Санаторий

Весь личный состав разбили на четыре взвода. Командование приняли на себя всё те же Харя-Кришна, Клопомор и Сто-Метров-Кролем. Четвёртый взвод доверили Дефлоратору, а Ездра, естественно, принял на себя верховное командование.

Прежде всего надо было вооружить личный состав созданной армии, потому что заточки, арматура и палки, оплетённые колючкой – это, конечно, хорошо, но хорошо для рукопашной, которая, как известно, есть последний аргумент пехотинца. Чтобы добыть что-нибудь посерьёзней, следовало в первую голову снять часового с вышки, тем самым заполучив для начала пулемёт и одновременно обезопасив себя от огня на поражение. Задача не из простых, тем более – средь бела дня, когда с вышки просматривается вся территория от края до края.

На вышке дежурили по-очереди два вэвэшника, разжалованные из рядов за превышение служебных полномочий. Чомба рассказывал, что видел как-то, случайно, рожу одного из них – и это была, по его словам, рожа прирождённого убийцы, даже глаза которого не отражают света – настолько они бездушны и мертвы. А уж Чомба-то к поэзии склонен никогда не был, а тем более не был трусом, у которого глаза велики, так что словам его приходилось верить. Второго стрелка не видел никто и никогда, и даже сомневались, что этот второй существовал на самом деле, что он не такой же полу-миф, как Сам.

Проблему караульного вызвался решить Виннету. Этот бугай, в плосконосом смуглом лице которого действительно было что-то индейское, с любым холодным оружием обращался так, что апачи и сиу топтались за углом, нервно раскуривая трубку мира. Виннету вооружился своим томагавком – кухонным разделочным топориком, когда-то давно украденным из хозблока, прихватил с собою Чомбу и Тошнота, и все трое ушли в дождь.

Достоинством вышки было её расположение – на взгорке, взятом в загородку из всё той же колючки, в которой оставалась небольшая калитка для входа-выхода караульных. Просто так подойти к ней было нельзя и любая попытка проникнуть за ограждение уже могла рассматриваться как акт агрессии со стороны отдыхающих. К недостаткам вышки относились самодельность (собрали её кое-как санитары под руководством кардиолога – бывшего плотника) и небольшая высота. Вот малая высота и сыграла роковую для караульного роль. Когда Чомба и Тошнот, старательно изображая из себя пьяных, в обнимку, горланя какую-то похабщину, прокуролесили пустырь и прислонились к колючке с противоположной от входа в загон стороны, часовой быстро перенёс внимание и своё и пулемёта на них. Тогда-то Виннету и метнулся крадучись к калитке. Брошенный его рукой томагавк врубился караульному в затылок. Через минуту Виннету уже карабкался по лестнице на вышку. Ещё через минуту вся прилегающая территория находилась под контролем повстанцев.

Возможно, белые прохлопали бы начало переворота и всё прошло бы с меньшей кровью, если бы Виннету, опьянённый лёгкой победой, не дал длинную очередь по административному корпусу.

Индеец, что с него взять, дикий человек.

7

В корпусах поднялся переполох. Наши, услышав пальбу, высыпали на пустырь, увидели сигнализирующих Чомбу и Тошнота, увидели Виннету на вышке, который орал что-то по-индейски и, не жалея патронов, поливал администрацию свинцом.

– Отставить огонь! – закричал Харя-Кришна. – Беречь патроны, индейскую твою мать!

С той стороны, наверное, не сразу согласились поверить, что началась война. Может, подумали сначала, что караульный с ума сошёл от вечной тоски и одиночества на вышке. Метались меж корпусами белые халаты, кричали что-то, незнамо зачем затарахтел администраторский уазик и рванул к продмедскладу, приютившемуся на отшибе – видать, боялись белохалатники за запасы спирта и перловки.

Потом послышался первый выстрел. Видно было, как пуля выковыряла из стенки вышки толстую щепку. Виннету присел, огрызнулся короткой очередью и стал быстро спускаться. И вовремя, потому что откуда-то из-за административного блока вдруг жахнул гранатомёт, и вышка превратилась в огрызок. Виннету, хоть и оглушённый, с обалдением и азартом, написанных на смуглой роже, успел прыгнуть на землю, подбежал к Ездре, потряхивая добытым пулемётом, но сказать в запале ничего не мог, только забористо матерился.

