Мстительные духи (ЛП)

Гуан замер и взглянул на ступени, ведущие к четвертому плато. Если паучиха говорила правду, то Вестник Костей знал, что они шли. Это была ловушка. И они в нее не просто вошли, а вбежали. Ему нужно было предупредить Харуто.

— Думаешь убежать, мушка? — сказала йорогумо, скрываясь за стволом. — Вверх по ступеням, чтобы предупредить друзей? Думаешь, ты справишься? Это долгий путь, и спина будет открыта.

Гуан знал, что не сможет. С его коленями подъем будет медленным. Паучиха поднимется по склону и поймает его с легкостью. Нет, лучше было одолеть ее тут. Не дать ей присоединиться к атаке на Харуто и Киру.

Гуан продолжил медленно идти к сакуре. Снег был по лодыжки, усеянный розовыми лепестками. У нее было преимущество. Это было ее логово. Он полез в сумку, вытащил свиток бумаги и поднял его в паре шагов от дерева. Среди цветов вишни и паутины он не видел йорогумо, но был уверен, что она вдела его.

— Ты знаешь, что это? — спросил Гуан. Ответом было молчание. Он развернул свиток и посмотрел на слова там, подпись его кровью. — Это моя первая клятва, — продолжил Гуан. — Я принял эту клятву и три других годы назад. Это мое обещание быть лучше. Ради моего сына, я пообещал не быть монстром, каким был раньше, — он смотрел на дерево с укором. Онрё была где-то там. — Ты убила моего сына! — взревел он. — Из-за тебя он вернулся ёкаем и не может упокоиться. Как я могу быть лучше, если позволяю ему оставаться полным ненависти? Он никогда таким не был. Я был таким, но не он. Я отдал это за него. За своего сына… За Тяна я снова все отдам! — он медленно выдохнул, готовя себя к тому, что должен был сделать. — Я стану монстром в последний раз.

Паучиха рассмеялась за сакурой или среди паутины на ветках.

— Твой сын умер в муках. Я помню ту мушку. Как он кричал. Его кровь была как сладкие сливы на вкус. Может, и твоя такая.

Гуан скрипнул зубами и взял клятву обеими руками.

— Моя первая клятва. Больше не брать в руки оружие, — он порвал свиток надвое. Его клятвы были не просто обещаниями, они были замками, каждый висел на его ци, физический барьер и духовный. Та ци вернулась к нему потоком, прогнавшим холод, усталость и боли возраста. Снег и лепестки поднялись вокруг него, кружились от его энергии. Он ощущал себя моложе, сильнее, гнев бушевал в его крови рекой.

Паучиха медленно отвернулась от дерева и опустилась на землю на человеческие ноги. Ее паучьи лапы двигались на сотне шелковых нитей.

— И все, мушка? Я ожидала больше.

Гуан полез в сумку и вытащил полоску бумаги и чернила. Он опустил кисть в чернила и начертил одно слово на бумаге: дао. Бумага сложилась и стала мечом, чуть изогнутым, одна сторона была острой. Он сунул чернильницу в сумку и сжал рукоять дао обеими руками. Он был с таким мечом в юности. Было приятно снова держать оружие. Это ощущалось правильно. И он ненавидел эту правильность.

Гуан хмуро смотрел на паучиху, приближаясь.

— Это за тебя, Тян.

Глава 57

Гуан побежал, взмахнул рукой, плохо подражая приемам, которые когда-то знал. Он давно не делал этого, и это замедляло его движения, суставы болели. Он издал боевой клич, который раньше вдохновлял его и бандитов, которые шли за ним, но даже это звучало по-старому. В нескольких шагах от дерева его нога за что-то зацепилась, и он упал на четвереньки. Что-то потянуло его ногу вверх, и он закричал. Паучиха хихикала, все еще была у ствола, тянула за нить шелка человеческими руками. Она подняла Гуана за ногу к спутанным липким нитям. Он размахивал бумажным дао, его край был острым, как сталь, рассекал шелк. Гуан упал на заснеженную землю. Йорогумо шагнула к нему на человеческих ногах.

Гуан вскочил, взмахнул дао, бросил снег в лицо паучихи. Он ударил по ней мечом, но она остановила атаку паучьей лапой со звоном металла по фарфору. Она оттолкнула его меч, ударила его по бедру лапой. Боль пронзила Гуана, он отшатнулся, ударяя мечом по ее лапам с обеих сторон.

