Тюрьма №8

– Эй, ты чего, – спросил его шёпотом Сергей.

После небольшой паузы с «палмы», всхлипывая отозвался Леха:

– Что со мной теперь будет, конченная я мразь, мне конец, – и снова раздался протяжный приглушенный вой.

Вмешиваться в дела сокамерников и лезть с советами, считается неприличным, могут и отшить резким словом, но Сергею почему-то стало жаль этого бедолагу. Он подумал, что Лехе намного тяжелее, чем ему, он еще и не жил в принципе, а уже попал в тюрьму, да и срок ему светит приличный. Такие моменты сравнения с бедой других позволяют почувствовать облегчение и хочется проявить сострадание к товарищу, по несчастью.

– Послушай, Леха, скажи мне, а у тебя были родители, ну или родственники?

Помолчав немного, тот ответил, что он сирота, вырос в детском доме и не помнит своих родителей, а родственники может и есть, но он о них ничего не знает.

–Скажи мне, а у тебя в жизни был хоть малейший шанс избежать всего того, что с тобой приключилось? – спросил его Сергей.

Похлопав носом, тот ответил, что нет, не было у него никаких шансов избежать того, что с ним приключилось.

– Тогда, забей на все и не вини себя, ты ни в чем не виноват, – сказал ему Сергей.

Через какое-то время, Леха успокоился и заснул мирно посапывая, словно с чистой совестью.

«Бедная душа», подумал Сергей,

«Ему еще тяжелее чем мне. Я хоть могу осознать все со мной происходящее, дать этому оценку, а вот он этого не сможет никогда, так и будет блудить в темноте неведения до конца своих дней».

Было еще пару человек, в камере, с кем Сергей поддерживал дружеские отношения, если так, можно сказать. Николай, тоже можно сказать сирота. Попал сюда, за то, что ограбил магазин в селе. Забрал бутылку «бырла» и из кассы пару рублей. Теперь ему грозил срок от семи до двенадцати за грабеж. Среди арестантов такую «делюгу» называли, «кража с криком». Если просто утащил что-то и никто не видел, это кража, ну а если при этом звали на помощь, уже грабеж, то есть, «кража с криком».

Дима, парень, лет двадцати пяти. Обвинялся в непредумышленном убийстве. В ресторане не поделил что-то с другим посетителем и ударил его столовым ножом. Оказалось, попал прямо в сердце, тот умер на месте. И вот теперь ему грозит «вышка», высшая мера. Расстрел. Но есть надежда, что ему дадут срок. Так как нападавших было несколько, а это может учитываться судом как смягчающее обстоятельство.

Закир, армянин. Давно живет в Белоруссии. Организовал банду по краже топлива из нефтепровода государственного значения.

Трудно было это назвать дружбой, так – симпатия. Такое часто бывает, когда проводишь долгое время в замкнутом пространстве с людьми тебе незнакомыми. Выстраиваются какие-то отношения, нет не дружба, какая в тюрьме может быть дружба.

В СИЗО наступает вечер. Другая жизнь. Никто не может себе представить ее не побывав здесь. А попасть сюда может кто угодно. Особенно в Белоруссии. Сегодня ты на «ролях», а завтра уже в камере, тянешь руку за «баландой» в «кормушку». И уже нет ничего такого привычного, как в жизни до заключения. Ни уважения, ни внимания, ни заслуг. Тебя «обнулили». Здесь все по-другому. Обратная сторона жизни, словно кривое зеркало.

«Камера, я стою и пытаюсь положить в «шлемку» (алюминиевую миску) «баланду» (тюремное варево, еду которую скармливают арестантам. Есть невозможно, но с голоду не умрешь, кому «грева», (передачи с воли) не заходят, в самый раз. Вдруг откуда-то сверху, я чествую на себе взгляд, взгляд от которого стынет в жилах кровь. Я медленно поднимаю глаза и страх сковывает меня. Невозможно даже дышать. На меня смотрит громадная крысиная морда. Глаза черные, маслянистые, громадные. Она сейчас наброситься, промелькнула мысль. Я боюсь пошевелиться. Это чудовище прыгает на меня.

