Страница 39 из 47
Бергман В. Том 4. С. 120-121
Показание служителя царевича иноземца Петра Меера: «…Как были мы в Вене, я сказал ему: за чем изволишь ехать? Он отвечал: «Приехал за делом к цесарю от батюшки». И как был уже за караулом, я говорил: для чего так изволил учинить? Отвечал то ж: “Как дело батюшково кончится, тогда поеду”… В Вене за царевичем во всех пересылках был служитель его Яков Носов».
Устрялов Н. (1). Т. VI. С. 236
Его Величество же, по отправлении помянутого Румянцова, точно также упражнён был делами и также не опускал ни малейшаго, что только служило в пользу его подданных, как и прежде, и как-бы ни мало не чувствовавший никаких огорчений… И первое писал он по приезде своём в Амстердам, и по отправлении онаго г. Румянцева на другой день, то-есть от 3 Марта, к Графу Апраксину следующее письмо:
«Определили мы здесь в помощь с Хрущёвым для науки экипажскому делу из навигаторов двух молодых рибят, Вешнякова да Талызина, о которых извольте определить, чем им здесь питаться и за учение мастерам платить; и ежели они не бедны, то-б прислали им на здешнее иждивение деньги отцы их от себя к вам, а вы извольте переводить к Хрущеву. Тако-ж прислал к нам ныне из Олонца Гутфель счёт свой, что он издержал денег по вашим письмам на Адмиралтейские припасы, и тот счёт при сём к вам посылаем, по которому разсмотря, прикажите деньги заплатить на Москве, или в Петербурге, его корресподенту».
И от того-ж числа г. Ушакову, повелевая ему набрать в Москве из людей Боярских и из подмосковных крестьян в матросы до 1500 человек, не свыше от 18 до 20 лет, и по наборе отправить к Генерал-Адмиралу.
От 5 числа сего-же Марта к Князю Петру Михайловичу Голицыну помещается подлинником-же: «Писали мы к Герцогу (Мекленбургскому) с сим посланным курьером, дабы он дал вам позволение около Ростока, или где в других местах не далеко от Ростока, накопать буковых молодых деревьев с кореньями для посылки в Петербург, о чём проси и ты, дабы отвели вам места немедленно; и как вам отведут места, где копать, то велите накопать деревьев молодых буковых, которыя-б были вышиною футов по семи и по осьми, отрубя верхушки, а толщиною против приложеннаго при сёмь рисунка, тысяч пять; да сверх того велите накопать буковых-же кустов до тысячи, и для того сыщи на то время какова нибудь садовника, которой-бы мог указать как лучше те деревья из земли выкопать и обрубать верхушки. Между-же-тем старайся, чтоб для посылки тех деревьев до Петербурга нанять тебе в Любеке или в Ростоке галиот, или другое какое морское судно побольше, на которое-бы могли те деревья уложиться, а за провоз уговаривайся Шипору заплатить в Петербурге товарами, какими он хочет, кроме только двух, юфти и смолы».
Что за хозяйство!
На другой сего день писал Монарх к Графу Шереметеву, чтоб исполнял по первым указам в разсуждении его походу, и что по прошению его человек его, записавшийся у г. Ушакова в службу, будет уволен, заключая сие письмо сими словами: «Понеже писал к нам из Гданска Павел Готовцов, что хотел он вскоре отпускать оттоль с некоторыми покупными нашими деревьями корабль; и для того, когда будете вы у Гданска, тогда велите нарубить в Жулавах в пристойных местах близь моря ветловых кольев тысячи три или больше, и отдайте оные ему Готовцову, которые он может отправить в Петербург на том корабле с другими деревьями». Сии ветловыя деревья сей Великий Хозяин повелел посадить на приморских местах в окрестностях Петергофа.
Голиков И.И. (1). Том седьмой. С. 206-208
Показание служителя царевичева Якова Носова: «До побегу царевича, о намерении его не ведал; а как приехали в Вену, он пошёл в город, а меня послал к Шонборну (вице-канцлер австрийский) сказать о cе6е, чтоб его ожидал; потом ходил к Шонборну, и говорили между собою тайно…».