– Дурак ты, паря, – холодно сказал Ездра. – Приказ открывать огонь был? Правильно, не было. А какого же лешего, ирод ты кочерыжечный?

Но разбираться было некогда. Поднятая огнём Виннету суета мало-помалу схлынула, переходя в торопливые военные приготовления.

– Надо пробиваться к оружию, – сказал Харя-Кришна. – В подвал, про который говорил санитарик.

– Давай, – кивнул главнокомандующий.

Харя-Кришна выхватил у Виннету пулемёт, быстро поверил боезапас, досадливо покачал головой. Потом бегом повёл свой взвод в обход админкорпуса. Вооружённые кто чем, отдыхающие шли на явную смерть – один пулемёт с едва ли половиной боезапаса мало оставлял шансов восстанию.

Но боевая опытность Харя-Кришны, отчаяние недавних доноров и внезапность сделали своё дело. Дверь в подвал оказалась не закрытой. Спустились вниз. Ошарашенный санитарик, выполнявший роль часового у входа, был слегка контужен и обезоружен. Теперь у повстанцев был ещё и карабин о пяти патронах.

Охрана оружейного склада состояла, вопреки словам пленного, всего из двух человек – видать, не успели белохалатники привести свой гарнизон к готовности номер раз. Один из охранников – тучный санитар затрапезно-хохлятского вида – дрых на кушетке, храпя издыхающим боровом. Другой со смурным видом покуривал. Единственную сложность представляла собою решётка, отгородившая подступы к оружейке. Но после того как Харя-Кришна велел Слюнтяю пальнуть из доставшегося ему карабина, санитар и откинул засов и отдал ключи от оружейки. У санитаров были при себе два «калаша» с непристёгнутыми даже магазинами. Вот такая война.

8

Взводу пришлось вступить в боестолкновение сразу по выходе из подвала. Целая толпа санитаров направлялась сюда за пополнением боекомплекта. Несколько человек сопровождения были вооружены и немедленно открыли огонь. Был убит на месте Скоморох, а Китаёзе оторвало два пальца, но слава богу, на левой руке.

Гранатами вынудили санитаров отступить за хозкорпус, сильно проредив их ряды, и стали петлять между женских корпусов, отходя к своим. Бабы орали, визжали, высовывались в окна, бросали бойцам всё, что могло сойти за оружие, но по бабской привычке больше споспешествовали переполоху и суете, нежели делу.

Каждый из наших нёс по две-три, а то и четыре единицы вооружения. Тащили ящики с патронами. Огрызаясь на ходу огнём, уже в последний момент увидели, что другая группа белых халатов брошена им наперерез. Если бы не Харя-Кришна, увязли бы в бою и вряд ли добрались бы до своих, но талант бывалого вояки выручил: взвод разбился на две группы. Одна повесила на себя всю тяжесть амуниции и по возможности быстро продолжила бросок к своим позициям, другая прикрывала огнём столь яростным и деловитым, что посланная на перехват группа не выдержала и отступила.

Когда дошли до своих, были встречены радостными воплями. Оказалось, что от трёх взводов тут оставалась едва ли половина личного состава: безоружные повстанцы выдержали атаку до зубов вооружённых лекарей под командованием ЛОРа. Отбивались всем, что, будучи брошенным, могло так или иначе травмировать. Отбились. Но не стало многих незаурядных бойцов вроде Штыря, Алаверды, Пончика, Колченога…

Бойцы быстро разобрали оружие и выдвинулись на позиции. Старая, уже года два незарытая траншея теплотрассы вполне сошла за окоп.

Видели, как противник занимает позиции. Вооружены белые были хорошо, но и наши теперь тоже не из рогаток готовились стрелять, да и численный перевес пока ещё оставался на нашей стороне, несмотря ни на что.

Заняли позиции, изготовились и притихли, посматривая друг на друга. Потом затянувшуюся непонятную паузу прервали труженики клистира и карболки – выкинули импровизированный белый флаг из куска марли, воздетого на жердь. Помаячили этой тряпкой, потом вылезли из окопа три до зубов вооружённых санитара, самим видом своим позорящих высокое звание человека в белом халате. Это была охрана парламентёра, на роль которого назначен был рентгенолог – лысый толстун и коротышка, еврейчик бог знает в каком поколении.