Мастеровой

– Ты еще в халате? – удивился Куликов. – Хватит сибаритствовать! Время закусить. Заносите! – приказал официантам.

Через несколько минут они сидели за накрытым столом. Пока его сервировали, Федор успел переодеться.

– За тебя! – сказал Куликов, поднимая рюмку с водкой. – Буду честен: собирался заказать сегодня панихиду о рабе Божьем Федоре. Я не буду спрашивать, как ты обзавелся даром, но безмерно рад, что такой есть. Он сохранил мне друга.

Он опрокинул водку в рот и наколол вилкой ломтик ветчины. Федор с Роговым последовали его примеру. Несколько минут все дружно ели – проголодались. Куликов разлил по второй.

– Скажи ты, Миша! – посмотрел на Рогова. – Все, что об этом думаешь.

– Я не удивлен, – ответил капитан. – Алевтина говорила, что Варвара учит Федора какому-то дару. Полагал, что он совершенствуется, как кинетик. То, что двигает предметы, известно. Но вот этот щит… Как он называется?

– Зеркальный, – пояснил Федор, – а еще активный. Отбивает любой брошенный в меня предмет, будь то шар, сосулька или пуля. Причем, те летят в сторону противника. Про снаряд не знаю, не испытывал. Появился после боя на границе. Я там снял знак с германского мага, в этот миг меня тряхнуло. Варвара говорит: перенял дар.

– То-то на дуэли молодцом держался, – заметил Куликов. – Будто ничего не происходит. Мог бы и с друзьями поделиться. Я-то ночь, считай, не спал.

– Сам уверен не был, – объяснил Федор. – Шар, какой у князя, до того не отбивал. Не сердитесь, Николай Егорович. Хорошо ведь кончилось.

– Выпьем же за это! – предложил Рогов.

– Эх, Федор, Федор! – продолжил Куликов, когда все закусили. – Зря ты рисковал. Не стоило оно того. За такую голову я десяток Вяземских и еще двадцать Соколовых отдам – и глазом не моргну. Не криви лицо, штабс-капитан! Ты не представляешь, что значишь для России. Год как приехал в Тулу, а уже столько совершил! Оживил завод, а за ним – и город. Твои пулемет и бомбомет приняты на вооружение. Не возражай! – прикрикнул капитан, заметив выражение лица Федора. – Это ты придумал бомбомет, мы лишь довели конструкцию. Помню, как привез его на испытания. Артиллеристы поначалу улыбались: дескать, притащили чудную треногу. Ой, она еще стреляет? Но, распробовав, оторваться не могли – так понравилось. Сожалели, что снарядов мало. Замечание было лишь одно: калибр поменять. Среди пушек трехдюймовки есть, могут снаряды перепутать. Да и бомбу сделать помощнее. Ты калибр сходу предложил – 82 миллиметра. Переделывать не пришлось, кроме лишь трубы. А ведь мы с Мишей опасались. Я не сомневаюсь, что вот здесь, – он указал на голову Федора, – еще ворох изобретений. Потерять все это из-за дамочки? Дуры, бросившей тебя? А теперь запомни. Еще раз так сделаешь – не считай меня в друзьях!

– Успокойся, Николай! – вмешался Рогов. – Федор поступил, как надлежит. Этот хлыщ все равно б не отвязался. Не знаю, почему к Федору пристал, возможно, чтоб о мерзостях его не рассказали. Зато теперь даже Осененные не посмеют бросить вызов. Побоятся. Ты, кстати, – посмотрел Федора, – не желаешь поступить в гвардейский полк? Могут ведь принять.

– Я там ничего не потерял, – ответил Кошкин. – В Туле у меня друзья.

– А невеста? – улыбнулся Рогов.

– С невестой напряженно, – вздохнул Федор. – Знаю, ты о ком. Варвара – замечательная барышня, умная и милая. Я ей очень благодарен. Только сердцу не прикажешь, а оно пока молчит.

– Все равно – за дам! – воскликнул Куликов и наполнил рюмки. – Стоя, господа!

Не успели офицеры их опорожнить, как в дверь громко постучали. Федор поставил рюмку и пошел открывать. За порогом номера обнаружился незнакомый капитан в щегольском мундире с аксельбантами на плече.

– Мне нужен штабс-капитан Кошкин, – сообщил громко.

– Это я, – сказал Федор.

– Приведите в себя в порядок и следуйте за мной. Немедленно.

