Страница 8 из 15
Алекс был Наталье скорее симпатичен, хотя никакой солидарности с другим ювеналом, Люком, она не испытывала, наоборот, ей было неприятно, что он гораздо ее младше, а это означает, что он… нет об этом думать не стоило. Наталья вообще уважала людей за их профессиональный вклад в общее дело, а не за человеческие качества. Алекс – прекрасный хирург, но тут-то и начиналась проблема, которая, как она считала, свойственна всем хирургам: у них "золотые" руки, прекрасная реакции, недюжинная стрессоустойчивость, организованность, выдержка, но с другой стороны им не хватает интеллекта, широты личности, охвата проблем больного во всей их совокупности. По ее глубочайшему убеждения хирурги были скорее пролетариями профессии, а не ее аристократами. А вот она была той самой "белой костью", умной, хваткой, внимательной, знающей, опытной. В команду ее за эти качества и привлекли. Хирурги будут меняться, а она останется. Ее сам Стив пригласил. В Америке сотни хороших специалистов, но он выбрал именно ее. Сколько, тогда, десять лет назад, он проинтервьюировал врачей? Кто ж знает? Взяли ее. Наталья собой гордилась. Как было бы хорошо, чтобы ее гордость кто-нибудь разделил, но она знала, что особо некому, "семейка" в счет не шла. В команде ее уважали, ценили, признавали высочайший профессионализм, но во всем этом была определенная формальность. Да, они команда, но есть ли им дело друг до друга? Странно, раньше Наталья такими вопросами не задавалась, а в последнее время они иногда приходили ей в голову. К чему бы это?
Наталья зашла в большой реанимационный зал, где за перегородками, опутанные проводами, лежали ее пациенты. Наталья поймала себя на том, что сначала вглядывается в показания датчиков на мониторах, а уж потом смотрит на распростертого на кровати человека.
Мужчина, 38 лет, белый… последняя стадия цирроза. Поступил в больницу 3 месяца назад с желудочным кровотечением, асцитом, не поддающимся никакой терапии, с резко сниженным содержанием альбумина. Сейчас мужчина был в сознании, явно слышал, что к нему подошел доктор, но глаз не открывал. "Слишком слаб, истощен рвотой" – Наталья смотрела на мужчину безо всякого сочувствия. Он был реципиент и больше никто. Она скользнула взглядом по его имени, но как его зовут ей тоже сейчас было совершенно безразлично. Изможденное лицо, крайне исхудавшее тело, почти не двигается, налицо явная атрофия мышц плечевого пояса и межреберной области. Больной открыл глаза и попытался что-то сказать, но Наталья не услышала, речь была невнятной. Она ему успокаивающе улыбнулась и снова уставилась на монитор. С ним надо что-то решать. Может не надо его трогать. Слишком уж высокий протромбин. Они будут стараться, а он умрет от тромба? Нет уж, игра не стоит свеч. Давать антикоагулянты? Да выдержит ли он их? Ладно, посмотрим на него завтра. Наталья отошла от больного, так пока и не приняв решения. Здоровый мужик, есть у них подходящего размера орган. Вроде есть, но стоит ли тратить эту большую драгоценную печень на циррозника? Это, разумеется, его печень, выращенная из его же стволовых клеток, но… можно и другого, совместимого реципиента позже найти. Тут надо думать. Наталья может и решила бы совсем от этого реципиента отказаться, но не могла. Ее удерживала профессиональная солидарность. Мужик был доктором, последние пять лет работавшим в Кении с "Врачами без границ". Как уж они там инструменты стерилизуют? Заразился гепатитом С. Сначала вроде все не очень быстро развивалось, а в течение последнего года – очень резко: желтуха, асцит, жуткая слабость, рвота. Не повезло мужику. Не алкоголик, мог бы даже с вирусом жить и жить, а теперь… что с ним делать? Хотя какие сейчас могут быть посторонние факторы для выбора реципиента: доктор – не доктор… он должен выжить и жить настолько долго, чтобы войти в положительную статистику.
