Страница 13 из 15
Ну, да, он сегодня нарочно ребятам в кафе сказал, что его спутник Люк – ювенал. Пусть почувствует на себе их косые взгляды. А то сидит, понимаешь… победитель, красавчик, здоров как бык. А самому за семьдесят. Не за семьдесят, а 59 лет. Майкл был склонен преувеличивать возраст ювеналов. Он видел, как девушки ему вслед смотрели, Люк каждой улыбался, нагло так, хамовато. Видел прекрасно, что нравится девкам, привык нравится, дрянь такая. А он, Майкл, кому нравится? Насколько содержательна его собственная мужская жизнь? Не насколько. Нет у него никакой мужской жизни. Майкл с ненавистью вспомнил о Наталье. У них кое-что было с доктором Покровским. Было. У Покровского есть жена, да он плевать на нее хотел. Ювеналам закон не писан. Они почему-то думают, что им все можно. Ничего, ничего… пусть напоследок шалят и бесятся. Сколько им всем осталось? Люку, Наталье, Алексу? В этом году сдохнут или в будущем? А может в конце недели? И хорошо, туда им и дорога.
Думая о ювеналах, Майкл привычно себя распалял, канализируя свою ненависть в острую неприязнь к членам команды. Город кишел ювеналами, но близко общался он только с сотрудниками программы.
Настроение решительно портилось. Надо было куда-нибудь пойти, но куда? С кем? Вот интересно, если он позвонит Наталье, пойдет она с ним в ресторан или клуб? Нет, не пойдет. Скажет, что сегодня понедельник, неделя только началась, какой клуб… вот после пятницы… Она и после пятницы не пойдет, Майкл это знал. Он для нее "рыжий толстячок", как и для Алекса – это раз. Он для нее "ботан", погрязший в своих научных глупостях и не способный развлечь женщину – это два. Их разделяет возрастная пропасть, разный опыт, разная ментальность… – это три. У нее должна быть своя компания, а у него – своя.
Майк принялся думать о воображаемой компании Натальи, куда она его ни разу не пригласила. А его компания? Туда ему сейчас не хотелось, хотя, Майкл был в этом уверен, в "ячейке" всегда кто-нибудь крутился и он смог бы провести там время до вечера. Позвонить что ли Ребекке Гудман? Может она с ним выйдет куда-нибудь. Ребекка, честно говоря, ему совсем не нравилась. Слишком "еврейка", совершенно не своя. Майкл не считал себя антисемитом, но евреи его не привлекали. Что-то было в них всех суетное, чужое. Наталья, кстати, тоже еврейка, но это в ней Майклу совершенно не мешало. Он и сам давно забыл, откуда он вообще об этом знает. Что-то она такое рассказывала о своей старшей сестре? Нет, Наталья всем своим видом и ментальностью отрицала любую этническую принадлежность. Но Наталья для него в любом случае недоступна, думать о ней смешно и глупо, и дело тут совершенно не в разнице в возрасте. На ее холеной, холодноватой, красивой морде разве написано сколько ей на самом деле лет? Тут все проще: где он, а где Наталья! Наталья конечно дрянь, ювеналка паршивая, он ее ненавидит, но… какая женщина! Ой, да ладно. Не сидеть же дома: Ребекка – так Ребекка. Майкл набрал ее номер и сразу услышав Ребеккин интеллигентный голос, обрадовался. "Слушай, это Майкл, узнала? Ты уже решила, как сегодняшним вечером распорядиться? Может сходим куда-нибудьу?"
Ребекка Хоффман
Ребекка, увидев высветившийся на дисплее номер Майка, не удивилась. Толстяк хочет ее пригласить куда-нибудь выйти. По вечерам ему скучно. Она уже разделась, надела старую домашнюю майку и собиралась ужинать с родителями. Мать внизу накрывала стол в небольшой беседке, затянутой тонкой сеткой от насекомых. Родители только недавно закончили ее строить, нанимали рабочих, обсуждали дороговизну работ и вот наконец все было готово. Мать посадили вокруг цветы, отец купил новый гриль и Ребекка понимала, что летняя беседка во дворе – это предмет родительской гордости. Чего ей больше хочется: идти с Майком в недорогой хипстерский ресторан в районе Харбора или спокойно посидеть с родителями? С родителями пожалуй ей будет комфортнее, можно рано уйти спать. С другой стороны, ужины с родителями – это какая-то ранняя старость: работа со стариками, не важно ювеналами или геронтами, бесконечные нервные клиенты с довольно похожими проблемами, замкнутый мир их лаборатории, где делалось то, чего Ребекка не понимала. Ей же всего 25 лет.