Он не мог с ней сравниться. Она была сильнее и быстрее. Он был вялым, двигался криво, а она била быстро. У нее были четыре острые лапы и полный рот клыков, о которых он не хотел думать. Он хотел бы свою старую керамическую броню, хоть она была во вмятинах, трещинах и крови. Это было лучше, чем биться в потрепанных штанах и плаще.

Йорогумо потянула за нить лапой, и бумажный меч Гуана дернулся в сторону. Он повернул меч, клинок рассек паутину, но йорогумо уже напала. Она направила к нему лапу, пробила дыру в его плаще. Он поднял меч, чтобы отбить другую атаку, но лапа проехала по клинку и ударила его по голове, оттолкнула его и оставила порез на лбу. Кровь полилась в его глаза и рот, он закричал. Он сплюнул металлический вкус с губ, остановил еще одну лапу и надавил на нее бумажным мечом. Паучья лапа йорогумо гнулась под его дао, она отшатнулась, но отыскала опору и ударила по нему двумя лапами. Он попытался отскочить, но она вонзила лапу в его бедро над коленом, кровь потекла по его ноге под штанами.

Гуан упал на колено, паучиха прыгнула на него, ударяя тремя лапами. Он прокатился по снегу, оставляя кровавые пятна, вскочил, взмахивая бумажным мечом. Клинок пронзил человеческую ладонь йорогумо, рассекая плоть и ломая кость. Она завизжала, отбежала, прижимая к себе руку, скрылась за деревом. Ее всхлипы были музыкой для ушей Гуана, он рассмеялся, поднимаясь на ноги, хрустя коленями, опираясь на меч.

— Все начинает ко мне возвращаться, — сказал Гуан, тяжело дыша. Когда он так потерял форму? Он размял плечи и сделал выпады ногами. Кровь капала с него на снег. Если он не добьет ее вскоре, йорогумо просто дождется, пока он упадет. Она все еще пряталась за сакурой, крича от боли и баюкая пострадавшую ладонь. — Что, уродливый лучок, не можешь исцеляться как твой друг Шин? Думаю, теперь мы знаем, кто самый слабый онрё.

Дерево задрожало, розовые лепестки и снег сыпались вокруг Гуана. Он отпрянул и поднял меч. Паучиха перестала рыдать, но он нигде ее не видел. А потом она спрыгнула с веток за ним, две лапы устремились к нему. Он отбил одну, но другая вонзилась глубоко в его бок. Он закричал и ударил клинком, пытаясь отрубить ее ногу, но край попал по прочной паучьей лапе, и меч застыл. Йорогумо дернулась вперед, ударила всеми паучьими лапами. Гуан повернулся, лапа в его боку вырвалась с брызгами крови. Он пригнулся под другими ее лапами, взмахнул мечом в сторону ее живота. Бумажный меч застыл, клинок был в дюймах от ее плоти. Он потянул за рукоять, но меч не двигался. Он запутался в коконе блестящей паутины. Она потянула на нить оставшейся человеческой ладонью. Меч вылетел из его ладони и проехал по снегу. Она прыгнула на него.

Лапа стукнула его по плечу. Он пытался кричать, но ее ладони сжали его лицо, она прижала его голову к стволу дерева. Краем глаза он видел, как ее рот открылся, блестящие черные клыки подрагивали за ее губами. Гуан поднял левую руку, чтобы остановить ее, и она погрузила клыки в его руку.

Боль была такой сильной, что он не мог даже кричать. Ему конец. Он не мог двигаться под ней, а ее яд убивал. Он не справился, и Тян с Харуто пострадают из-за этого.

Йорогумо подвинулась, вытащила клыки из его плоти и отступила. Гуан застонал, вставая на ноги, ощущая все уставшее старое тело. Он стоял, шатаясь, агония парализовала его руку. Он сдвинул рукав плаща, черные вены тянулись от двух ран к его ладони.

Онрё захихикала.

— Кричи, мушка. Кричи и кричи, пока не умрешь!

* * *

Четвертое плато было самым маленьким. На вершине лестницы был выступ в скале. Деревянная хижина стояла в дальнем конце между обрывом с одной стороны и скалой с другой. Большие двойные двери были приоткрыты, пещера за ними вела в скалу. Снег тут лежал почти по колено, и следы вели от лестницы к двери, рядом была сажа, серая из-за слоя свежего снега. Тэнгу и Изуми уже были внутри. Харуто нужно было поспешить.