Страница 8 из 12
– Володя, насколько я знаю, там охрана… И военное производство было. Если поймают…
– Да ладно тебе, – перебил меня мой напарник, – ночью пойдём. Охрана там бухает и спит. Говорю же, всё разузнал. Дело верное, братуха! Один человек цветной металл скупает, и за границу гонит. Цену даёт хорошую. Мент бывший. Деньжат срубим уже утром! У меня на заводе все ходы известные. Я ведь раньше – кинескопы там таскал, когда работал. А от охраны, на крайняк, откупимся… Жрать – то все хотят! Я на кинескопах хорошие деньги делал. Да жаль, пропивал много, дурак был…
Я согласился, почти не думая! Выбора не просматривалось, жить как раньше, на поганой лапше, уже не хотелось… На дело пошли мы морозной, ясной ночью. Плотный, искрящийся снег скрипел под ногами – казалось оглушительно, предательски… Мы проникли на территорию бывшего завода сквозь пролом в бетонном ограждении, и пошли по снегу след в след: Вовка впереди, я за ним. Почему-то я был абсолютно безразличен к происходящему, только сердце колотилось учащённо и глухо. Вокруг – безмолвное безлюдье. Вдалеке, неясным контуром, очерчена будка постовых. В окне свет не горел, но из печной трубы на крыше – столбом поднимался дым, видимый при лунном сиянии. Я тронул Вовку за рукав, указал на будку. Тот махнул рукой и прошептал:
– Спят, как сурки. Я же говорил!
Мы подошли к зданию какого-то бывшего цеха. Входные металлические двери оказались надёжно заварены, но на первом этаже несколько оконных проёмов зияли пустотой, будто рот с выбитыми зубами. Мы, подтянувшись до пояса, живо оказались внутри. У нас были припасены два солдатских вещмешка, взятые мною, остро отточенный топорик, ножовка по металлу и несколько запасных полотен к ней, небольшой ломик, два фонаря.
– Это электроподстанция, – сиплым шёпотом пояснил Вовка.
На полу валялись осколки стёкол, доски, железки, всякий хлам. Сквозь окна грустно взирала на нас полная луна. Осторожно ступая по скрипящим осколкам (их ломающийся треск мне показался невероятно громким), направились к ряду электрошкафов, стоявших в глубине помещения. Дверцы их были распахнуты настежь, и, кроме обрывков проводов и искорёженных крепёжных приспособлений, внутри ничего ценного не обнаружилось. Вовка едва слышно выругался, прошептав, обернувшись в мою сторону:
– Опоздали, без нас раскурочили…
–Теперь куда? – раззадоренный происходящим, возбуждённо поинтересовался я. Во мне вдруг проснулось лихорадочное желание поживы.
Вовка сделал жест рукой: «Идём дальше», как в новомодных американских боевиках. На высоте – около четырёх – пяти метров, вдоль стен на кабель – полках, покоились толщиной в мою руку, кабель – линии. Те, кто побывал здесь до нас, видимо, не сообразили, как до них добраться. Или – просто побоялись… Но – мы сообразили. Аккуратно повалили металлические пустые шкафы, подтащили к стене, водрузили один на другой, и Вовка залез пилить кабель. Мне же он прошептал:
– Иди к окну, на шухер! Если пойдёт охранник – без паники! Договоримся. А если мент – то в разные стороны рвём, и друг друга не знаем!
Я молча, кивнул. Ножовкой мой друг орудовал ловко и споро; не прошло и пяти минут, как он засипел:
– Передвигаем пирамидку! Один конец готов!
Мы тихохонько, напрягая слух, стараясь не громыхать, переместили конструкцию, и Вовка взялся за дело снова. Я сообразил подхватить отпиленный отрезок с одного края, чтобы он с грохотом не слетел, и мы аккуратно уложили его на полу. Тут было около шести метров четырёхжильного высоковольтного кабеля, квадратного, довольно толстого сечения. Молча показав друг другу большие пальцы, начали с двух сторон – я топориком, а Вовка острым, словно бритва, сапожным ножом, который он достал из кармана, резать многослойную оплётку, обнажая медь, похотливо заблестевшую при ярком лунном свете. Медные кабельные жилы мы разрубали и складывали в вещмешки, стараясь размещать поровну, что бы легче было нести обоим. Осмотревшись, передохнув, мы отпилили второй большой отрезок. И когда наши «сидора» стали почти неподъёмны, ушли, ступая так же – след в след, и напряжённо оглядываясь по сторонам, готовые в любую секунду броситься в разные стороны, как зайцы, мгновенно избавившись от ноши. Вовка повёл меня через дорогу к дому, стоявшему напротив завода тёмной, прямоугольной громадой.
