Страница 2 из 4
И Бахмет протянул руку, чтобы скрепить обязательства. Динка хотела крикнуть, не смей, не надо, все знали, какой этот гад злобный, настоящий фашист, но внезапно поняла, что речь идет о ней, о Динке. Что значит, не трогай? Ее, Динку? А Бахмет собирался трогать? Ей стало страшно. Прямо скрутило до жути. Словно сквозь занавеску она увидела, как ребята пожали друг другу руки, и Бахмет, красиво насвистывая сквозь зубы мелодию песни о «стройной фигурке цвета шоколада», скрылся за дверью.
Динка приблизилась к Санитару. Его все так звали в детдоме, потому что он сутками пропадал в санблоке, помогал приходящей медсестре, даже научился ставить уколы. Девчонки, правда, отказывались–стеснялись, а парни наоборот, соглашались, потому что лучше Санитар, чем медсестра, которая не могла, да и не хотела стараться. А у него действительно была легкая рука! Он и учиться после детдома пошел в медучилище. Туда, куда взяли, с его уровнем подготовки. В санитары. А теперь работал в горбольнице.
Динка будто раздвоилась. Одна была во сне, рядом с Митькой, вторая лежала сейчас в палате и спала. Та, что во сне, приблизилась к Митьке и спросила:
–Зачем ты пообещал этому упырю стать рабом?
Митька обернулся, не удивившись, что Динка рядом, и ответил:
– Я разговор услышал. Бахмет и его дружки тебя хотели … В общем, теперь все будет хорошо. А я потерплю. Подумаешь, три месяца! Главное, с тобой все будет в порядке.
Он шагнул ближе, и Динка ощутила его запахи. Пот, смешанный со страхом. Это от разговора с Бахметом. И еще один запах. Запах счастья. Желания. Она покрутила головой:
– Ты же знаешь…
– Знаю. Я не надеюсь. Просто, будь счастлива. Друзья?
И он протянул руку, как недавно протягивал ее Бахмету.
Динка протянула в ответ свою и очнулась. Она лежала на кровати, прикрытая сухой колкой простыней, с вытянутой вверх рукой. Сделав усилие, повернула голову, скосив глаза. Рядом с кроватью стояла больничная тумбочка. Привалившись к спинке кровати, склонив голову на скрещенные руки, спал… Митька-Санитар. А… что это сейчас было? Как будто не во сне она пожала руку, а прямо вот только что ощутила потную ладонь своего, так называемого, защитника-друга. Она даже вытерла о простыню пальцы и огляделась сосредоточенно. Белые стены, белый потолок. Две одинаково застеленные кушетки, капельница рядом с ее кроватью. И вправду, больница?
–Митяяя…Митя, проснись,– тихо позвала она, не решаясь повысить голос.
Но он очнулся сразу и подался к ней, встревоженно заглядывая в глаза.
–Живая!!! Я знал!! Я доктору говорил! Он пришел, послушал, говорит, пульса нет, сердце не слышно… Гад какой! А ты вон, два часа и оклемалась!
–А что произошло, Митя?
–Молнией тебя убило! То есть не убило, а ударило. Парочка в парке от дождя пряталась, а как молнии стали без конца хлестать, так они со страху домой рванули. А на аллее ты лежишь, и клен рядом, с раздвоенным стволом, края обуглены и дымятся еще. Они скорую и вызвали, спасибо им, не побоялись. Стояли под соседним деревом, медиков ждали, промокли совсем. Тебя наши привезли и в морг сразу определить хотели. Доктор дежурный. Мол, не вижу признаков жизни. Но я уговорил, чтобы тебя в палату положили, доктор сказал, часа на три, не больше, не очнешься, все, в морг. Гад…
Динке показалось, что он даже всхлипнул. И она успокаивающе положила руку ему на коленку.
– Ну, все кончилось хорошо. Забудь. Ты спал…
– Да, представляешь, мне Бахмет снился! Помнишь его?
Динка сильно, всем телом вздрогнула. Как… Бахмет? Тот же сон, что и ей? Так разве бывает?
–А что именно снилось, Митя?
Митька внезапно покраснел. Как во сне. До кончиков ушей.
–Да, ерунда, не стоит вспоминать.
–Вы говорили обо мне? Ты дал ему какое-то обещание? Во сне?
Почему-то было очень важно это выяснить.
Митя уже почти встал, чтобы бежать за врачом, потом резко сел и удивленно посмотрел на Динку.
