе появилось и стало расти восторженное состояние. Утренние мысли стали наполняться мажорными аккордами. Они вибрировали в голове трансформированным в музыку солнечным светом, заставляя психику верить в жизнеутверждающие принципы существования. В них не было ночной беспросветности, с ее пессимизмом на фоне разыгравшихся до беспредела примитивных страхов умирающего в судорогах бесконечных фантазий вчерашнего дня. «Да! – подтвердил сам себе, – Ответ – это вся моя жизнь. Процесс – вот что в ней самое важное». Он уже нисколько в этом не сомневался. Оставалось только ждать, как будут разворачиваться события.

Пришло грустное ощущение иллюзорности всего, что с ним происходит. «Это игра, – подумал, – И, видимо, от меня тоже зависит – как она будет развиваться… Весело». На душе стало легко и спокойно. Сон, незаметно подкравшись, быстро, без задержки в промежуточной зоне, перенес его размышления в иной частотный диапазон существования. Растворяясь и беспрепятственно перетекая туда всем своим внутренним миром, Максим даже не понял, что с ним произошло.

Проснулся от того, что Руслан в лучах солнечного света мурлыкал знакомую мелодию. «Откуда она? – стал вспоминать. И вдруг дошло: когда подъезжал к дому – в тот вечер, эта мелодия звучала в радиоприемнике. И потом она не выходила из головы весь вечер, даже когда начинал париться, – Рок какой-то». В душу закралось новое ощущение. Еще непонятное, но вселявшее надежду на что-то хорошее, что должно вот-вот случиться. «Точно! Игра!» – вспомнил вдруг, и в душе снова появился восторг.

– Доброе утро, Руслан, – обычное «привет» показалось ему сегодня бестактным. Да и Руслана «Русликом» называть не захотелось. Как-то не в тему. Не в настроение. Жизнь прекрасна. Впереди – то, что назвал игрой: он обязательно встретится сегодня с незнакомкой, обязательно сделает так, что она станет его девушкой. «А там, – заключил, – посмотрим». Все стало казаться легкодостижимым. Все само шло в руки. Утро, которое вечера мудренее, подсказывало, что все возможно в этой жизни. Все будет так, как он захочет.

Занятия прошли, сумбурно переплетаясь с иллюзорностью размышлений.  Поздний обед или ранний ужин после прогулки по городу они с Русланом заполучили в пиццерии, отстояв очередь. Ничего из того, что ожидалось сегодня, не произошло. И Максим успокоился почти окончательно, осознав, что не все во власти его предположений, а тем более в его власти. Лишь маленький червячок продолжил шевелиться в душе: события не так скоро развивались, как хотелось. Но это уже не столь важно. Важно  то, что ничего, сбивавшего жизнь с обычного ритма, не происходило. А это уже успех. Пусть даже и небольшой.

Вечер наступил быстро. И когда за окном совсем стемнело, они с Русланом вышли в холл своего этажа – с гитарой.

Здесь была хорошая акустика. К тому же – полумрак: свет в этой части коридора выключили. Они сидели и напевали что-то из новых песен, подбирая на ходу аккорды.

Стали подходить девчонки и парни. Гитара кочевала из рук в руки, каждый раз внося новизну в общую картину, складывавшуюся в душе Максима. Но снова и снова он возвращался к ожиданию чего-то хорошего и удивительного, что вот-вот должно произойти.

Чуть позже все стали разбредаться по комнатам. Исчез как-то незаметно и Руслан. В конце концов, остался Максим и две серенькие мышки, на которых никто из парней не обратил внимания. На них, в принципе, никто и никогда не обращал внимания, и на таких посиделках они всегда оставались последними, словно ожидали чуда. Наверное, того самого – хорошего и удивительного, чего ждала сейчас и душа Максима.

Когда он закончил песню, девушки стали просить еще хотя бы одну, словно пытаясь продлить иллюзию, продлить чувства, наполнявшие их. Но Максим банально оправдался тем, что устал, и что завтра рано вставать. Он и вправду устал от ожидания чего-то неординарного. От ожидания игры, в которую поверил, и где, казалось, должен был исполнять роль первой скрипки.  Но судьба – то ли давала фору, то ли ждала, когда он расслабится, чтобы посмеяться над ним.

Вставив ключ в скважину замка, он попытался повернуть его. Дверь оказалась не запертой. «О! Руслик уже на месте, – Максим миновал темную прихожую блока и вошел, не включая свет, в свою комнату, – Неужели спит?» Уличные фонари и рекламный щит на соседнем магазине создавали в ней полумрак, вполне достаточный, чтобы после света коридора ориентироваться в пространстве. Он прокрался на цыпочках, чтобы не будить товарища, к своей кровати. Поставил, насколько можно аккуратно, гитару к спинке. Обернулся – посмотреть на Руслана: не разбудил ли. Глаза, уже привыкшие к относительной темноте, обнаружили нетронутую кровать. И Максим почти успел возмутиться по поводу незапертой двери, как вдруг по позвоночнику пробежало что-то вроде электрического тока. От темной шторы, уходившей от края окна в угол, беззвучно отделилось что-то темное, напоминавшее все же человека, и даже, скорее, женщину, чем мужчину. «Неужели, опять?» – пронеслось в голове, заставив сначала испугаться, а потом восхититься от мысли, что снова повторится то самое чудо, которого, пережив однажды, уже невозможно было не желать. Но опьянение иллюзорной надеждой оказалось кратким. За ним пришло мгновенное осознание, что это совсем не то, чего ожидал. А за ним – неприятное ощущение неудобства, которое принес с собой испуг.