Блудный брат

— Ну и какие тут у нас шансы? — спросил я, даже не пытаясь притворяться, будто совершенно спокоен.

— Уже никаких. — Венди не глядя показала на маленькую серебристую искорку возле замка. — Я думала, они забыли про гараж, ведь они уходили через парадную дверь.

— И что тут в гараже? — По коридору шел Кашель, держа в руке пузатую бутылку. — Не выйти?

Покачав головой, она посмотрела на Кашля и, крепко сплетя пальцы рук аж до хруста в суставах, обхватила ими колено, сидя на полу. Я стоял, нависая над ней. Лонгфелло подошел к нам и растерянно остановился — видимо, он думал, что мы отметим коньяком наш уход, тем временем его ждал неприятный сюрприз. Я отошел от Венди и посмотрел на часы. Поставленный четверть часа назад таймер отсчитывал примерно последние одиннадцать минут из предусмотренного часа. Кашель поднял бутылку и демонстративно посмотрел на круглую наклейку величиной с четвертьдолларовую монету.

— Декрет от 1 мая 1909 года точно определил границы региона, где продукт брожения виноградного спирта местного производства имеет право именоваться «коньяк», я имею в виду территорию департамента Шаранта и Приморская Шаранта. А ровно сто десять лет спустя, 1 мая 2019 года, один из шести округов объявил о выходе из конвенции, город Жонзак с окрестностями отказался от названия, которое, по их мнению, больше нарушает конъюнктуру, чем ей способствует, и начал использовать название местности в качестве названия для местной разновидности этого напитка. Естественно, подобный раскол не мог понравиться руководству коалиции, жонзак, как спиртное, был проклят навеки и — чтобы было все ясно до конца — назван обычным неудачным коньяком. — Он поднял бутылку и показал мне этикетку. — Однако я, хотя и не знаток, а лишь любитель, считаю это несправедливым. Я очень люблю жонзак.

Достав из заднего кармана три вставленных друг в друга пластиковых стаканчика, он раздал их нам. Ошеломленная Венди взяла свой механическим движением. «Наверняка она никогда не станет лучшей моей собу-тыльницей», — подумал я. Кашель, плавно наклонив бутылку, налил ей, потом мне. Я сделал глоток; жонзак уже через несколько секунд мне понравился, и я одобрительно кивнул. Венди сидела неподвижно, держа стаканчик в руке и все еще даже не попробовав спиртного. Она подняла голову.

— Может, поищем взрывчатку? — спросила она.

— Бессмысленно, — тотчас же ответил Кашель. — Она где-то вплавлена в стены. Никаких шансов. Останемся лучше в гараже.

Венди вздрогнула, быстрым движением поднесла стаканчик ко рту и выпила.

— Синклер когда-то мне говорил, что у предыдущих владельцев дома была довольно своеобразная тревожная система в гараже, а Даркшилд решил, что раз она столь дебильна, то ее трудно будет раскусить и нейтрализовать, — медленно сказала она. Взгляд ее был сначала направлен куда-то в пол под ногами, а затем постепенно поднимался все выше, и в конце концов она уже смотрела прямо мне в глаза. Нетрудно было понять, что взгляд ее становится все более ясным под воздействием коньяка, пардон, жонзака. Или — надежды. Я не мог бы с чистой совестью сказать, что и сам не нуждался в чем-то подобном. Стараясь не слишком спешить, я допил жонзак и швырнул стаканчик к стене. Венди поставила свой на пол. — Система действует так: после входа в гараж автоматически включается свет. Через пять секунд — если систему не отключить — в гараже взрывается небольшой заряд…

— Взрыв в гараже? — спросил я, не веря собственным ушам.

— Да. Даркшилд искренне смеялся, когда мне об этом рассказывал. Он сказал, что если кто-то проберется в гараж, то либо его не будет в это время дома, либо уже не будет в живых, и в таком случае гибель вора под обломками кажется ему даже довольно забавной и справедливой. Потом добавил, что заряд небольшой, скорее, имеется в виду какая-то парализующая газовая смесь…

Я машинально посмотрел на часы — семь минут. Что можно сделать за семь минут, когда нужно преодолеть такое препятствие? Кашель закрыл бутылку и спрятал ее во внутренний карман кителя, явно предполагая, что она нам еще пригодится, что непонятным образом добавило мне присутствия духа. Люблю, когда кто-то в меня верит.

— Отключить установку мы не сможем, верно? — быстро спросил я.

— Он был бы дураком, если бы оставил ее наверху, — столь же быстро ответил Кашель. И спросил: — А если туда пробраться и выключить свет, тогда что? — Он схватил Венди за плечо и слегка встряхнул.

Она покачала головой:

— Там нет выключателей. Собственно, это больше всего смешило Синклера, мол, вор входит и вдруг видит… — Она разрыдалась, закрыв лицо руками.

— Что можно предположить? — спросил Кашель. — Мы можем допустить, что само по себе отключение света отключит систему?

— Думаю, да, — сказал я, проверяя каждое произнесенное слово с точки зрения логики. — Даркшилд мог входить в гараж с каким-нибудь пультом, может быть, микроидентификатором, постоянно вшитым в одежду, который позволял выключать свет, например, по паролю.