– В подвале у моей подруги спрячем, – объяснил он, – я ключ у неё взял. Завтра, до обеда, ты меня прикрой на работе, а я – толкану добычу. Я уже договорился… Я здесь раньше кинескопы ныкал… Вот, времена были!.. – и Вовка тяжело вздохнул.
А я сделал вывод: пока мы с семьёй сводили концы с концами, не получая моё офицерское жалование по четыре месяца, и живя на скромную зарплату моей жены – библиотекаря, мой друг оперировал миллионами! Уже дома, долго ворочаясь, не в силах уснуть от возбуждения, я думал: «Судя по весу, за медь нам заплатят неплохо! И так всё легко вышло! Оказалось, что воровать-то выгоднее всего! Хотя, почему – воровать? Кому принадлежало то, что мы взяли? Да никому, по сути»!..
Вовка пришёл на рынок после обеда. Довольный, выпивший, с пачкой сигарет «Мальборо»… Он потащил меня в нашу промёрзшую будку, извлёк из-за пояса ополовиненную бутылку коньяка, а из кармана – два крупных мандарина. Коньяк протянул мне. Я залил в себя, сколько смог, зажевал кисло – сладкой, сочной мякотью. После этого – мой друг протянул мне четыре стотысячных купюры. Допил оставшийся коньяк, и весело сообщил:
– Саня, я Надьке, подруге своей, пятьдесят «кусков» отвалил… За подвал её… Сам понимаешь, без подвала – нам никак!
– Володя, сколько с меня? – понимающе спросил я.
– За бухло – нисколько! – великодушно махнул рукой мой подельник, – а за подвал – в пополаме…
Я тут же побежал разменивать купюру. Когда я вернулся, Вовка спросил серьёзно, глядя мне в глаза:
– Ещё пойдём?
– Да! – твёрдо ответил я ему.
– Саня, мы с тобой озолотеем там, – убеждённо вполголоса рассуждал он. – Я такие места знаю… – и Вовка, для придания убедительности своим словам, подкатывал глаза. Его уверенность в удаче и моя жажда денег, в которых я отчаянно нуждался – сделали меня абсолютно беспринципными и циничным. Наглая вера в безнаказанность вселилась в меня, я был готов ко всему… Следующее «дело» Вовка спланировал и организовал просто блестяще. Я ещё тогда подумал: «Его бы голову, да на должность командира батальона армейской разведки!» Смакуя окурок «Мальборо», он, в нашей железной будке, вынув из кармана свёрнутую пополам школьную тетрадку, рисовал карандашом схему подземного кабель – тоннеля, который являлся резервным, и должен был обеспечивать электроэнергией производство в случае аварии на основной линии.
– Смотри, Саня, – хрипел он, горячась, – здесь дверь в тоннель… Она из металла, но закрыта на висячий замок. Мы его аккуратно: рраз, и – нету замка! Идём внутрь… Режем спокойно кабели… Самые толстые! Оплётку убираем. После – уходим… Дверь закрываем на наш замок, который с собой прихватим. Следы на снегу – заметаем веником… Мы так на зоне делали, когда подходили к запретке – перебросы ловить! На следующую ночь – идём, и забираем своё. А там столько кабелей, Саня! Таскать и таскать! – и Вовка мечтательно и блаженно улыбался, видимо представляя, какие кучи денег нас ожидают в скором времени…
В кабель-тоннель мы полезли в метельную ночь, глаза засыпал колкий снег, но это было нам, как раз, на руку! Шли уверенно, не боясь никого, дело делали спокойно, кабели отпиливали не торопясь, основательно курочили силовые щиты, извлекая оттуда медные шины и трансформаторные катушки. В подземном кабельном бункере была гробовая тишина, сырой, спёртый воздух заставлял дышать учащённее. Мы оба вспотели, но не обращали внимания на это. Уходя, часть медных толстых жил, забрали с собой. Сколько смогли унести. Часть – оставили на завтра. Замок повесили свой. И потом, сгорая от азарта и острого ощущения опасности, которая, казалось, кралась следом, таскали несколько ночей подряд в подвал Вовкиной «дамы сердца» медь, латунь, алюминий. Мы измучились так, что, не поспав толком несколько ночей, решили сделать перерыв. В последнюю воровскую ночь, я шёл в своё жилище в пятом часу утра, совершенно отупевший от усталости, мечтая только о том, чтобы вытянувшись на старом продавленном диване, поспать часа три, как вдруг, перед самым домом, меня ослепил свет фар милицейского патрульного автомобиля.