Страница 9 из 15
В лабораторию Наталья больше не вернулась. Завтра вторник, в 9 утра будет их обычная конференция под председательством Стива Уолтера. Надо отдать Стиву должное, он их зря не задерживал. Все по-деловому сообщали о положении дел на своем участке и все. Найори и Клин говорили с точки зрения Натальи слишком медленно. Что с них возьмешь, все-таки совсем старые дядьки. Риоджи с его вечной вежливой улыбкой, за которой неизвестно, что стоит, надо же она никогда не видела его смеющимся, вообще не замечала никаких перепадов настроения. Какой-то человек-машина. К вопросу о машине… Наталья вспомнила машину Клина. Черный кадиллак, "членовоз" – Наталья снова вспомнила старый русский сленг своей московской молодости. Неужели Боб не понимает, что ни один молодой, неважно ювенал или натурал, ни за что бы не сел в такую стариковскую машину. Ей самой уже 68 лет, но она-то чувствует современную моду. А интересно, все ювеналы чувствуют биение жизни, или это зависит… Наверное все-таки не все, а только такие продвинутые как она. Хотя… тут все непросто. С другими ювеналами ей дружить особо не хотелось, а с натуралами у нее по каким-то причинам не получалось. Да, нет, со совсем так: с ювеналами она общалась, с ними в известном смысле было легче. Но тут всегда присутствовал фактор соперничества, ревности: кто моложе, бодрее, жизнеспособнее? Наталья сравнивала себя с другими и была при этом уверена, что любой ювенал тоже так делает, хотя обсуждать свои наблюдения среди них было не принято.
У нее были в городе дела. Она пообедала, заехала в спортивный клуб, поиграла в теннис и немного поплавала в бассейне. Вечером Наталья уселась в мягкое кресло на террасе и налила себе джина с тоником. Усталости не было, даже было немного обидно, что уже вечер и скоро придется ложиться спать. Хотелось еще куда-нибудь выйти, чтобы продлить этот летний день, расслабиться, поболтать, почувствовать свою желанность. Подруг у Натальи никогда не было, с женщинами ей было некомфортно и скучно. А что, позвонить что ли кому-нибудь? Наталья уже было совсем собралась звонить Люку, хотя с ним всегда была опасность разговоров о работе, да и пойдет ли он? В этом у нее тоже были сомнения, но ничего решать не пришлось. Телефон зазвонил тонким дурашливым свистком. Сашка… натурал, сын русских родителей, родившийся в Балтиморе. Она Сашке нравилась, он и понятия не имел, что она ювеналка. А что, говорить ему, что ей под семьдесят? Нет уж. А зачем она тогда вакцинировалась? Вот для таких Сашек. Впрочем, если бы он спросил, она бы скрывать свой возраст не стала. Еще чего…
Сашкин голос как обычно неприятно резанул явно лоховскими интонациями:
– Натуль? Как сама? Я подумал… может завалиться к тебе на всю ночь? Ты как?
Ох, уж эта его "натуль"… он, главное, подумал, что "завалиться" – это вопрос решенный. Удобно, ничего не скажешь. Она вроде как всегда счастлива его видеть. Натальей овладело непреодолимое желание сказать Сашке что-нибудь резкое, сделать так, чтобы он больше вообще ей не звонил, но в следующую секунду она подумала, что Сашка – есть Сашка, он молодой, не сильно образованный американец, вконец испорченный замкнутым мирком русской, преимущественно еврейской эмиграции, где все знали его самого, его родителей, родственников, и он тоже всех знал. Ну, да, для него она "Натуля", такая же, как он и его друзья. Молодая русская девка, которая раньше жила в Нью-Йорке, теперь переехала сюда и он ее опекает, вводит в компанию. Сашка даже спрашивал, где она работает, узнав, что в Хопкинсе, больше вопросов не задавал. Наталья ему бы и не сказала, кем именно она там работает. Это бы их только отдалило. Сашка был уверен, что она натуралка, даже в этом почему-то не сомневался. Сам он рьяно отстаивал позиции "натурализма", что Наталью не удивляло, потому что быть натуралами было сейчас модно. Сашка продавал машины на большом дилершипе Хонды, с важным видом сидел в офисе, оформлял кредиты, гордо ходил по стоянке, расхваливая каждую модель. Он считал себя очень удачливым и обаятельным. Машины у него покупали, Сашкино обаяние работало, он получал больше комиссионных, чем другие дилеры, и был собой вполне доволен. Если бы Наталья ему рассказала, что всю жизнь училась, вкалывала, как собака, что ей 68 лет, что она жила еще при Брежневе, что писала перьями и носила черный фартук, он бы ей просто не поверил.
