Однажды

В период, когда у большинства молодых пар дети появляются сами собой – как мыши «самозарождающиеся» по мнению средневековых алхимиков – мы держали процесс под контролем.

Изначально нас сдерживали жилищные условия.

Со своими родителями жена находится в перманентном конфликте.

У меня теща с тестем тоже не вызывают симпатий.

Надя – типичная горожанка; на деревенской я бы не женился даже в наркотическом угаре.

Родители ее тоже городские, но имеют менталитет сельских дикарей: всю жизнь тянутся на грядки, к кучам навоза и туалету без гигиенического душа.

После свадьбы они пытались привлечь нас обоих на копку картошки. Поползновения я пресек, отношения с старшими второй половины не поддерживаю.

Обе стороны были одинаково нищими, жилья на свадьбу не подарили.

По комплексу причин мы поселились у меня.

Бесконфликтная со всеми, кроме отца и матери, Надя легко уживалась со свекрами.

Но квартира была двухкомнатной, не отличалась площадью. Заводить ребенка в многолюдной тесноте не хотелось.

С потомством мы решили обождать.

Года через полтора я перешел в нынешнюю фирму.

Должность коммерческого директора мне предложили позже. Но благодаря рекомендациям от московской конторы взяли сразу начальником отдела продаж.

Моя зарплата существенно перевалила среднюю, возраст и статус «молодой семьи» давали привилегии.

Мы взяли ипотеку и отделились.

Квартиру, правда, я смог выторговать лишь однокомнатную, но хорошую – большую «студию» на пятнадцатом этаже в новом микрорайоне.

Однако и тут мы не поспешили заводить ребенка.

Едва вырвавшись из условий, где нельзя пройти в туалет голышом, ни один из нас не хотел взваливать следующее бремя, выгораживать угол для детской кроватки и опять оглядываться.

Взвесив все «про» и «контра», мы решили отложить размножение до очередного улучшения условий.

Ведь имелась теоретическая возможность напрячься и перебраться в двухкомнатную квартиру.

Можно было уговорить чьих-нибудь родителей переехать сюда, совершив родственный обмен.

Но все осталось именно в теории.

Время шло, а мы ничего не предпринимали.

Нам понравилось жить без дополнительных проблем.

Мы пристрастились к вкусной еде, носим одежду не с рынка, каждый год отдыхаем за границей, недавно купили дорогую машину – двухлитровый серебристый «Форд Фокус».

И чем дольше продолжается такая жизнь, тем сильнее я понимаю, что ребенка у нас – по обоюдному, хоть и не выраженному согласию – не будет никогда.

Нам хорошо вдвоем и не нужны перемены.

Я не люблю детей, никаких: маленьких за то, что они плачут и мерзко вопят, больших – за дикарскую музыку, которую они гоняют круглые сутки.

Должно быть, я не люблю людей в целом.

Меня напрягают соседи по дому, раздражают покупатели в супермаркете, утомляют слишком назойливые сослуживцы.

По большому счету, мне следовало жить в замке – с немой прислугой и дворецким, который не пускал бы никого без моего разрешения.

Еще лучше было оказаться в Англии, где граждане – если они не какие-нибудь грязные индусы – проявляют уважение к личному пространству.

Впрочем, индус индусу рознь.

Надя рассказывала, что когда хмурым, тоскливым зимним днем в офис приезжает кто-то из индийских начальников, всем кажется, будто в темное помещение внезапно вплыло солнце.

Разговоры о том где и как хотелось бы жить беспредметны. В тридцать пять лет будущее определено и вряд ли подлежит кардинальным переменам.

Но я-таки создал себе маленький замок – свою семью, где живу так, как хочу.

И, возвращаясь к теме, скажу еще несколько слов по вопросу наличия или отсутствия детей.

В определенный момент я пришел к двум глобальным выводам – вернее, даже к трем.

Вероятно, они не являются очередным открытием Америки, но я их все-таки изложу.