–Откуда ты.. Ну, в общем, да. Так, старая история. Ерунда!
–Ты обещал стать его рабом на три месяца, чтобы меня не трогали?
Митя, открыв рот, смотрел на Динку и молчал, медленно, мучительно наливаясь темной краской так, что на носу выступили капельки пота. Динка даже пожалела его. Рабство у Бахмета, это… это было… страшно. Весь детдом знал. Она деликатно отвернулась.
–Знаешь, мне кажется, снился тоже этот сон. Но, это же просто сон, да?
–Да! –торопливо согласился Митька, он так хотел изменить тему, что даже не обратил внимания на то, что им обоим снилось одно и то же. А Динке уже стало не до этого. Она обнаружила, что лежит под простыней в огромной больничной пижаме. Мужской. С подвернутыми рукавами и штанинами. И совсем без белья.
–Ты, что? –зашипела она,– ты меня раздел? Полностью?
–Ты же мокрая вся была,– испуганно залепетал Митька, у него забегали глаза,– как бы ты тут лежала-то?
–Ты сам меня раздевал?
– Я не смотрел!
Митька вместе со стулом отодвигался от Динкиной кровати, стараясь ногами оттолкнуться как можно дальше.
– Никто не хотел! Все думали, что ты умерла!
Динке стало смешно. Подумаешь, какая нежная! Раздели ее, облекли в пижаму и накрыли белоснежной простынкой! Ой, ой. Как стыдно! Она успокаивающе кивнула:
– Прощаю. Что дальше? Я есть хочу. Домой хочу. И мне завтра на работу. Сколько времени?
Распахнулась дверь и в палату стремительно зашел, почти забежал дежурный доктор. Услышав ее последние слова, доктор очумело потряс головой, одобрительно погладил Митькины вихры, и, взяв стул, уселся на него, скрестив волосатые ноги, выглядывающие из-под коротких больничных брюк.
–Ну, что, порядок? Другу своему спасибо скажи. Он тут поднял такой скандал. Всех на уши поставил. Оказался прав. Уважаю.
Доктор говорил, а сам, поворачивал в разные стороны голову Динки, проверял ее пульс, оттягивал веки, заглядывая в зрачки.
–Ну, со вторым рождением тебя, цыганка!
Динка дернулась. Какая еще цыганка? Опять?
–Нет? Не цыганка? А волосы у тебя…– доктор усмехнулся, оглядывая Динкину нерасчесанную, спутанную, все еще влажную, гриву,– ладно, хоть мусульманка, хоть цыганка, черноглазая. Тебе нужен больничный?
– Нет. Я домой хочу.
–Нет?–доктор вопросительно оглянулся на Митю. Тот пожал плечами.
– Значит, нет. Претензий тоже нет? Нет. Ну, и ступай себе потихоньку. Домой. Если передумаешь завтра, приходи. Я записку оставлю утренней смене. Интересный случай. Все ребятки, пошел я. Живите…
Опять сильно, от толчка из коридора, распахнулась дверь в палату, ударив почти вышедшего доктора по предусмотрительно подставленному плечу. В проеме показалась взъерошенная, словно воробей после драки, Динкина подружка Лелька. Она непочтительно оттолкнула с дороги изумленного доктора, сделала три огромных шага, оказавшись сразу возле кровати, вздохнула с облегчением, увидев живую и невредимую Динку, и грозно уставилась на Митю, широко расставив ноги и уперев руки в бока.
–Ты-ы-ы-ы-ы! Ты сказал, ее убило!!
– А ты!
Леля повернулась к веселящейся Динке, не ожидавшей, что на нее тоже обрушится гнев подруги.
–Какого… тебя понесло через этот парк!
Леля, с размазанной тушью под глазами, пунцовая от бега, всхлипнула и рухнула прямо на кровать, вздрогнувшую от ее веса, прижимая к своей необъятной груди растроганно улыбающуюся Динку.
–Ну, ладно, все обошлось, чего ты…
Динка мягко погладила ежик непонятного цвета коротких волос, замирая от нежности. Ее подруга. Самая, самая. С того момента, как ее, Динку, привели и поставили перед классом, вот, мол, знакомься, твоя будущая жизнь, твои будущие товарищи. И посадили за парту к смешной толстушке с головой, казавшейся маленькой из-за очень коротко подстриженных волос. Толстушка, покопавшись в ранце, достала весь обсыпанный сладкой крошкой пряник, разделила на две части и протянула половину Динке.