Страница 6 из 12
– Все живы, – ответила Женя, переобуваясь в тапочки.
– А по какому поводу сопли?
– За что я тебя люблю, Танька, так это за твое понимание, сочувствие и бесконечное гостеприимство.
Однако, помимо воли Женя взяла себя в руки.
– Не обижайся, – мягче сказала Татьяна. – Это я на Вовку злюсь и по инерции на всех срываюсь.
– А он что, дома?
– На дежурстве. Я ему бутерброды и термос с кофе собрала. Да вот в руки сумку не вручила, на пороге прямо перед дверью поставила, чтобы не забыл. Так он, представляешь, через нее споткнулся, перешагнул и все равно забыл! Ну что за человек! Где мне на них терпения набраться.
По мере увеличения стажа семейной жизни у Татьяны стала проявляться некоторая сварливость. Она объясняла это слишком долгим сидением дома. Действительно, ее деятельной натуре не хватало самореализации. Но что делать, если замуж она вышла в тридцать лет и до тридцати пяти по-стахановски выполнила свое женское предназначение, родив двоих детей – Вовку-младшего четырех лет и Екатерину полутора лет от роду. При отсутствии бабушки-дедушкиной помощи она была вынуждена четвертый год сидеть дома. Это не могло не сказаться на характере. Муж ее, Вовка, нерядовой хирург, семью свою обожал, в слегка располневшей Таньке видел писаную красавицу с покладистым характером. В целом, они были предметом белой зависти для Жени и одновременно полным опровержением ее концепции построения семьи. Но не бывает правил без исключений.
У Таньки можно было отдохнуть душой. А ее некоторая грубость как ничто другое могла привести Женю в чувство и заставить трезво оценивать ситуацию.
Подруги прошли на кухню. За большим круглым столом сидели дети. Вовка-младший рисовал фломастерами не понятно что, но с большой производительностью. А Катюша, сидя на высоком детском стульчике, как настоящая леди кушала йогурт из баночки.
– Присоединяйся, – пригласила Танька. – Тебе фломастеры или йогурт? Все-все-все, больше не буду! – Замахала она руками в ответ на укоризненный взгляд Жени. – Сейчас детей уложу спать и ты мне все расскажешь. Сделай нам чайку, пожалуйста. В холодильнике торт остался и, кстати, Вовкины бутерброды доедим, не пропадать же.
Домашние хлопоты отвлекли Женю и через час они сидели под абажуром на кухне, пили чай, и Женя смогла рассказать обо всем, что произошло.
– Ну, мерзавец, негодяй, подлый предатель, – слова Тани бальзамом лились на душу. – Жень, я бы такой фортель скорее от своего Вовки могла ожидать – вечно у него эмоции зашкаливают, но от твоего Димы – никогда! Уж такой он у тебя идеальный. А какими глазами на тебя смотрел, какой внимательный, нежный. Если это не любовь, тогда я не знаю!
Таня задумалась:
– А может у него что-нибудь не в порядке? Может быть, он заболел страшной болезнью и решил дать тебе свободу, чтобы ты не видела его умирающим. Или эта Любовь его шантажирует, она изголодавшаяся старая дева и хочет его на себе женить. А может он маньяк? И в перерывах между рецидивами, он страдает и боится причинить тебе зло.
Женя невольно улыбнулась:
– Тань, у тебя как всегда, если уж возникают гипотезы, то космического масштаба. По мелочам ты не размениваешься. Ты бы видела его сияющие глаза, когда он про Любу говорил! Любовь Голицинская! Прямо, Королева Английская, не иначе! У него от восторга дыхание перехватывало. Он влюбился, тут и гадать не о чем. А старая дева – это я.
– Ты – красавица! А ты эту Любовь-то видела? Что там за чудо? Может быть не так уж там все серьезно? Ты что делать думаешь? Оставить все как есть или меры какие-нибудь принять?
– А что тут можно поделать, если он меня разлюбил.
– Разлюбил – не разлюбил! А ты его любишь? Только не торопись, себе ответь.
– Конечно, люблю, что ж я столько времени с ним вместе, – быстро ответила Женя.
