Страница 34 из 77
— Так что, как видишь, я прекрасно понимаю, что значит потерять все. Это пройдет, пусть никогда и не исчезнет совсем. — Она провела пальцем по подоконнику, оставив в пыли след. — Всегда будет незримо присутствовать, будто призрак в комнате.
За спиной раздался шорох, затем тихие шаги. На плечи Мины упала тень. Хотя Бэрронс ее не касался, она чувствовала его присутствие, словно нечто теплое.
— Ты права, — прошептал он. — Веду себя, как ребенок.
— Нет, дело не… Тебе просто больно. — Она развернулась к нему лицом. — Прямо сейчас тебе больно, потому что те, кому ты должен быть дорог, не были рядом, чтобы тебя защитить. Или были, но не вступились за тебя.
— Зачем ты мне это говоришь?
У Мины защемило в груди.
— Потому что мне в свое время никто не сказал.
Герцогиня скрывала свою боль, однако та все равно таилась глубоко внутри. В каком-то смысле притворяться, что ничего не чувствуешь, было даже легче. Легче сосредоточиться на задаче и действовать шаг за шагом. Укрепить свой статус герцогини. Заслужить место в Совете. Затем сплотить движение гуманистов и дать его членам цель, к которой можно идти. Или же это все было лишь способом унять свою боль?
Мина с вызовом посмотрела на Бэрронса:
— Мы не враги, больше нет. Я не знаю правды о смерти отца, но… возможно, ты прав. Я достаточно хорошо изучила недостатки и слабости Кейна. Яд… не в его привычках. — Мина облизнула пересохшие губы. — Я тебя не предам. Никому ни слова не скажу о том, чем ты здесь занимаешься. Заявлю, что меня все время держали с завязанными глазами…
И тут Бэрронс соскочил с крючка. В глазах заполыхала ярость, он резко развернулся на каблуках.
— Господи, — горько усмехнулся Лео через плечо. — Знаешь, ты почти меня убедила, что тебе не наплевать.
— Бэрронс! Стой! — Мина кинулась вслед за ним, но он успел выйти и захлопнуть дверь.
Арамина в отчаянии сжала кулаки, затем беспомощно прижала ладони к двери. Судя по прерывистому дыханию, Бэрронс все еще стоял по другую сторону.
— Я говорила серьезно, — произнесла Мина, прислонив к полированному дереву лоб. — Каждое слово. Просто… я не могу тут оставаться.
«Ты не понимаешь. А я не могу тебе сказать».
Единственным ответом ей были громкие удаляющиеся шаги.
***
— Говорит, это не она, — сказал Лео, глядя в камин.
— И ты ей веришь? — поинтересовалась Онория.
Лео сжал и разжал кулаки, глядя на костяшки пальцев.
— Хочу верить. Возможно, частично в этом и проблема. Я не знаю, что правда, а что нет, если речь идет о ней. — В этом он никогда никому не признавался.
— Выглядишь усталым, — заметила Онория.
Скорее, выжатым как лимон. Лео уставился на искорки на решетке.
— Я годами мечтал об этой минуте. Лежал в постели и проигрывал в уме, как буду действовать: смотреть принцу в глаза и яростно отрицать, протестовать, или обзову его кретином. — «Боже». Лео устремил взгляд в потолок. Каким же дураком он был. — Но я не сделал ничего. Просто сидел. Не мог выдавить ни слова.
И ничего не чувствовал, если по правде. Сейчас, когда изначальное потрясение отступило, он словно оцепенел. Иссяк, словно утратил часть себя, но тяжелейшей потерей оказалась самая неожиданная.
Не осталось ничего от тех уз, которые, как предполагал Лео, связывали его с герцогиней. Она наконец-то то позволила ему заглянуть за тщательно охраняемый фасад. Лео казалось, что он раскрылся перед ней и Арамина начала оттаивать в ответ. Бэрронс думал о ней, она всегда была в его мыслях. Черт, он даже надеялся, что они смогут быть вместе, что ему удастся испытать те же чувства, что и у его сестер с мужьями. Лео хватало ума не мечтать о любви, поскольку он не знал, что это такое. Понятия не имел вообще, но надеялся… на что-то.
Он явно переоценил сложившееся положение.
Единственным желанием герцогини было вернуться к своей роскошной жизни. Да и почему нет? Чего ей ждать от бастарда? Человека, у которого ничего нет, кроме него самого, а Лео понимал, что этого ничтожно мало.
