Страница 30 из 33
— От нас бы не убег! — зло сказал одноглазый. — Каратели все же явились, как-то пронюхали. Базарный день вчерась был, молва, должно, докатилась. Ну, сунулись искать партизан, немец-то, что от них сбег, указал место, да уж там, слава богу, никого, только мертвый моряк в шалаше будто. Не из ваших?
— Ну, такая вышла завязка, — подхватил Устин, — тут рот не разевай. В одночасье свернулись мы с Егором — ив лес. Может, гадаем, партизан встретим.
— Про полуостров ничего не слыхали? — спросил Быков. — Моряки там у Волчьей балки прорывались. А?
— Э-э, милый, до него, до твоего полуострова, полтораста верст сушей. Глушь-то какая, разве услышишь…
— Вот что, мужики. — Ратников помедлил, сопоставляя услышанное от них с тем, что произошло за последнюю неделю, за последние сутки здесь, на побережье, и с горечью понял, что никаких партизан-моряков в этих краях нет и не могло быть. Кроме них самих. Судя по всему, об этом думал в эту минуту и сразу же помрачневший Быков. Значит, рассуждал Ратников, рассчитывать надо только на себя. — Вот что, мужики, — сказал он, внимательно оглядывая их. — Я понимаю так: возврата вам на хутор нет, и дорога у вас одна — к партизанам.
— Нету, нету другой дороги, товарищ! — заволновался одноглазый Егор, — Укажи ее, подмогни.
— А что Устин скажет?
— Что ж, тут куда ни кинь — везде клин.
— Тогда так. — У Ратникова моментально созрел план, он тут же прикидывал, насколько возможно его осуществить, но четкого ответа не было, да сразу и не могло быть. Ясно было пока только главное. — Места вам знакомые. Хуторов много здесь?
— Есть маленько. Раскиданы верст на десять-пятнадцать друг от дружки. Ну и еще, кроме Семеновского, три больших села в округе.
— А у Семеновского вчерашним вечером не ваши, случаем, пошумели? — спросил Егор. — Слушок докатился, будто немцев там пощипали малость.
— Наши. — Ратников переглянулся с Быковым.
— Выходит, силенки есть? — Устин, приободрившись, посмотрел на него: — Значит, вы из тех, что пароход потопили?
— Значит, так, батя, — ответил Быков.
— Много вас? — Егор одобрительно поглядывал единственным глазом на трофейные автоматы в руках Ратникова и Быкова, кивнул на тот, третий, что висел еще у Быкова за спиной: — Не одолжите, ненароком? Все одно лишний.
— С этим пока погоди, — остановил его Ратников. — Будет и оружие, все будет.
— Пиши в свой отряд! — твердо сказал Егор. — Пиши и к делу пристраивай.
— А дело вот какое. На хуторе вас уже хватились. Видите, какой аврал там идет? Может, это и лучше: немцы поняли, что старосту ухлопали вы, других не станут карать. А вас ищи-свищи.
— Станут, — тяжело вздохнул Устин. — Поганый, злой народец, эти фашисты. Пойди мы сейчас с Егором, дайся им в руки — все одно станут.
— Дело сделано — не поправишь, — сказал Ратников. — Уходите подальше от побережья, в глушь, надежное место подберите. Есть на примете?
— Лучше Соленого озера не подобрать, — сразу же определил Егор. — Зверь не проползет, такая чащоба. Верст двенадцать отсюда.
— Вот и хорошо. Идите туда и умно так, не нахрапом, дайте знать на хутора, что, мол, партизанский отряд есть, действует уже. Кто не может неволю терпеть, лютый на немца, кто за нашу власть Советскую сражаться хочет, пускай идут к нам, на Соленое. Поняли?
— Чего ж не понять, — согласился Устин. — Токо ничего ведь нету. А людям что говорить:, какой отряд, кто командир? Спросят ведь.
— Спросят, — подтвердил Ратников. — Отряд, говорите, небольшой пока, будет расти, оружие, сами видите, кой-какое есть. Еще добудем. Укрепимся, наберем силу, с Большой землей связь наладим. Оттуда помогут. А главное — фрицев лупить здесь, в тылу, будем, чтобы под ногами у них горело.
— Святое дело толкуешь. Ну а командир-то кто?
— Скажешь, командир отряда — моряк, по кличке Старшой, — ответил Быков, взглянув на Ратникова.
— Это ты, что ли? Или он?
— Там разберемся. Скажи-ка нам, как до этого Соленого добраться?