– Ну, да… – качала головой Таня. – Тут тебе ничьи советы не помогут. Механизм такой: ты для себя должна решить, нужен он тебе или нет. Если ты свою жизнь только с ним видишь, тогда прости его и попробуй вернуть. Помнишь, я тебе рассказывала про медсестру в Вовкином отделении. Ну, мы еще женаты не были, – напомнила Таня, – такую блондинку в невесомом халатике. Вовка на нее глядел и прямо слюни пускал. А я тогда ему лучшим другом была. Все его откровения выслушивала, советовала, понимала. Не могла же я ему прямо сказать: «Ты, Вовка, мне больше подходишь, а эта блондинка тебя не оценит, к ней такие вовки в очередь выстраиваются каждое дежурство». Вместо этого говорю: «Ты, Владимир, не теряйся. Девушки сюрпризы любят – у нее день рождения, а она дежурит, бедняжка». Вовка и пошел поздравлять, а ее в ординаторской завотделением уже и поздравил и свечку задул. Вовка тогда так переживал, что дураком себя выставил: они, понимаешь, на рекорд шли – «Кама-сутра» отдыхает – а тут он с розочками и тортиком. Вся любовь прошла за пять минут. Зато до сих пор гордится тем, что меня, честную девушку, соблазнил.
– Что тебе сердце подсказывает? – уже серьезно спросила Таня, вглядываясь в лицо подруги. – Может и не нужен он тебе вовсе?
– Нужен, Таня, – тверже сказала Женя.
– Ну, тогда еще не все кончено. Вы с ним долго вместе, а это чего– то стоит. Если бы жены мужьям каждый раз вольную давали как они накосячат, так про институт брака только в учебниках истории писали бы.
Как всегда бывало рядом с Таней, к Жене возвращалось душевное равновесие и вера в лучшее будущее. И, как всегда, всколыхнулось чувство легкой белой зависти к семейной подруге с ее каждодневными домашними заботами и хлопотами о любимых и любящих. Но, к счастью, сил физических для переживаний у нее уже не было и в эту ночь она быстро заснула на Танькином скрипучем диване.
Когда на следующий день Женя приехала к родителям, она уже была почти спокойна. Мама, конечно, уже догадалась, что замужество любимой дочери откладывается по неизвестным пока ей причинам. Ирина Степановна всегда сердцем чувствовала, что требуется в трудный жизненный момент ее родным: сочувствующий или даже жалостливый взгляд, крепкое словцо или нужно сделать вид, что ничего не происходит. Последнее сейчас требовалось Жене. Отцу было велено никаких вопросов не задавать и вести себя как обычно. Для Алексея Ивановича главным было то, что руки-ноги-голова у дочери на месте, а все остальное поправимо. Тонкой душевной организацией он не обладал и в части семейных отношений полностью полагался на мнение жены, сдержать любопытные взгляды не мог, но помалкивал.
Семья поужинала. За столом родители беседовали и за себя и за дочь. Потом Женя ушла в свою бывшую комнату, в которой уже много лет ничего не менялось.
Мама пришла через полчаса, присела на край кровати и спросила:
– Жень, я бы хотела знать, что произошло у вас с Димой. Конечно, если ты захочешь рассказать. Что так тебя расстроило?
Женя, лежавшая на кровати, резко села. Она только и ждала этого вопроса.
– Мам, как ты считаешь, после стольких лет знакомства, после пяти лет совместной жизни были ли у меня основания думать, что он меня любит? Был ли у меня повод рассчитывать на узаконивание отношений с Димой?
– Наверное, да…
– Нет, мама, ошибаешься!
Женя почувствовала, что ведет себя как обиженный обозленный ребенок и это пугает маму. Надо было это все позавчера в ресторане Диме высказывать, а перед родителями шашкой махать ни к чему. Она сделала паузу, положила голову маме на плечо и продолжила уже спокойно:
– У нас, оказывается, никакой любви не было. Он только теперь узнал, что такое любовь! Завел какую-то девицу месяц назад и уже подал с ней заявление, – Женя устало вздохнула. – У меня нет слов для возмущения.
– Доченька, но как же это… Дима не мог так поступить. Он на редкость порядочный маль…мужчина. Это совсем на него не похоже. Он такой… рассудительный.
– Вот именно, а теперь у него помутнение рассудка. Надеюсь временное.
– Ничего, свет клином на нем не сошелся. Он сам не понимает, чего лишается. Знаешь, говорят, что Бог не дает все к лучшему. Слишком вялотекущие у вас отношения…