От страха, я весь онемел. Но она бросается не на меня, а на соседнюю нару, и начинает жрать сокамерника. Я слышу только ужасное чавканье. Я закрыл глаза и ждал своей очереди. Мне конец, подумал я.»

Что-то теплое капало мне на лицо. Я открыл глаза. И понял, что мне приснился ужас. Провел рукой по лицу, что-то теплое и липкое осталось на моей ладони. Я посмотрел и проснулся окончательно, это была кровь.

«А…Аааааа…Аааааааа!!!», вырвалось у меня из горла.

Сон и явь перемешались в моей голове, «Кто-то перерезал мне горло», первое что пришло мне в голову. Но я не чувствовал боли. Немного прейдя в себя увидел, что кровь течет мне на лицо с верхнего «шконоря». Там жил Влад. Он был участником какой-то бандитской группировки и был не сильно разговорчив, у него суды шли долго, его сначала отпустили, а потом снова арестовали. Вчера его возили на оглашение обвинения и прокурор на судебном заседании запросил ему высшую меру. Когда он вернулся, ни с кем не разговаривал, лег на «шконарь» и завернулся в одеяло.

Я кинулся к двери, и начал тарабанить кулаками о железную броню.

– Помогите, человек умирает, – все что мог прокричать. Тогда я даже представить себе не мог, что он ночью перерезал себе сонную артерию. У него осталась жена и двое детей. Еще вчера он показывал мне их фотографии и надеялся с ними вскоре встретиться.

Его, уже остывшее тело, завернули в окровавленные простыни и уволокли по «продолу», (тюремный коридор).

От шока все в камере еще долго не могли отойти. Может быть система и должна осуждать виновных, но доводить людей до самоубийства, это тоже преступление, социальное и как следствие не наказуемое. Потому что как можно наказать «стену», за ошибку одного кирпича из которого она состоит – никак.

В камере клопы не давали спать. Они словно выжидали, когда выключат свет и начинали атаковать всех, кто находился в камере. Спасения не было. Приходилось спать в одежде. Одевать перчатки и закутываться так, что только торчал один нос наружу. Но все равно, эти твари умудрялись прыгать на открытые части тела и жалить так, что оставались страшные волдыри.

Днем мы устраивали на них облавы. Искали где они гнездятся. Обычно это были пустоты между стальными прутьями, из которых были сделаны «шконари». Когда мы находили их, подносили зажигалку и держали до тех пор, пока они раздувались и лопались. Было какое-то садистское удовольствие в этой бессмысленной борьбе с клопами. Но ночью все начиналось сначала. Они словно телепортировались откуда-то и нападали с новой силой. Не выдержав, мы пожаловались на обходе начальству и потом пожалели. В тюрьме, главное это не подавать виду, что чем-то не доволен. Все обернется против тебя.

Ночью, распахнулась «броня» (двери в камеру) и ворвались «маски шоу», так называли тюремный спецназ. Они начинали бить всех дубинками, всех без разбору. Больной ты или нет. Неважно. Получали все, кто был в камере. Били очень сильно. До крови. Кто-то терял сознание. Потом всех выгоняли на «продол». Выстраивали вдоль стены на растяжку. Руки упирались в стену ладонями наружу, ноги расставлены широко и от стены на метр. Словно висишь в воздухе. Те, кто был без сознания выволакивались за ноги и лежали рядом, хрипя от боли и пускали кровавые пузыри на грязный пол. Как-то раз, они потеряли одного. Они бьют всех, кто находится на первом или втором ярусе. До третьего редко доставали, обычно оттуда все сами прыгали. В общем после того как всех выволокли на «продол», не досчитались одного арестанта. Как потом выяснилось, недосчитались, наркомана Сашу. Он был задержан по подозрению в употреблении наркотиков, «торчок» одним словом. Его просто не заметили. И уже хотели объявить побег, но потом нашли его. Он был настолько тощ, что под одеялом его не было видно, а он спал. Ему перед этим в санчасти сделали успокаивающий укол. В общем он ничего не слышал. В отместку, контролеры написали ему на лбу фломастером – «МВД сила». И когда он сонный выбрел на «продол» и все, кто стоял вдоль стены увидели эту надпись, разразился громкий смех, перешедший в истерический хохот. Такие минуты давали разрядку всем и ментам, и арестантам.