Наталья все это Сашке не рассказывала не только потому что ей не хотелось оказаться с ним по разные стороны возрастной баррикады, но еще и потому что Сашка вообще был не в состоянии задумываться о прошлом и будущем. Он умел жить только настоящим. У него сейчас была знакомая девушка Натуля, он иногда проводил с ней время, и Наталья была уверена, что не только с ней. Ни в других компаниях, ни на работе, ни дома он о Натуле не думал. Это было так, и Наталью вполне устраивало. Никакой любви она разумеется не ждала, тем более с Сашкой. В Сашке ей нравилось загорелое, здоровое, молодое тело, в остальном он ее раздражал. По опыту она знала, что уже довольно скоро это раздражение выйдет из-под контроля и Сашку придется послать подальше. И ладно, Наталья ни к кому не испытывала привязанности.
Несколько лет назад у нее был недолгий роман с Алексом Покровским. Алекс был "свой", доктор, человек с большим жизненным опытом, способный разделить с ней бремя ювенальности. Кроме того он был красив и строен, т.е. вызывал в Наталье желание. Они встречались у нее в квартире, иногда сидели в модных ресторанах для ювеналов. В последнее время на многих ресторанах появились таблички "juvenals are especially welcome", другие рестораны приглашала натуралов или геронтов. Относительно новый тренд. Конечно табличка не означала, что ресторан обслуживает исключительно одну группу, туда мог зайти кто угодно, но на деле получалось, что заходили в основном те, кого приглашали. С одной стороны это было приятно, люди расслаблялись среди своих, но с другой стороны в обществе намечался раскол, который замалчивался, но не для кого не был секретом.
Наталья знала, что она может позвонить Алексу, они встретятся, он снова проведет с ней время в ее квартире, но звонить не хотелось, потому что причина, по которой их связь начала Наталью раздражать, никуда не делась: Алекс слишком ее нагружал своими проблемами. Наталья вообще недолюбливала мужчин, которые жаловались на жизнь, искали утешения и совета. Она-то сама этого никогда не делала, а Алекс начинал говорить о своей семейной ситуации и не мог остановиться. Хватит с нее, надоело ему сопли вытирать. Да, у него все было сложно, очень сложно, но Наталья вовсе не хотела в его сложности вникать, она и так знала про него больше, чем хотелось бы.
Алекс Покровский
Доктор Покровский приехал домой, крикнул жене "я –дома", увидел ее толстенькую короткую фигурку, почти без шеи, и сразу привычно подумал, что Мегги уже давно стала похожа на шар. Память услужливо подсунула ему образ Натальи. Мегги поспешила в кухню, стала греметь кастрюлями, разогревая для него ужин. Алекс увидел, что жена его ждала: на столе стояли бокалы, свечи и небольшой букет цветов. Боже, она пыталась устроить для них романтический ужин. Вот, зачем ей это надо? Что она хочет ему показать, что ждет? До какой же степени ему все ее ухищрения ни к чему, нет, не "ни к чему", а тяготят, подчеркивают пропасть, которая между ними пролегла. Неужели она этого не понимает, не чувствует? Неужели бедная Мэгги до сих пор считает, что они по-прежнему близкие люди? Нет, не может такого быть. Она просто делает сейчас хорошую мину при плохой игре, и… ничего она не "бедная", сама все испортила, сама во всем виновата. Бедная, бедная… это он бедный, только она его не жалеет, наоборот… Мегги ставила на стол тарелки и без умолку трещала:
– Давай, Алекс, садись, я знаю, у тебя был сложный день. К столу, к столу, ты же голодный. У нас сегодня куриные котлеты, твои любимые. Ну что там у вас нового? Что Стив говорил?