В соседнем отсеке лежала совсем молодая девушка, азиатка, то ли кореянка, то ли китаянка. Она была в коме. Сходила с семьей за грибами. Дались корейцам эти грибы! Отец с братом умерли, а она была пока жива. Сильный организм, а может съела меньше. Печень за пару дней совсем некротировалась, если не пересадить, девчонка умрет. Так, понятно. С ней надо работать. Во-первых у них есть маленький орган, хоть и не из ее стволовых клеток, но он ей подойдет, и к тому же печень у нее отказала, а вообще-то до отравления организм был совершенно здоров. Печень уже конечно не спасти. Надо делать. Девятнадцатилетняя азиатка Наталье подходила. Сейчас главное, чтобы они за ее почками следили. Указания на этот счет уже были сделаны, Наталья хотела их подтвердить, но раздумала. В реанимационном отделении Хопкинса врачи знали свое дело, тем более, что эти пятеро больных были потенциальными участниками невероятно дорогостоящего и важного эксперимента, и все об этом знали. Персонал от их пациентов не отходил.
Так, что тут у нас дальше? Сорокавосьмилетняя женщина с далеко зашедшим фиброзом. Диффузный… ну да, понятно. Все доли поражены. Не печень, а сплошной рубец. Женщина была очень слаба, но в сознании. Увидев доктора, она оживилась. Все бы ничего, но у больной хронический аутоиммунный гепатит, они ей новую печень – а она ее снова уделает. Наталья молчала, и больная не догадывалась, в каких выражениях она думает о ее перспективах. На лице доктора была написано вежливое участие. Женщина смотрела на Наталью с надеждой, ей и в голову не приходило, что ей могут в операции отказать. "Да что тут думать, у больной снова начнется склерозирующий первичный аутоиммунный холангит, все эти ее обычные язвенные колиты… весь букет, но до полной недостаточности ведь будет еще далеко. А это как раз то, что им надо. Сначала-то ей будет резко лучше" – Наталья была склонна рекомендовать фиброзницу для пересадки. Что капризничать? Разве найдешь совсем здоровенького больного, которому нужна пересадка? Они все лежат в реанимации и умирают, это факт.
"Следующий, кричит заведующий" – Наталья внезапно начала думать по-русски, вспомнив старое школьное выражение. Что это вдруг на нее нашло? По-русски Наталья давно не говорила и даже не думала.
Перед ней лежал совсем молодой красивый парень. Сейчас он неважно выглядел, но все равно наметанным взглядом Наталья определила, что он статный и сильный. Разбился на мотоцикле, внутреннее кровотечение, стабилизирован, но печень разорвалась практически надвое. Срочная операция оказалась неудачной, большая часть органа была просто размозжена, желчные протоки не генерировались, сосуды кровили и парню все время переливали лимфу. Если бы он сразу не попал в Хопкинс, его бы скорее всего уже не было в живых. Он сломал ребра и отломки разорвали печень. Сейчас на аппаратах больной как-то жил, но прогноз его был неутешительный. "Вот ему-то мы точно пересадим. Только надо будет его потянуть как можно дольше, хоть как…" – Наталье очень захотелось, чтобы мальчишка-мотоциклист не умирал. Родители при рождении заморозили плаценту и они взяли из нее стволовые клетки, новая печень уже росла. Да только толку от этого все равно ноль, родной печени еще расти и расти, а так долго его не протянут и надеяться нечего. Парню другую печень пересадят, там есть одна, которая совпала с его белком. Но сейчас ей нужен реципиент для пятницы. Усилием воли Наталья выкинула парня из головы.
Ага, а тут рак. Гепатоцеллюлярная карцинома. Больной – молодой мужчина, ранняя стадия, и это для него наилучший вариант. Разумеется никаких симптомов у него не было. Все выявилось случайно. В анализе крови, заказанном доктором просто так, профилактически, показали функции печени были не очень. Потом все как всегда: кровь на альфа-фетопротеин, МРТ, биопсия. Опухоли множественные, их пять, поэтому трансплантация показана, тем более, что в данном случае пересадят "свою" печень. Редкий рак, нет метастаз. Команде с этим больным повезло. Наталья подумала, что в пятницу с него и начнут. Потом азиатка. Насчет третьего реципиента она все-таки не определилась. Есть еще завтра и послезавтра, хотя… нет, решать придется завтра. Больного начнут готовить.