Страница 6 из 13
«Ты вернёшься домой, когда наткнёшься на тупик».
«Я знаю, что ты всё ещё любишь его».
«Твоё место в прошлом».
«Бесконечность звёзд может быть видна только на максимальной высоте».
«Беги».
«Сколько раундов у тебя на жизнь?».
«Настало время встречи».
«Конечный пункт определяешь не ты».
Бессмысленный набор слов. Ладно, допустим, первая фраза мне понятна. У меня были проблемы в универе, меня исключили, тётя выгнала меня из дома, потому что устала от моих бесконечных выходок. Мне пришлось вернуться в родной город, из которого я сбежала три года назад, а так как я не собиралась навязываться родителям, я решила заново поступить в универ на второй курс и поселиться в общаге.
Я всё ещё люблю его? Речь определённо о Штормове, но это бред. Я его ненавижу за то, что он сказал мне во время нашей последней встречи. Он оттолкнул меня и смешал с дерьмом. Он ясно дал понять, что я ничего не значу в его жизни, и я понятия не имею, где Егор и что с ним происходило все эти годы. Скорее всего, он всё ещё прикован к инвалидной коляске и продолжает проклинать меня за то, во что я его превратила.
Моё место в прошлом. Я бежала от него всё это время, но я давно смирилась со всем, что со мной произошло.
Про звёзды вообще бред, я понятия не имею, к чему аноним написал про них.
Сколько раундов у меня на жизнь? Звучит как угроза.
Настало время встречи. С кем, чёрт возьми?
И последнее. Конечный пункт определяешь не ты. Какова вероятность, что речь идёт про клуб, где проходят бои без правил? Это совпадение? Что, если речь идёт о встрече в «Конечном Пункте»? Может быть, аноним таким образом приглашает меня увидеться с ним? Но к чему все эти загадки? Я ведь могу вообще забить и не читать письма.
Настало время встречи. Нет. Это, кончено, бред, но…
– Скажи адрес клуба, – почти приказываю я.
Лена неохотно возится на своей кровати, а затем диктует мне адрес. Что ж, настало время проверить мою теорию. Если я действительно права и если… если аноним и есть тот, о ком я думаю…
Наведавшись в клуб «Конечный пункт», я увижу его. Увижу Егора Штормова.
Suuns – Red Song
Матвей.
Свет мигает и превращается в один сплошной поток, голова идёт кругом, и, кажется, словно все мои внутренности выворачиваются наизнанку. Я не знаю, где я. Не знаю, кто я.
Кем я был и кем я стал за последние годы беспрерывного глотания таблеток, надеясь, что головная боль когда-нибудь отпустит меня и перестанет разрывать на куски. Я тонул, падал, катился, рассыпался, превращаясь в пыль. Земля трескалась у меня под ногами, и ад засасывал моё тело в жерло уничтожающего вулкана.
Единственное, что оставалось у меня, – воспоминания. Я думал о том, каким я был до того, как монтировка проломила мне череп.
Армия была для меня единственным выходом. Я планировал закончить школу и сразу же пойти служить, а после, возможно, отправиться куда-нибудь по контракту. Может быть, даже на флот. Главное, чтобы не возвращаться в этот город, к этим людям, к матери, которая потакает своему мужу, к отцу, избивающему свою жену. Я не мог выносить этого, я их ненавидел. Мне было тесно в этом городе, я задыхался.
А теперь я застреваю здесь, не имея ни малейшего шанса на спасение, потому что какой-то придурок проломил меня голову монтировкой. Черепно-мозговая травма, приносящая в мою жизнь одну лишь боль. К армии я больше не пригоден. Даже со связями отца меня просто не пропустит медкомиссия, потому что я чёртов инвалид.
Единственное, что я могу, это пить таблетки. Если я перестану их принимать, боль меня просто уничтожит.
Но есть одна проблема: то, что выписывает мне врач, больше не помогает. За три года у меня вырабатывается иммунитет, организм привыкает к этой дряни и не желает больше принимать её. Бесплатные лекарства, которые дают мне в больнице в качестве программы благотворительного фонда, бесполезны.
Вместо одной в день я начинаю пить по три за раз. А вскоре обезболивающее перерастает в транквилизаторы. От них не только голова проходит, но и сознание приглушается. Тревожность, страхи, всё это сгорает за секунду. Я словно под водой. Я будто совершенно другой человек.
– Матвей, ты меня хоть слушаешь?
