Страница 9 из 10
От маминых слов Акее стало немного стыдно. Но теперь, когда ее волосы стали русыми, она выглядела намного лучше, даже точки на лице ее уже не так смущали.
– Мама Зана, я обещаю, я не стану отбеливать тело. Видишь – все получилось, и все не так страшно.
Но следующим утром случилось непредвиденное: волосы Акеи стали еще светлее, и теперь были уже цвета соломы. К вечеру посветлели еще, потом еще, и через день стали просто белыми. Акея теперь выглядела еще более необычно, так что никто не мог отвести от нее глаз – ни на Белом Холме, ни дома. С копной белоснежных, как облака, волос и рыжим лицом девушка выглядела абсолютно иноземной.
Младшие братья дергали за волосы и хохотали, старшие смотрели спокойно, но глаза их смеялись. Но, конечно, для семьи их дитя было прекрасным даже с белыми волосами. Малафет, к которому Акея теперь ходила почти каждый день, расхохотался и сказал, что теперь она выглядит вовсе как седовласый ученый.
Так что следующим утром, собираясь на работу, Акея завязала волосы в тугой узел на затылке и надела на голову платок.
10
Как и обычно по утрам, Акея шла на работу вместе с братьями. На полпути, когда они трое шли через один из мостов на белый холм, Парсан вдруг внезапно воскликнул:
– Смотрите! – он указал в сторону реки, на огромные валуны, что лежали там тысячелетиями. – Там кто-то был!
– Где? – спросили Сааф и Акея в голос, и остановились.
– Где-то там, за теми глыбами, кто-то прыгнул очень высоко и снова опустился.
– Тебе показалось, – заключил Сааф, но Парсан был уверен, что видел какого-то необыкновенного прыгуна-талиостийца.
– Идемте выше, оттуда посмотрим, – предложила Акея, и они продолжили путь.
– Да вон же он, вон он! – вдруг снова крикнул Парсан, и, повернувшись, его сестра и брат успели заметить крепкую мужскую фигуру вдалеке, неподалеку от того места, где Акея и ее братья часто играли в детстве. Прыгун сумел запросто оттолкнуться от земли и легко взобраться на огромный валун, по меньшей мере, в две длины в высоту, а потом так же молниеносно за ним скрылся.
– Вы это видели? – воскликнул возбужденный увиденным Парсан, по лицам Акеи и Саафа было понятно: они тоже были изумлены.
– Что это было? – спросила Акея.
– Кто это был? – одновременно спрашивал Сааф.
Обменявшись взглядами, они сбежали с моста и побежали на берег, и через несколько минут, запыхавшиеся они были на месте. Забраться на валуны было очень сложно – они горой лежали здесь повсюду, карабкаться пришлось долго. «Эй! Кто здесь?» – звали они, но никто не откликался. Они обошли камни с других сторон и потратили немало времени на поиски, но никого больше не увидели. Словно прыгун им померещился. Акея рассказала братьям о том, что видела похожую фигуру рядом с их домом некоторое время назад. Идей ни у кого никаких не было, они решили понаблюдать за этим местом в последующие дни и отправились на Белый Холм.
А вечером Акея снова направилась к Малафету. Она рассказала ему о том, что они с братьями видели утром, но Малафет только почесал бороду, и вернулся к своим дневникам. Все эти дни Акея помогала ему делать перепись его свежих коллекций в толстые тетради, и ученый был полностью поглощен этим процессом. «Он считает, что нам показалось», – подумала про себя Акея и взялась за тетради.
Помогая Малафету с записями, Акея заодно успевала послушать его разные теории насчет всего подряд – почти любой предмет становился объектом особых рассуждений этого ученого. Все, что он говорил, было ей интересно и немного забавно, потому что оказалось, Малафет умеет фантазировать и над своими выдумками пошутить. Но порядок он очень любил. Поэтому все те разработки, которые накопились у него за последние годы, он желал, наконец, классифицировать и записать.
– Я все думаю, думаю, ищу доказательства нашей теории, – сказал Малафет, когда Акея собирала заполненные на сегодня листки, чтобы подшить их в тетрадь.
– Какой?
– Как какой – что эпитуп и овиандр – это один цветок.