Первый и главный заключается в том, что девяносто процентов детей появляются на свет благодаря глупости родителей.

В ранней молодости, в горячке брака легко решиться на зачатие новой жизни. С возрастом тяга к дополнительным проблемам угасает, а забота о пресловутом стакане воды в старости преследует далеко не всех.

Вторым я вижу то, что благополучные семейные пары подбираются по сходному отношению к продолжению рода.

Ни я, ни Надя не считаем детей жизненной необходимостью. Поэтому мы живем адекватно.

На отдыхе мы готовы переплатить, лишь бы попасть в отель, куда не пускают с детьми.

Будь один из нас упертым чадолюбцем – и наш брак распался бы максимум через три года, как это случается с другими.

А третий принцип говорит, что ребенок часто расценивается как средство цементирования брака, который начинает давать трещины.

Этот тезис является полной ерундой; дети ничего не укрепляют, лишь разрушают имевшееся.

Что касается нас с женой, то наш брак основан на взаимной привязанности, которая крепче всего прочего.

За восемь лет между нами не угасло влечение.

Вопреки всеобщему мнению, наш секс с годами становится все лучше: привыкание друг к другу не портит, а наполняет новыми нюансами.

Отдыхая в цивилизованных странах, мы ничего не скрываем.

Надя купается и сидит под зонтиком топлесс, привлекает внимание мужской половины пляжа и вызывает ненависть женской. А я испытываю гордость, ощущая и те и другие взгляды.

Такое состояние было и остается прекрасным.

Вообще мы живем не так, как большинство.

Мой женатый приятель любит повторять, что в одном году семейной жизни – четыреста дней скандала.

Согласно такой статистике, у нас с Надей количество пережитых скандалов должно перевалить через три тысячи.

Однако у нас не было ни одного серьезного.

Но после семи с лишним лет безоблачного брака я почувствовал, что жена мне изменяет.

5

Поняв это, я не испытал ни ярости, ни злости, ни ревности.

Сделав подобное заявление, я опять отвлекаюсь на общности.

Я родился философом; лишь потребность зарабатывать на жизнь сделала из меня технаря-программиста.

Меня интересовала человеческая мысль, но я не желал быть Диогеном в бочке; я хотел пить «Камю» и ездить не на «Ладе», потому избрал иной путь.

Однако философические размышления преследуют меня до сих пор.

И потому я не могу их не изложить.

Тем более, они идут в тему повествования.

Отношение к сексуальной компоненте брака есть показатель свободы общества.

Мы живем в огромной, бестолковой стране.

Формообразующим здесь является этнос, выросший из крестьян.

Славяне сами по себе есть никчемный народ, вбирающий все худшее от сопредельных наций.

Домостроевские отношения в русской семье подпитаны мусульманским шариатом, согласно которому у женщины нет души.

Взгляд на природу вещей сформирован искусством – столь же далеким от реальной жизни, как Луна от Земли.

Чего стоит один лишь, упомянутый в третий раз, Пушкин со своей «верностью навек».

С рассматриваемой точки зрения этот поэт – картежник и раб своего пениса – вреднейший из всех, поскольку представляет вершину русского ханжества.

Он хватался за пистолет при любом взгляде на свою жену, хотя сам не пропускал ни одной чужой.

Бесконечно декларируя любовь к фарфоровой кукле Гончаровой, он спал с ее сестрой – причем в той же квартире.

Российские супруги буквально помешаны на химере верности – точнее, на ее видимости.

Мужья и жены шпионят друг за другом, подслушивают разговоры, роются в телефонах, проверяют содержимое сумочек и карманов, анализируют запахи.

Мой взгляд диаметрален общепринятому.

Мне чужда психология собственника.

Женщина – такой же человек, как и мужчина.

И если ей чего-то недостает в «законном», она имеет право на получение незаконного.

Для меня физическая верность в супружестве не стоит ровным счетом ничего.