– Объяснитесь, господин капитан! – подошел Куликов. – Кто вы и по какому праву приказываете нашему другу?

– Адъютант государя, князь Куракин, – процедил офицер. – Выполняю повеление Его Императорского Величества. Вы удовлетворены?

– Да, – сказал Федор. – Минуту, господин капитан. Застегну мундир, возьму шашку и фуражку…

– Зачем Федор государю? – спросил Куликов у друга, когда Кошкин с адъютантом удалились.

– Что-то связанное с дуэлью, – вздохнул Рогов. – Черт бы их всех побрал, этих Осененных!

[1] Граф Хельмут Иоганнес Людвиг фон Мольтке, Мольтке Младший, генерал-полковник, начальник Большого генерального штаба Германской империи в 1906–1914 годах.

[2] «Хорошо будет смеяться тот, кто будет смеяться последним». (франц.). Цитата из басни Жана Пьера Флориана «Два крестьянина и туча», ставшая крылатой.

[3] В ряде источников патрон от Арисаки называют первым промежуточным.

[4] Федор, а, вернее, Друг говорит о карабине Симонова, но с отъемным магазином.

Эпилог

Георгий смотрел на стоящего перед ним офицера. Невысок, неказист, но держится уверенно. Не смущен вызовом к царю – смотрит без подобострастия во взоре. Царь ощутил приступ раздражения.

– Господин штабс-капитан! – начал ледяным тоном. – Мы вами недовольны. Вас пожаловали орденом и чином, сделали героем. Ну, и что в ответ? Вы убили Осененного, офицера моего личного полка.

– На дуэли Ваше Императорское Величество.

– Знаю! – фыркнул царь. – Как и то, кто был инициатором поединка. Осведомлен и о причинах вызова. Только я не верю в подлость князя. Он из уважаемого рода и не мог так поступить.

– Граф Васильчиков подтвердил мои слова.

– Он просто испугался умереть. За проявленную трусость отчислен из гвардейского полка. Поедет в Туркестан. Я желаю получить доказательства вашей правоты. Если их не будет, строго накажу.

– Дворянка Соколова, ставшая причиной ссоры, прислала мне письмо. – сказал, поколебавшись, Федор. – Предназначенное лично мне. Но вы мой государь, потому вправе знать. Извольте.

Он достал из кармана сложенный конверт и протянул его Георгию. Тот взял, раскрыл и вытащил из него листки. Развернув, стал читать. Не прошло минуты, как лицо царя перекосила брезгливая гримаса. Дочитав, он протянул листки стоявшему сбоку генералу. Пока тот знакомился с письмом, Георгий достал из конверта перстенек.

– Это что?

– Обручальное кольцо. Я подарил его Юлии Сергеевне при помолвке. Она вернула в знак разрыва отношений.

– Простенькое, – оценил Георгий. – Но милое.

Он положил колльцо в конверт и вернул тот Федору. Великий князь протянул листки. Федор взял и засунул все в карман.

– Что скажешь, дядя? – спросил Георгий генерала.

– Штабс-капитан не врет – такое не придумаешь. Времени подделать доказательства у него не имелось. Как ни горько сознавать, но князь оказался подлецом. Уцелей он на дуэли, я хлопотал бы об отчислении его из гвардии.

– А зеркальный щит? – спросил Георгий. – С ним-то как?

– С этим посложнее, – согласился генерал. – Господин штабс-капитан, – обратился к Федору. – Вам известно об указе императора Николай Павловича от 7 января 1836 года? Там о зеркальном щите.

– Никак нет, Ваше Императорское Высочество! – ответил Федор. – Слышу в первый раз.

– Сим указом людям с вашим даром запрещено участие в дуэлях – под угрозой заключения в крепость и предания суду. Осененного с зеркальным щитом невозможно победить. Зато он убьет любого.

– Не знал об этом, – развел руками Федор. – Ведь сам из простецов. Гвардейцы не сказали и о даре не спросили.

– Знаю, – сморщился генерал. – Вы не виноваты. Ошибка секундантов. Распорядитель проявил халатность. Хотя можно их понять – об указе позабыли. Последний Осененный со щитом умер тридцать лет назад. Других не появлялось. За границей вовсе не было. И теперь внезапно…. А теперь скажите мне: откуда дар? Кто ваши родители?

– Я не знал их, Ваше Императорское Высочество. Младенцем был подброшен в монастырь. Рос в приюте. Потому шел иной стезей.