– Но что, если так? Что это изменит?
– Как что – это же важно знать! Овиандр – редкий цветок, его не используют, потому что собирать его трудно, и цветет он недолго. А эпитупы – пожалуйста, повсюду, только не очень ценятся. А ведь для кристаллов это может быть ценная замена! Быть может, кристаллы от этого не пострадают.
Тут у Малафета сделался задумчивый взгляд, потом его глаза озарились догадкой и он хлопнул себя по лбу.
– Вот же я старая рухлядь! Да что ж я сразу не догадался?! А ну идем, – и махнув Акее, он поспешил в кладовую.
Там он долго рылся на верхних полках, выискивая что-то, что никак не находилось. Малафет вспотел, у него началась отдышка, он проходил полку за полкой, доставая какие-то мешочки и ящички и задвигая их обратно.
– Но что вы ищете, скажите? – спросила не в первый раз Акея.
Малафет повернулся к ней, выдержал паузу и сказал вкрадчиво, словно это был секрет.
– Образцы чистых кристаллов.
– Зачем?
– Затем, что там у меня наверняка есть и чистый кристалл эпитупа, и чистый кристалл овиандра. И их можно сравнить.
Акея внимательно посмотрела на Малафета. Иногда он казался ей очень умным, ей нравились его принципы рассуждений, но порой он был странен: чистые кристаллы хоть давно и не изготавливались за ненадобностью, но их образцы были на Белом Холме, они хранились там также, как и все три великие книги, и уж Малафет должен был знать об этом и мог посмотреть на чистые кристаллы овиандра и эпитупа уже давно. Но говорить Акея ничего не стала, просто продолжила терпеливо ждать.
– Вот оно! Здесь! – воскликнул, наконец, Малафет и достал из дальнего закутка верхней полки большой деревянный короб. Он вынес его из кладовой, поставил на пол и открыл крышку.
Под потемневшей от старости тканью лежали рядами разные кристаллы примерно одного размера – каждый можно было хоть с трудом, но зажать в кулак. Они не были яркими, некоторые темные настолько, что казались и вовсе непрозрачными. Их было много, сотня или даже больше, и возле каждого была подпись на желтой бумаге. Малафет прошел по рядам, читая названия, нашел кристалл эпитупа, затем и овиандра и показал их Акее. Эти кристаллы были темно-синего цвета, похожие между собой. Но вниманием Акеи уже завладел другой кристалл – она безошибочно узнала его среди всех других, и хоть в ящике были и красные, и желтые образцы, о том, что она смотрела на огненный кристалл мохнатки, она бы могла поспорить на что угодно. Он был совершенно неповторимым!
Девушка протянула руку и взяла кристалл. Как же красив он был! В нем словно был свой особенный микромир, словно сгусток энергии бушевал внутри, не имя возможности вырваться наружу.
– Ах, Акея! – воскликнул Малафет и засмеялся. – Ты и здесь нашла свою мохнатку. Ну что с тебя взять?
Акея чуть смутилась, но кристалл не вернула на место. Напротив, поднесла его ближе к лицу, пытаясь разглядеть, уловить, поймать и удержать волшебство, которое виделось ей внутри.
– Это же чудо, – сказала она. – Чудо! Разве вы не видите? В нем живет какой-то мир, и если бы только не плотные границы… Он в тысячу раз красивее, чем любой из кристаллов Талиостии!
– Я впервые вижу такую любовь к чистому кристаллу, девочка, впервые. А знаешь что – забирай его себе! Пусть он радует тебя и будет памятным подарком к грядущей шестнадцатой зиме. Только не слишком-то часто держи в руках, пока не станешь разноцветной.
От счастья Акея просто не знала, что сказать. Она бросилась на шею к Малафету, крепко обняла его, потом вскочила на ноги и понеслась домой, бросив на прощание, что должна показать кристалл своим родным и что обязательно придет завтра.
– А как же эти? – спросил Малафет, глядя на два синих кристалла в руках. Но ему уже некому было ответить.
11
На следующий день Акея собиралась выполнить обещание и прийти к Малафету. Но в пути кое-что изменило ее планы. Позже это «кое-что» изменит планы всей Талиостии, но не будем забегать вперед.