Страница 10 из 12
– О-о-о, Саня! Ты чего такой смурной? – и перестал улыбаться.
– Лариса пропала… – выдавил я из себя, – на работе её нет. Где она – неизвестно…
Мой напарник пожал плечами: мол, мало ли, какие причины могут быть. Потом ещё раз взглянул на меня, и произнёс задумчиво:
– Самогону, хошь? Ядрёный… Для себя выгонял.
– Не хочу.
– Саня, не знаю, где она живёт. Но завтра у Надюхи разузнаю! Ну, чё ты! Не переживай!
– Надоело, Володя, одному, как волку старому… Показалось – встретил подходящую женщину. По сердцу она мне пришлась, понимаешь?
– Понимаю, – хмуро покивал мой друг. – А может, налить самогоночки?
– Нет – нет! Не надо! Да и пора с пьянкой заканчивать! – с этими словами я пожал его руку и ушёл потерянно, как на Новый Год, бродить по чужым мне улицам этого города, который, будто бы в плен меня захватил, и не было никакой возможности освободиться!
Слово своё Вовка сдержал. Заглянул к своей «даме сердца», узнал адрес Ларисы, но сообщил, что дома её нет. Вечером в воскресенье ушла куда-то, и больше не появлялась.
– Пропала, значит? – встревожился я.
– Нет, Саня. Тут другое… Находит иногда на неё. После развода с мужем. То – ничего… Живёт спокойно, с дочкой занимается. А то – ударяется в загул. Шляется, неизвестно где, бухает, неизвестно с кем… Может дня на четыре исчезнуть. Потом появляется. Потрясучая вся, грязная, мятая. В ванне отмокает, отлёживается, чаем с мёдом отпаивается. И опять – баба, как баба… Такие дела, Сань… Но, клянусь на «петуха», я этого не знал! – и мой друг виновато посмотрел на меня.
«Ха – ха – ха!» – горько рассмеялся я про себя. И начал ожесточённо скалывать наледь ломом. «Дворник – алкоголик, уже не молодой, побитый жизнью, словно молью поеденный, и молодая красотка – алкоголичка! Прекрасная мы с ней пара! И теперь тебе, дворнику – говночисту, всю жизнь придётся общаться только вот с такими ларисами! Потому, что ты – на самом дне! Опустился сюда легко, а вот, поднимешься ли – большой вопрос! Иногда это уже невозможно»… Но всё же, внутри меня, жила крепкая уверенность в том, что я изменю свою судьбу. Предчувствие крутых перемен, почему-то, не покидало…
Лариса пришла ко мне сама. Вечером, в четверг, на этой же неделе. В дверь неожиданно раздался короткий звонок. Я в недоумении открыл – на пороге стояла она. С синюшностью под набухшими нижними веками, с потухшим взглядом, выражавшим полное безразличие, одутловатым лицом. Губы её подрагивали, и всё тело колотило мелкой дрожью.
– Саша, – еле – еле выговорила она, – выручи, пожалуйста. Иначе – умру…
– Проходи, – коротко ответил я, и помог снять ей шубку и шапочку.
Она стала, было, расстёгивать сапог, приподняла ногу, покачнулась. Не удержала равновесия, и грохнулась на пол. Я стянул с неё сапоги – новые, замшевые, но в чём-то вымазанные. Провёл на кухню. Лариса тяжело опустилась на табуретку, положила ладони на стол. Руки её – прямо плясали. И пахло от Ларисы теперь не тонкими духами, и ухоженным молодым телом, а смрадным перегаром, потом, и въевшимся в одежду и волосы, табачным дымом. Грязные космы на голове свалялись и выглядели крайне неряшливо. А ведь ещё, совсем недавно, я ласково перебирал их, любуясь красотой, сгорая от нежности…
– Дай чего-нибудь выпить, Сашенька, миленький… – простонала она. – Пожалуйста, дай. Плохо мне. Сердце останавливается…
– Сейчас – коротко ответил я, достал из холодильника бутылку водки, налил ей рюмку. Она выпила единым махом, не морщась, абсолютно спокойно, словно воду. Лицо её покрылось испариной. Затем, молча, налила уже сама себе ещё, шумно глотнула и выдохнула. Я придвинул ей бутерброд с колбасой, который успел соорудить. Лариса нехотя откусила, пожевала. Взглянула на меня уже осмысленно.
– Поесть горячего, хочешь? – предложил я ей.