Я вырываюсь из свои мыслей и отрываю взгляд от проносящихся за окном машины Егора домов. Парень толкает меня в плечо, наверное, думая, что я сплю. Его голос приглушённый, словно в моих ушах вата.
– Да, – прокашливаюсь.
– Я говорю, что завтра у меня спарринг. Могу тебя отвести к Шершню, поговоришь на счёт работы, – Шторм тормозит на светофоре, и я неохотно морщусь.
Работа… Да. Пособия мне уже не хватает, на таблетки нужно много денег. Я собираюсь с мыслями и потираю переносицу. Хочется спать, но в то же время в глазах словно стоят спички.
– Ага, – бросаю я. – Конечно.
– В восемь вечера заеду за тобой, – парень снова давит на газ, и я откидываюсь на спинку сидения.
– Ага, – безразлично бормочу. Всё что угодно, лишь бы он отстал со своей работой. – И кем меня возьмут? Туалеты мыть?
Егор смеётся, перестраиваясь в другой ряд, затем давит на газ.
– А ты разве способен на что-то большее?
Я смотрю на парня и криво улыбаюсь. Скольжу языком по губам, и друг замечает это.
– Вот шуточки про минеты здесь как раз в тему, – Штормов фыркает. – Но работать ты будешь не на меня. И у Шершня уж точно нет члена.
Я коротко смеюсь.
– Я знаю, – отмахиваюсь я, скучающе бросая взгляд на соседнюю машину, которая едет практически наравне с нами. – К тому же на твоё добро я посягать не буду.
Егор ничего не отвечает. Он переключает песню, вырывающуюся из динамиков, и сворачивает на перекрёстке, пока светофор не загорается красным. Знать бы ещё, куда мы едем. Я совсем выпадаю из реальности, пока витаю в облаках. Надеюсь, это не очередное сборище гопников, которое нам надо разогнать.
RR10 (RRiO) – Просто закрой глаза
Егор.
С чего начинается моя история? Возможно, с того момента, когда Малийский на своём синем фольксвагене девяностых годов с бэушными номерами припечатывает меня к стене и ломает позвоночник. Или с осознания того, что я навсегда останусь прикованным к инвалидному креслу. А, может быть, именно в тот момент, когда я падаю к ногами Софьи Розиной, новенькой ученицы из параллельного класса, закружившей мне голову с первой же секунды.
Точка отправления – моё сердце, взорвавшееся в моей клетке, пока я лежу на полу и смотрю на девчонку, уверенный в том, что она станет моей. Это влечёт за собой череду событий, которые приводят меня к этому невзрачному двухэтажному дому с ветхой дверью и затхлым запахом мочи в подъезде, где под лестницей в отключке лежит какой-то алкоголик.
Да, возможно, если бы я где-то что-то сделал по-другому, принял какие-нибудь иные решения, я бы здесь не оказался.
Но я здесь, и с этим ничего не поделаешь.
Итак, как я и говорю, всё начинается с моей первой встречи с Розиной-младшей. Она затягивает меня в свою криминальную жизнь, в которой её псих-бывший пытается уничтожить и меня, и её заодно, потому что не может смириться с тем, что Соня теперь встречается с кем-то другим. Из-за него Матвей получает травму головы, которая постепенно начинает сводить его с ума. Парня заклинивает на теме мести, и я решаю ему помочь. Этот момент тоже становится переломным в моей жизни, ведь, откажись я от этой затеи, всё могло бы быть по-другому.
Но я поддержал друга и в последствии оказался в инвалидном кресле.
Отвечая на вопрос Маши Розиной, который она задала мне, когда пыталась отговорить от нашего безумного плана, я могу лишь сказать одно: я тогда понятия не имел, что мне делать со своей жизнью без бокса. Я не мог даже представить, что вообще смогу существовать, прикованный к коляске, и всё время, что я лежал в постели, пока мой позвоночник восстанавливался, я думал лишь об одном: я хотел умереть, потому что больше не видел смысла в своей жизни, и все попытки Розиной хоть как-то меня подбодрить, лишь угнетали. Я не хотел, чтобы она чувствовала вину, каждый раз смотря на меня, не хотел, чтобы она была со мной из жалости. Да и лишь один взгляд на неё усугублял ситуацию: я постоянно думал о Малийском, я ненавидел и его, и себя, и Розину, потому что меня накрывало отчаяние и безысходность. Ничего не помогало. Любовь к Соне приносила боль, и я оттолкнул её, потому что знал, что рядом с ней ни мне, ни девушке не будет лучше.