Если б только заставить ее желать его — так у него вышло бы доказать себе, что он еще чего-то стоит.
— Ну, — сказала Онория, поглаживая брата по спине, — правда вышла наружу. Сидеть здесь и грустить ничем не поможет. Нам нужно думать, что делать дальше.
Лео невольно улыбнулся, пусть и мимолетно. Онория никогда не изменится. Практична едва ли не до неприличия, но ему понравилось это «нам». Они давно помирились после ссоры из-за болезни Чарли, но Бэрронс все равно чувствовал, что сестра не до конца его простила.
— Какая ирония… Вот он я, стою у тебя на пороге и молю о помощи.
Четыре года назад она была ему чужой, дочерью, которую Тодд любил больше, чем нагулянного на стороне сына. Малышкой, которая росла в доме Кейна, пока изобретатель еще пользовался расположением герцога. Как же Лео тогда ее ненавидел.
Когда Викерс, герцог Ланнистер, убил Тодда, Онория, прихватив Чарли и Лену, бежала в Уайтчепел в чем была и с почти пустыми карманами. Потеряв работу, она явилась к Лео с просьбой о помощи, но он ее прогнал. Пусть Бэрронс и пытался запутать ее следы и направить Викерса и его ищеек в противоположном направлении, он все равно сделал для сестры чертовски мало. И никогда себя за это не простит.
— Онор, я…
— Один мудрый человек однажды мне напомнил, что я никогда не стала бы его женой, если бы ты тогда дал мне денег.
Лео медленно выдохнул и проворчал:
— Теперь я уверился, что беременность разжижает тебе мозги. Назвать Блейда мудрым, подумать только!
— У него случаются моменты просветления. — Онория привстала на цыпочки и поцеловала брата в щеку. — Я так и не поблагодарила тебя.
— За то, что я тебе не помог, хотя должен был? — Сожаление об этом преследовало его годами.
— За то, что толкнул меня прямиком в объятия Блейда, когда гордость не позволяла мне броситься туда по собственной воле.
— Я годами ужасно с тобой обращался.
— Подкидывал в кровать механических пауков, когда я в детстве жила в доме Кейна? — Онория приподняла бровь. — Могу лишь сказать, что на твоем месте я бы не спала слишком крепко.
Однако вырвавшийся за этими словами смешок дал Лео понять, что сестра говорит не всерьез. Бэрронс вздохнул и задумчиво понурил голову.
— Знаешь, в чем беда, Лео?
Он поднял на Онорию глаза.
— И в чем же?
— Я-то тебя простила, — торжественно заявила она. — Много лет назад.
— Но?..
— Но сам ты себя не простил. Я это чувствую всякий раз, когда мы разговариваем. Между нами как будто дверь, в которую я не могу войти. Я вижу, как вы сблизились с Леной, и хочу… хочу, чтобы мы все стали ближе друг другу. Чарли считает тебя потрясающим. Ты для него герой, который все делает правильно.
Боже.
— Но ведь именно я его заразил. — Сам Лео еще подростком подхватил вирус жажды от непроверенной вакцины, которую вколол ему Тодд. Тогда ему так хотелось завоевать одобрение отца, что он даже разыскал изобретателя и наговорил ему кучу банальностей про гуманизм. Тодд презирал голубокровных и, как только у Лео начали проявляться признаки заражения, отвернулся от сына, невзирая на то, что сам же и был виновен.
Бэрронс никогда не отличался мстительностью, но когда годы спустя узнал, что Артемий существенно улучшил вакцину и намеревается вколоть ее себе… Лео сжал кулак.
— Я подменил флакон на ту вакцину, которую Тодд испробовал на мне. И в голову не пришло, что он готовит ее для кого-то другого. Мне казалось, я поступаю справедливо.
— Теперь я это знаю. — Она ласково взяла его за руку. — Отец тоже натворил дел. Он ужасно с тобой обращался. — Нелегко, должно быть, далось ей это признание, учитывая безграничную любовь Онории к родителю.
Сказать было больше нечего. Лео посмотрел на их сомкнутые руки и хрипло прошептал:
— Спасибо.
Онория устало ему улыбнулась.
— Пора бы тебе спать. Утро вечера мудренее.
Нет, завтра все будет намного хуже, но Лео предпочел оставить эти мысли при себе. Поцеловав руку сестры, он пожелал ей спокойной ночи и повернулся к двери.