–Да, очень хочу теперь… – оживилась она. – Я уже забыла, когда ела в последний раз. Так, только, закусывала…
Пока я разогревал для неё куриную лапшу, Лариса приняла ещё две рюмки, и совершенно опьянела. Она с трудом доносила до рта ложку, клюя носом, медленно жевала, и через усилие глотала. Но доела всё, что было в тарелке. И тут же уснула, положив голову на стол. А мне стало, как-то, не по себе. Я оказался впервые с женщиной, пьяной до бесчувствия! Я отнёс её на диван, словно куклу. Снял с неё измятую юбку, джемпер, накрыл тёплым одеялом. Сам лёг спать на старой, скрипучей раскладушке. Всё ночь моя неожиданная гостья стонала, всхлипывала, бормотала что-то невнятно, словно бредила. Потом внезапно вскочила, села, тревожно озираясь, и испуганно вскрикнула:
– Где я!?
–Всё нормально, Лариса. Ты у меня. Я – Саша, твой друг… – ласково заговорил я с ней, она тут же успокоилась и заснула.
Утром, когда я уходил на работу, она лежала неподвижно, и её дыхание слышалось еле – еле. Когда я пришёл пообедать, Лариса продолжала лежать так же ничком, но уже с открытыми глазами, смотрящими безмерно тоскливо, и в одну точку. На рынке я купил мёда и сделал чай. Она приняла кружку тряскими руками, стала пить осторожно, как бы нехотя. Но выпила всё, и захотела ещё. От еды Лариса отказалась. Попросила разрешения помыться в ванне. Я дал ей полотенца и ушёл снова на рынок. Обо всём рассказал Вовке. Мой друг только печально вздохнул. Когда я вернулся домой – Лариса сидела на диване, завернувшись в одеяло, совершенно голая.
– Я постирала свои вещи – слабым голосом сказала мне она, – как только высохнут, я сразу уйду.
– Я тебя не гоню. Оставайся до утра уж… Приди немного в себя.
Я дал ей свою тельняшку, оказавшуюся на Ларисе, как платье – мини. За ужином она вдруг горестно вздохнула:
– У меня пропало колечко. Золотое, с рубином. Покойник папа подарил в честь окончания школы… А я – даже и не помню, как пропало, и где.
– Наверное, там, где ты была все эти дни, оно и пропало, – предположил я. – Ты, хотя бы помнишь, где была, с кем выпивала?
Она печально покачала головой. Ещё раз вздохнула и задумчиво произнесла:
– Смутно помню… Всё, как в тумане.
После ужина Лариса опять легла, закутавшись в одеяло, сжавшись в комок. Чувство брезгливой жалости к ней охватило меня. Я не стал лезть с нежностями, но колечко пообещал найти, надеясь на помощь своего друга. Ушла Лариса утром, не прощаясь… Навсегда. Колечко её обнаружилось на следующей неделе. В угаре загула, Лариса заложила его цыганам, продающим бимбер. Я выкупил вещицу за сто тысяч, но сам относить Ларисе не стал. Не хотел бередить себе душу… Попросил сделать это Надю. После – она передала мне слова благодарности от своей непутёвой подружки. Больше ничего…
И снова я один. Никаких желаний, кроме как выпить водки, не испытываю. Приняв несколько рюмок, ложусь спать. Среди ночи просыпаюсь, рассматриваю в темноте потолок, узоры на старом, пахнущим пылью ковре, висящим на стене, возле дивана. О Ларисе стараюсь не думать, хотя желание видеть её у меня, если честно, не пропало. Вовка несколько раз затевал разговор о том, что может познакомить меня ещё с одной женщиной. Нормальной. Она вдова, ей, хотя бы, какого – нибудь мужичка… Но мне какую – нибудь не надо. Однажды ночью мне приснился замечательный сон: я иду по рынку ласковым летним утром в военной форме, с майорскими погонами. Весь такой в себе уверенный, со всеми здороваюсь, улыбаюсь… И мне в ответ улыбаются. И всё у меня хорошо, всё наладилось…
4.
На попойку по случаю 23-го февраля, Серёги пригласили меня за неделю до события. В этот день они оба вышли торговать, хотя и был понедельник – выходной для работников рынка, и торговцев. Водка и закуска находились прямо под прилавком. Выпивали, беседовали, и попутно, торговали. Продажа шла бойко. Было холодновато, но солнечно. В самый разгар нашего празднования, на рынке появился Чика. Он подошёл к нам вразвалочку, не спеша поздоровался со всеми за руку, поинтересовался новинками, потом неожиданно обратился ко мне по имени:
– Саня, тема есть-на… Пойдём-на в кафе к Томазу, там потолкуем-на!