— В таком случае… — Лонгфелло замолчал.

— В таком случае мы можем попытаться выключить свет… — закончил я и толкнул плечом Венди. — Какой там свет?

Она немного подумала.

— Кажется… раз, два… три… — По мере того как она считала, меня покидали творческое вдохновение и надежда. А Венди продолжала подсчитывать проходившие перед ее мысленным взором лампы: — И второй ряд, тоже три… Шесть. А! И еще одна над входом. Семь. Да, семь.

Подвернув манжет, я немного повозился с часами, а затем, разделив пятисекундный интервал на семь одинаковых отрезков, постарался вслушаться в этот ритм, чтобы не ошибиться и не пропустить время. У меня было девять патронов, семь ламп, пять секунд, чертовы нечетные числа. Я предпочел бы две лампы, за десять секунд, четырнадцатью пулями. На мгновение оторвавшись от часов, я бросил сержанту пистолет; он молниеносно выдернул из него обойму, несколькими движениями разобрал оружие и кончиками пальцев проверил каждую деталь. Закрыв глаза, я снова начал вслушиваться в ритмичные сигналы с частотой 5/7 секунды. Венди, кажется, хотела что-то сказать, так как я услышал сердитый голос Кашля:

— Тихо, если только не хочешь сказать что-то про гараж! — Он сделал паузу, но Венди, видимо, отрицательно покачала головой, поскольку он жестко закончил: — Если нет, ни о чем больше разговаривать не будем. Нам нужно попытаться смыться из этой крепости, во всяком случае, молчи, пока тебя не спросят.

Я открыл глаза:

— Спрашиваю: там два ряда по три лампы на потолке, так? Какие?

— Обычные плафоны.

— И седьмая над дверью, то есть напротив от нас? — Да.

— Что в гараже?

— Должен быть зеленый «форд-матадор» и пурпурная «лендава»…

— Открытые? На сигнализации? Ключи?

— Открытые, ими можно сразу пользоваться, только у «лендавы» номера похожи на номера машины, украденной у какой-то важной шишки, и почти каждый патруль ее проверяет.

— Значит, остается «матадор». Тео, мы вбегаем в гараж, я пробую разобраться с теми лампами, а вы прыгаете в «матадор», заводите двигатель и, не дожидаясь меня, вышибаете дверь и вырываетесь наружу. Возможен и другой вариант, если вам удастся завести двигатель за две-три секунды, то и стрельба может не потребоваться. Ясно? Нам осталось четыре минуты!

На самом деле оставалось больше, почти десять, но меня охватило лихорадочное желание действовать, я не хотел больше рассуждать, разговаривать, делить и решаться. Протянув руку, я взял у Кашля пистолет и снял его с предохранителя.

— Может, возьмешь и это? — Он протянул мне револьвер с одним патроном.

— Чтобы мне было из чего пустить себе пулю в лоб? — рассмеялся я, надеясь, что мой смех звучит искренне. — Ладно, пошли?

Никто не возразил.

— Только случайно не оставьте дверь открытой, — предупредил я.

Глубоко вздохнув, я провентилировал легкие, поморгал, увлажняя глазные яблоки, затем пинком распахнул дверь и ворвался в гараж. Все то время, пока я готовился к операции, я старался думать о помещении как о чем-то неконкретном, чтобы ничто не могло меня разочаровать, сбить с толку или застать врасплох, но невозможно думать полностью абстрактно о конкретных вещах. Гараж, например, поразил меня своими размерами; я представлял себе нечто площадью примерно в сорок квадратных метров, с полками вдоль стен. Этот же оказался куда обширнее, он занимал почти весь подвальный уровень, расстояния между лампами были намного больше, чем я предполагал. Сделав два длинных прыжка и думая о том, что возможность ошибки в результате возросла во много раз, я прицелился в первый плафон, расположенный дальше всего от меня. Первая пуля попала в цель, второй плафон, ближе — есть! Теперь самый дальний во втором ряду — мимо, о господи, поправка — мимо. Сердце билось в ритме 5/7, что-то случилось со слюнными и потовыми железами, переставшими нормально функционировать — первые полностью пересохли, из вторых обильно хлынула жидкость. Пятая пуля в чертов плафон — есть! В гараже все темнее, Венди вскакивает в «матадор», где Кашель? Шестой выстрел — мимо, и конец: еще четыре плафона, а у меня осталось три патрона. Не могу же я разделить пулю пополам. Выстрел — попадание, еще выстрел — попадание, я расслабился, нервничать уже не было причин. Неожиданно я краем глаза увидел, как сержант подпрыгивает и бьет какой-то палкой по ближайшему к нему плафону. Я услышал, как из моего горла вырывается вопль, прицелился и выстрелил, управляя траекторией полета пули скорее криком, чем мышцами рук. Из последней лампы посыпалась стеклянная пыль и бетонная крошка. Стало темно. И тихо. В автомобиле что-то заскрежетало, а потом я услышал рыдания Венди: