Подпусти меня ближе

Но я восстанавливался на удивление быстро. Сидеть я мог уже через два месяца, а после операции полностью встал на ноги спустя полгода. Плюс на реабилитацию у меня ушло ещё столько же: я постоянно ходил на массажи, физиотерапию и прочую ерунду, куда меня отправляли родители. А ещё через полтора года я излечился на все сто процентов, и желание снова вернуться в бокс лишь добавляло энтузиазма. Не смотря на все советы врачей, что мне лучше оставить спорт и тяжёлые нагрузки, я решил для себя, что во что бы то ни стало докажу всем: никакие травмы меня не остановят.

Я хочу заниматься боксом, и я буду им заниматься.

Постепенно я начинал тренироваться, держа это в тайне ото всех. Сначала пробежки, потом силовые упражнения, а следом и спарринги. Я собирался вернуться в форму как можно скорее и продолжить путь к своей мечте. Я был уверен в том, что стану первым человеком со сломанным позвоночником, который сможет добраться до профессионального ринга.

Но тело меня не слушалось. Долгий перерыв и травма давали о себе знать, но я не сдавался. И у меня постепенно начинало получаться. Единственное, что постоянно меня преследовало, – это ноющая боль в позвоночнике.

А потом о моих стремлениях заниматься боксом узнал отец. Он запретил мне вообще ввязывать в это дело и сказал, что если я продолжу тренировки, он перекроет мне все пути на ринг. Я знал, что у него есть связи и что отец действительно может сделать так, что меня не допустят даже к любительским соревнованиям.

К тому же в глубине души я понимал, что ни один тренер не возьмётся за меня, если будет знать, что я когда-то ломал позвоночник, и ни одна медкомиссия меня не пропустит. Одно дело, если бы я был уже в профессиональном спорте, если бы на меня был спрос, если бы фанаты требовали моего возвращения… А так. Я никто. И скорее всего, уже все были в курсе, что сын Сергея Петровича Штормова, легендарного боксёра, который когда-то выступал на профессиональном ринге, был прикован к коляске. Такое долго не утаишь.

И тогда я ушёл. Собрал вещи и свалил, перестав вообще контактировать со своими родителями. В то время предки Матвею купили ему отдельную студию, чтобы он смог начать жить самостоятельно, и я перебрался к нему. Некоторое время я просто загниваю, совершенно не зная, что мне делать дальше со своей жизнью, бродил по улицам и нарывался на драки с местными гопниками, чтобы хоть как-то напомнить себе о том, что я когда-то был неплохим боксёром.

Тогда меня и заметила Шершень. Она предложила мне поучаствовать в боях без правил, которые проходили в её подпольном клубе.

Это был шанс, который я не хотел упускать, и я согласился. Мне нужны были деньги, адреналин и ринг, а раз я не мог вернуться в бокс, я решил по-другому заполню дыру в своей груди.

Вскоре я начал набирать популярность и поднимать неплохие деньги, снял квартиру у дряхлой старушенции, которая живёт одна и каждый раз, когда я приношу ей деньги за месяц и помогаю починить что-нибудь, клянётся, что перепишет квартиру на меня и после её смерти я смогу жить там безвозмездно. Я лишь улыбаюсь.

И вот примерно год я уже работаю в «Конечном пункте», довольный тем, как разворачивается моя жизнь, а бокс мне кажется теперь просто детской недосягаемой мечтой.

– Что это за место? – Матвей оглядывается, брезгливо следуя за мной по узкой грязной лестнице на второй этаж.

Я осматриваюсь, стараясь как можно реже вдыхать тошный запах вони, и останавливаюсь возле одной из дверей с номером «27». Шмыгаю носом и нажимаю на дверной звонок.

– Нужно кое-что забрать для Шершня, – бросаю я.

Друг по-собачьи смеётся.

– Ты теперь уже на посыльных у неё? – кривится парень.

Я знаю, что он недолюбливает мою начальницу, но мне плевать. Она мне платит за то, что я выхожу на ринг и занимаюсь любимым делом, остальное меня не касается.

– Просто просила заскочить и забрать, – пожимаю плечом.

– Поэтому ты меня с собой взял?

Я ничего не отвечаю. Место, куда мы направляемся. Нет. Человек, в чью квартиру мы сейчас зайдём, может стать последним, кого мы увидим. Всё-таки, если Шершень попросила именно меня прийти в это место, значит, явно что-то может пойти не так, как мы планируем.

– Просто будь на чеку, – бросаю я.

Слышу шаги в квартире, щёлкает замок, дверь открывается ровно настолько, насколько позволяет ей цепочка. Я вижу парня, выглядывающего из-за преграды. Он ниже меня ростом и глаза у него тошного зелёного цвета.

– Я от Шершня. За товаром.

Парень медлит, бросает взгляд на моего друга, и я поспешно добавляю:

– Он со мной.

Ответа не следует. Дверь закрывается – я слышу возню и звон цепочки – а затем открывается полностью. Нас пропускают в квартиру: я первым переступаю порог, скользя взглядом по стенам и морщась от затхлого запаха травки. Качественной травки.

Матвей прокашливается позади меня, когда за нами закрывается преграда, и шумно выдыхает. Парень, впустивший нас, протискивается мимо и проходит вглубь квартиры: он коренастый и маленький, похожий на карлика-переростка.

Мы неспешно проходим дальше и заходим в гостиную. Шторы здесь занавешены, тусклые лампы освещают диванчик и стеклянный стол, на котором лежат две пачки с порошком. Я надеюсь, что Шершень не послала меня за наркотиками, потому что продавать их в клубе уже перебор. Травка травкой, но кокс переходит все границы. Я ей говорил об этом сотню раз.

Матвей толкает меня локтём в бок и кивает на наркотики, но я лишь хмурюсь. Не нравится мне здесь.

Мы стоим посреди гостиной не больше минуты, наше одиночество прерывает решительно открывающаяся дверь, и мне приходится обернуться.

Я вижу парня примерно тридцати лет с лёгкой щетиной и русыми коротко стриженными волосами, почти такими же, какие были у меня во время учёбы в школе. В его губах зажата самокрутка – парень проходит мимо нас и бросает на стеклянный столик запечатанную пачку. Что внутри неё, я понятия не имею.

– Так, это ты Шторм? – спрашивает он, когда его серые глаза впиваются в меня.

Его левая часть губ поднимается в улыбке. Это больше походит на нервный тик, чем на приветствие.

– Ну, да, – прячу руки в карманах.

Он знает меня? Ну, конечно. Меня многие знают.

– Меня зовут Арчи, – я вскидываю брови. – Арчибальд. Мои родители не блистали умом при выборе имени.

Парень говорит криво из-за зажатой в губах самокрутки, ему приходится перехватить её пальцами и стряхнуть пепел прямо на пол.

– Я наслышан о тебе, Егор, – Арчи потирает шею, и та противно хрустит. – Хотел с тобой встретиться. Есть к тебе предложение.

– Хочешь, чтобы я слил следующий бой? – догадываюсь я.

Арчи улыбается.

Ну, конечно. Вот, зачем Шершень послала именно меня. Она знает, что я не работаю на постановочные бои. Я либо выигрываю, либо проигрываю. Поэтому все любят мои спарринги, в них нет игры, нет фальша. Если бы она сама меня попросила о том, чтобы я слил следующему противнику, я бы ни за что не согласился. А, находясь здесь, я вижу, насколько серьёзный заказчик и как опасно ему отказывать.

– Да, – Арчи словно специально кладёт руку на пояс, отодвигая в сторону кофту и показывая припрятанный сбоку пистолет.

Этот человек торгует наркотиками, у него полно власти и связей, чтобы уничтожить не только меня, но и Шершня с её клубом. Если я откажу ему…

– Не за просто так, конечно, – поспешно добавляет Арчи, видя моё неодобрение. – Я знаю, что ты не играешь на ринге, за это тебе особое уважение. Но мне нужно, чтобы ты слил следующий бой. На него будут большие ставки, и я хочу быть уверенным, что мои деньги окажутся в надёжных руках. Заплачу тебе сейчас двадцатку. Как аванс. После боя отдам двадцать процентов от выигрыша. Поверь, это большие деньги.

Я опускаю голову, задумчиво хмурясь. Лёгкие деньги мне не помешают, но слить бой… Чёрт…

– А если я смогу выиграть? – смотрю на Арчи исподлобья. – Не проще ли поставить на меня?

– Не так всё просто, – он заваливается на диван, широко раздвигая ноги. – Твоим противником будет мой племянник. Это вроде как ему подарок на день рождения, и в то же время бизнес.