Страница 1 из 4
Предисловие
Знаю я одно старинное предание, что зародилось среди могучих шотландских гор, в глубине древнего Каледонского леса, да близ побережья одного из многочисленных заливов. Всяк, кто слагал эту легенду, давно уже покоится с миром, но она и по сей день передается из уст в уста. Это народное сказание гласит о необычном человечке, который был легче пушинки, парнишке с голосом, подобным пению весеннего соловья, и глазами глубже небесной сини. Когда он появился на свет – никто не знает. Исчез ли куда – один лишь Бог ведает. Но обратимся к нашему преданию. Согласно ему, мальчишка этот обладал некими необычными способностями. Он в мгновение ока мог оказаться везде, где только пожелает. Он был силен и ловок, но при этом не весил и фунта. Но главная его сверхспособность состояла в том, что он мог излечить человека от любой, даже самой тяжелой тоски. И имя ему – Вентум.
1 глава
Bi làidir1
Я заметил ее, проносясь мимо, по пустующим улицам деревни. Заметил и тотчас застыл на месте. Подобрался чуть ближе – и не осталось более сомнений. Узнал по остроносому профилю, по развернутым прямым плечам и маленькому, затянувшемуся шрамику под левым глазом.
Очи ее – ледяные. Отсвечивали цветами лазурных волн, будто те плескались прямо там, под прозрачной пленкой роговицы, внутри. Столь плавно, задумчиво и столь печально.
Задумавшись, я было предался воспоминаниям. Вдруг из морозной дымки, окутавшей всю деревню, перед глазами вспыхнул лучами яркого солнца один летний день. Не слишком жаркий и несколько облачный. Он остался в моей памяти с тех самых пор, как мне и довелось познакомиться с Эйлин Браун. Что ж, знакомство это вышло совершенно случайно и совсем для меня нежданно. Дело было в том, что за многие-многие годы она стала первой, кто заметил меня. Взгляд девушки вовсе не был отстраненным и рассеянным, каким он обычно бывал у всякого человека, обращенного ко мне. Нет. Эти глаза могли видеть меня.
В день нашего знакомства Эйлин сбилась с пути, и я, как неизменный страж этих краев и их верный слуга, проводил ее до ближайшей деревни. А на прощание она одарила меня одной из самых теплых улыбок, что я когда-либо видел. Судьба столкнула нас лицом к лицу лишь спустя четыре года, но уже в последний раз.
Люди говорили, что в дочке Грэхэма не было ни капли общего с белокурой чужестранкой Эйлин. Но в этот дневной час, глядя на хмурую шатенку, я угадывал в лице знакомые черты ее ныне покойной матери. И пусть моя давняя знакомая не знала желчи обид и излучала свет всем, приятелям иль зложелателям, а дочь ее брела теперь мрачнее грозовой тучи, было между ними некое неуловимое сходство.
Я хотел окликнуть девушку, но не стал, а напротив – притих, боясь нарушить покой. И увязался следом, бесшумно и невесомо, не тревожа хрупкую кромку снега под ногами.
***
В одной из дешевых газетенок Уокинга, покупающихся по большей части только из-за кроссворда в конце выпусков, периодически встречается имя Кайл Грэхэм. Редкий взор задерживается на нем, пробежавшись по скучной и ничем не примечательной статье. Имя это принадлежит девушке с вечно прилизанным конским хвостом, которая никогда не опаздывает на работу и за весь день, проведенный в душном офисе, сидя за компьютером, не говорит больше пяти предложений. Именно так охарактеризовали бы ее коллеги по редакции. За глаза они отзывались о Кайл, как о неприятной и жутко раздражительной молодой особе.
– Не Кайла, не Кайли. Кайл, – строго поправляла она каждого, кто пытался каким-либо способом извратить ее имя.
Кайл не любила неожиданности. То, как они, подобно незваному гостю, врываются без предупреждения, застигая врасплох, как нарушают спокойный, размеренный ритм жизни и разом перечеркивают все важные дела и планы.