— От моря ровнехонько на юг держи, — пояснил Егор. — Вот оврагом вглубь иди, выйдешь из него — и не сворачивай, напропалую дуй. Отщелкаешь двенадцать верст — и дома. Большое озеро, богатое, вода только малость солоноватая, оттого и прозвище — Соленое.
— Вот и условились обо всем, — сказал Ратников. — Прямо сейчас и идите. Только осторожнее: немцы из Семеновского облаву наверняка выслали — не напоритесь. Вчера мы их потревожили: искать будут.
— Когда сами-то на озеро, явитесь?
— Завтра, должно. Приведем кой-кого еще из наших.
— Вот и добро. Свистните трижды, встретим.
— Ну, счастливо, мужики. Идите, народ потихоньку поднимайте. Скоро увидимся.
— И то пора. Не ровен час… — заторопился Устин.
Оба они тепло и с надеждой пожали руки на прощание Ратникову и Быкову, попросили особо не задерживаться. Егор с завистью посмотрел еще раз на лишний автомат за спиной у Быкова, и они, поклонившись и перекрестившись в сторону хутора, неслышно скрылись в зарослях.
— Значит, мы и есть партизаны, старшой, в этих краях? — сказал Быков, наблюдая за хутором. — Наверно, молва пошла после потопления транспорта…
— Значит, мы, боцман. Пока, выходит, одни. А раз так, план наш резко меняется. — Ратников тоже не отрывал глаз от хутора. — Наших здесь нет, и нет смысла нам метаться между хутором и селом: кроме немцев, никто нас не услышит. По-моему, надо уходить на Соленое озеро, сколачивать отряд. Мужики поддержат. Хорошее дело, боцман, затеять можно. С размахом.
— Есть смысл, — согласился Быков. — А с хутором как? Уйти, что ли, бросить все? Они же сами на мушку просятся. Видишь? Поле голое перед нами, полезут — интересная встреча произойдет.
— И все-таки лучше уйти незаметно, — с сожалением вздохнул Ратников. — Сядут на хвост, не уйдешь. Если бы налегке, Маша ведь еще со шкипером.
На хуторе между тем поднялась суматоха. Тревожные женские голоса доносились оттуда. Немцы с автоматами наизготовку охватывали кольцом толпу.
— Что они затевают? — недоумевал Ратников.
— Кажется, пожар затевают, — зло бросил Быков. — Гляди!
К ближней хате под соломенной крышей, отделившись от кольца автоматчиков, не спеша направился солдат с факелом в руке. Толпа, словно бы еще не веря в происходящее, замерев, следила за ним. Отсюда пламя было едва приметно в ярком солнечном свете. Солдату оставалось не больше десяти шагов. Толпа опять заволновалась, заголосила.
— Что делают, а?! — взвинтился Быков. — Нет, ты видишь, что эти сволочи хотят сделать!
И вдруг сзади затрещали кусты, раздался за спиной истошный выкрик Устина:
— Милые, родные, не дайте! Снимите паразита! — Устий подбежал, упал рядом с Быковым, взмолился: — Вовек не забуду! Кровная хата-то… Не дай запалить, не дай!
— Ты что, старик, очумел? — обернулся Ратников. — Засекут, все пропадем!
— Сними, сними злодея! До смерти не забуду, — не слушая его, умолял Устин.
Быков почувствовал, как загудело в голове от напряжения. Он слушал голос Ратникова, но вроде бы не понимал, что тот говорит, хотя ясно различал все от слова до слова… Он еще не знал, не решил, что станет делать, а палец уже сам лег на спуск.
— Зачем вы вернулись?! — зло закричал.
— Сынок! Христом-богом молю, — теребил Устин нетерпеливо. — Стрельни! Запалит ведь сейчас, пропадет все.
— Уходи, старик! Уходи, слышишь?!
— Да это ж все равно что кровь живую пустить. На колени встану: не дай!
«Нельзя же, нельзя стрелять!» — лихорадочно думал Быков, а сам, словно не по своей воле — по чужой, целился в факельщика. Тому оставалось три-четыре шага. Через поле долетали пронзительные, истошные голоса женщин. Быков углом глаза уцепил страдальческий, нетерпеливый взгляд Устина, выкрикнул горячо:
— Нельзя, понимаешь! — и рванул спусковой крючок.
Прозвучал выстрел. Ратникову показалось, будто из корабельного орудия ударили. Солдат с факелом замер, точно споткнулся обо что-то, потом попятился назад, к толпе, и, неуклюже взмахнув руками, опрокинулся навзничь. К нему кинулись двое.