Она закончила Йельский университет, после получения диплома сразу пошла в аспирантуру и год назад получила докторскую степень по теме "Геронтологические переходы: из лаборатории в жизнь". Анализ скорости адаптации после инъекции. Родители всю свою жизнь прожившие в Балтиморе в зеленом Честволде в старом доме с большим участком, принадлежавшим еще папиным родителям. Родители до сих пор каждую субботу ходили в синагогу, но ее не заставляли. На йом кипур она их сопровождала, не хотела расстраивать. Как же они не хотели отпускать ее в Нью– Хемпшир. Йель звучало прекрасно для всей семьи и для знакомых, но как можно отпускать девочку одну в такую даль! Ребекка и в Хопкинс подавала, но туда ее почему-то не приняли.
В общежитии она сначала чувствовала себя одиноко, была со всеми вежлива, но подружиться не получалось. Бесконечные ночные вечеринки ее утомляли, дамоклов меч пьяных изнасилований пугал и она, как правило, от походов в гости в другие корпуса к мальчикам отказывалась. За это прослыла тихоней, зубрилой и пай-девочкой. "Ты же такая симпатичная, будешь нас слушаться – далеко пойдешь" – уверяли ее знакомые девочки. Но Ребекка вовсе не собиралась "идти далеко". Она понимала, что найдет хорошую работу, выйдет замуж и будет радовать родителей. А пока ей следовало учиться. Остальное подождет. Но долгими вечерами она просто не могла не думать про "остальное".
Первого мужчину она встретила, уже заканчивая аспирантуру. Тоже еврей, тоже психолог, тоже специалист по возрастной ориентации. Они своей работой очень увлекались. Настоящие исследования психологии натуралов, геронтов и ювеналов еще только начинались. Ее Ноа защитился на несколько месяцев раньше, продолжал преподавать, сидел на ее защите, на которую приехали родители, которых она со своим бойфрендом познакомила. К огромному счастью родителей Ребекка нашла работу в Хопкинсе и была почти уверена, что они с Ноа поженятся и будет жить в Балтиморе рядом с ее семьей. Но вышло не так. Ноа предложили работу в Париже, он когда-то заканчивал "французскую" школу в Чикаго и его французский язык был беглым и правильным. Ребекка даже не знала, что он подавал на замещение вакантной должности в институте Пастера. Это была примерно такая же позиция как и у нее самой в Хопкинсе в лаборатории доктора Уолтера. Ноа радовался, с энтузиазмом собираясь в Париж. Их последнюю прощальную встречу перед его отъездом Ребекка вспоминать не любила. "Мне с тобой было очень хорошо. Ты замечательная женщина, но мне всего 27 лет, мне рано жениться, я не готов нигде осесть. Позиция в Париже – это мой шанс, я не могу его упустить. Давай попробуем жить в разных странах. Если через несколько лет мы увидим, что нужны друг другу, тогда мы все решим. А сейчас… прости". Ребекка не плакала, она улыбалась, уверяя Ноа, что он все делает правильно, что она тоже на его месте так же сделала бы, нет, нет… она не обижается, все хорошо. Он прав… им надо пожить вдали друг от друга, а потом… видно будет". Интересно, поехала бы она с ним в Париж, отказалась бы от выгодного предложения работать в лаборатории Уолтера в Хопкинсе? Наверное да, согласилась бы. Семья важнее. Ноа ничего такого ей не предложил и Ребекка четко поняла, что у него другие планы во всех отношениях, а она приятный, но пройденный этап.
Ребекка ехала домой к родителям с тяжелым сердцем, но уже начав работать в психологической клинике при Центре… в Вашингтоне, совмещая приемы клиентов с работой в лаборатории доктора Уолтера, начала думать, что правильно, что она не связала свою жизнь с Ноа. Для ее теплой любвеобильной семьи он был слишком эгоистичным и жестким, ориентированным на карьеру, ради которой он был готов на многое, если не на все. Да и любил ли он ее? Наверное да. Просто любовь к женщине вовсе не означала для Ноа семью и детей.