Бумажное письмо, доставленное 25 февраля 2004 года от некоего Битэна Стюарта из Форта Эррол (Хайленд), стало такой неожиданностью. Сказать, что оно удивило или хотя бы на минутку привело девушку в замешательство, будет не совсем верно. По крайней мере, если бы кто-нибудь в это время находился рядом с ней, то наверняка бы не догадался, что в послании было нечто важное. Вроде известия о ее родном отце, с которым они не виделись вот уже десять лет. До того спокойной и лишенной каких-либо человеческих эмоций она казалась. «Пресной», как назвала бы она сама такое выражение лица, принадлежи оно кому-нибудь другому.
Кайл жила одна и редко принимала гостей (под «редко» имеется в виду «не чаще раза в квартал»). А потому, наверное, и провела несколько бессонных ночей, не имея возможности выговориться, поделиться думами, сомнениями… Целым ворохом сомнений. Каким бы независимым человек ни был, порой он все равно нуждается в ком-то, кто смог бы если не дать совет, то хотя бы просто побыть рядом, поддакнуть в нужный момент и подтолкнуть этим самым к действию.
Единственным близким человеком, с которым можно было бы поделиться известием, была тетушка Лорейн, которая проживала в Лондоне. Однако Кайл не собиралась звонить ей, потому что знала – спросить совета на этот счет у Лорейн значило уже отказать отправителю в просьбе, без всяких раздумий. Лорейн терпеть не могла зятя, чего никогда не скрывала и, более того, постоянно настраивала его дочь против него же. Она бы ни за что не позволила племяннице навестить его и вывернула бы все это дело таким образом, словно это и не запрет вовсе, а вывод, к которому сама пришла молодая девушка. Что-что, а мозги промывать она умела! Но Кайл вовсе не желала поддаваться ее влиянию. Не на этот раз. Ей нужно было обдумать все самостоятельно, тщательно взвесить все «за» и «против».
На пятый день после получения письма она наконец-то приняла одно из самых сложных решений на ее памяти. Один звонок на работу, один вечер сборов, и вот она уже сидит на железнодорожном вокзале «Ватерлоо», сжимая билет на поезд из Лондона в Глазго. Из страны, положившей начало ее новой жизни, обратно на родину. Из настоящего в прошлое.
А в письме было сказано следующее:
«Дорогая Кайли,
Пишу тебе, дабы сообщить печальные новости. Отец твой, старик Финлей, заболел. У него обнаружили рак легкого. Сейчас находится на домашнем лечении. Мы с Гризэль навещаем его иногда. Только он ни с нами, ни с кем не желает знаться. Даже местного лекаря прогнал. Прописанные таблетки не пьет. Видит Бог, недолго ему осталось, совсем плох стал. Возвращайся к отцу, побудь с ним, пока есть время.
Битэн».
***
«Отец». Она пробует это слово на вкус, но вслух произнести не получается. Словно все эти годы на него было наложено табу, а сейчас Кайл и вовсе позабыла, что значит «отец» и есть ли у нее таковой. Нет, этот человек ей уже никем не приходится. Они не общались, не виделись, не вспоминали друг друга слишком долго. Кровные узы давным-давно разорваны, связь затерта временем и безвозвратна утеряна. Так что же тогда она делает здесь, в родимых землях Шотландии? Что привело ее сюда? Дочерний долг? Этим вопросом Кайл задавалась с самого начала пути. Она много раз подумывала все бросить и повернуть назад. Как только вышла из своей квартиры, проворачивая ключ, она ловила себя на мысли, чтобы войти обратно и распаковать багаж. Потом, сидя на вокзале, нервничая по поводу задерживающегося рейса, говорила себе, что еще пять минут и если поезд не появится, она уйдет. Но он прибыл. Она размышляла о том, что не стоило ехать, всю дорогу и вконец пожалела, как только сошла ранним утром в Инвернессе. Но деваться уже было некуда, и она села в автобус, заплатив за билет до своей родной деревни.
После стольких лет Форт Эррол приветствовал девушку довольно холодно: запоздалым снегом и лавиной нахлынувших воспоминаний, среди которых, без сомнения, были и не самые приятные.
Кайл катила небольшой красный чемоданчик по заснеженной дорожке и против своей воли озиралась по сторонам. И дома, и редко встречающиеся на пути люди, и даже природа, всё казалось таким знакомым, но чужим. Как будто она и не жила здесь вовсе, а видела это место на картинках в чьем-то альбоме.
1
Будь сильным (шотл. гаэльский).