Устрялов Н. (1). Т. VI. С. 236
В Вене 21 ноября (по стар, стил.), после десяти часов вечера, офицер, выходя с письмами, следуемыми для отправки на почту, из квартиры вице-канцлера Шенборна, находившейся при дворце, наткнулся на неизвестного человека, шедшего по лестнице в больших сапогах. Незнакомец на ломаном немецко-французском языке требовал немедленного допущения к вице-канцлеру. Ему сказали, что если дело, то он может явиться утром в 7 часов, в канцелярию, потому что вице-канцлер теперь хочет спать. Незнакомец ломился в дверь и требовал немедленного свидания, говорил, что должен сообщить нечто такое, о чём нужно будет известить тотчас же его величество! Вице-канцлер велел допустить его, принял в ночном халате; незнакомец объявил, что прибыл русский царевич, оставил свой багаж и прислугу в Леопольдштадте, а сам находится на площади в трактире bey Klapperer и хочет представиться вице-канцлеру, так как наслышался о нём много доброго. Вице-канцлер сказал, что оденется и пойдёт к нему сам, а незнакомец объявил, что царевич недалеко и немедля явится к вице-канцлеру, как только пошлют к нему офицера. Не успел вице-канцлер одеться, как царевич был уже перед ним.
Костомаров Н.И. (2). С. 18
Из донесения имперского вице-канцлера графа Шёнборна императору Карлу VI о первой встрече с Царевичем Алексеем: «…Первым словом его было учтивое изъявление особенной доверенности к вице-канцлеру и желание переговорить с ним наедине. Как скоро посторонния лица удалились, он сказал в сильном волнении следующее: «Я пришёл сюда просить императора, моего шурина, о покровительстве, о спасении самой жизни моей. Меня хотят погубить, меня и бедных детей моих хотят лишить престола». Произнося сии слова, царевич с ужасом озирался и бегал по комнате. Вице-канцлер, при внимательном наблюдении удостоверясь по описаниям, что это точно царевич, и принимая в соображение, что другой человек не дерзнул бы так положительно выдавать себя за принца, старался успокоить и утешить его, уверяя, что здесь он в совершенной безопасности; причём спрашивал, чего желает? Царевич отвечал: “Император должен спасти мою жизнь, обезпечить мои и детей моих права на престол. Отец хочет лишить меня и жизни и короны. Я ни в чём пред ним не виноват; я ничего не сделал моему отцу. Согласен, что я слабый человек; но так воспитал меня Меншиков. Здоровье моё с намерением разстроили пьянством. Теперь говорит мой отец, что я не гожусь ни для войны, ни для правления; у меня, однакож, довольно ума, чтоб царствовать. Бог даёт царства и назначает наследников престола; но меня хотят постричь и заключить в монастырь, чтобы лишить прав и жизни. Я не хочу в монастырь. Император должен спасти меня”. Говоря это, царевич был вне себя от волнения, упал на стул и кричал: “Ведите меня к императору!”. Потом потребовал пива; а как пива не было, то стакан мозельвейну».
Вице-канцлер успокоивал его и говорил, что здесь он в совершенной безопасности; но доступ к императору во всякое время труден, теперь же за поздним временем решительно не возможен, и царевич должен сперва открыть всю истину, ничего не умалчивая и не скрывая, чтобы можно было представить его величеству самым основательным образом столь важное и столь трогающее царевича дело, ибо здесь ничего подобнаго до сих пор не слыхали, да и трудно ожидать таких поступков от отца, тем менее от столь разумнаго Государя, как его царское величество.
Царевич сказал: “Я не виноват пред отцом; я всегда был ему послушен, ни во что не вмешивался; я ослабел духом от гонения и смертельнаго пьянства. Впрочем, отец был ко мне добр; но с тех пор, как пошли у жены моей дети, всё сделалось хуже, особенно когда явилась новая царица и сама родила сына. Она и Меншиков постоянно вооружали против меня отца; оба они исполнены злости, не знают ни Бога, ни совести”. Потом снова повторял, что он отцу ничего не сделал, ни в чём против него не погрешил, любит и чтит его по предписанию 10 заповедей; но не может согласиться на пострижение и лишить права своих бедных детей; царица же и Меншиков ищут или постричь его или погубить.