Лисёнок для депутата

— Ладно, я просто ворчу. Не нравится мне идея брать в жёны кого-то из бывших, ещё и с чужим ребёнком. Может, лучше найти кого-то свежего и надёжного? И главное — с мозгами. Дуры хороши в постели, а на выборах они могут только всё испортить.

Да и не вдохновляет меня отработанный материал. Раз уж подписался на эту авантюру, то хоть какие-то положительные эмоции в довесок хотелось бы получить…

— Но ребёнок-то всё равно будет чужим. Этот вариант мы тоже попробуем. Я уже подготовил тебе список девушек, которые могут тебя потенциально заинтересовать. Сам понимаешь, найти в сжатые сроки нормальную женщину без явных изъянов в биографии, одинокую, ещё и с маленьким ребёнком — не так-то просто. Вдобавок наследник не должен смотреться рядом с тобой как инородное тело — надо подыскать хоть с минимальным сходством, иначе могут возникнуть подозрения.

— Хорошо, я посмотрю твою папку. И новеньких тоже изучу. Не боись, кого-то выберем, раз надо. Благо, выбор у меня большой, — усмехаюсь и подмигиваю.

Я всегда был ловеласом, нравился женщинам и с радостью отвечал им взаимностью. Кто бы мог подумать, что мои похождения и грехи молодости могут пригодиться в таком серьёзном деле?

— Боря, притормози-ка тут, — Миша обращается к водителю. — Заедем в кондитерскую. У Машки скоро день рождения — надо заказать торт и пирожные. Тут, кстати, самые вкусные торты и сладости в городе. Римма, хозяйка, говорит, что раздобыла где-то гениального кондитера и за два года раскрутилась от крохотной пекарни до популярного кафе с кучей постоянных клиентов.

Машина останавливается, Штейнберг выбирается и зовёт меня с собой.

— Идём, по чашечке кофе выпьем. И пирожное фирменное попробуешь. Сладкое помогает мозгам лучше соображать, нам с тобой это сейчас пригодится.

Нехотя выбираюсь из салона. Что за ерунда? Какие-то пирожные… Разве у нас есть на них время? Лучше бы я остался в машине и вздремнул.

Заходим в кафе с вычурной пёстрой витриной и странным для такого заведения названием «Фараон». Устраиваемся за столиком, Миша делает заказ на двоих.

— Так вот, ребёнок, конечно, в идеале нужен маленький. Потому что чем старше, тем больше риск. Журналисты — такие пройдохи! Поймают где-нибудь в детском саду и выудят что-то, что им знать не следует. Пятилетний ребёнок уже очень хорошо всё помнит и ещё лучше разбалтывает родительские секреты. Двухлетка — в самый раз: проблем с подгузниками, режущимися зубами и ночными криками уже нет, можно принарядить и спокойно показывать папарацци, не опасаясь быть раскрытым. Помладше — тоже вариант неплохой, но геморройнее.

К нам подходит невысокая полная женщина. В моём представлении именно так должна выглядеть владелица кондитерской — сразу видно, что она не только печёт сладости, но и активно их употребляет.

— Михаил Ефимович, рада видеть тебя, дорогой.

— Риммочка, мне надо Машенькиным гостям тортик и пирожных разных, как обычно, самых вкусных.

— Сделаем, не волнуйся. На сколько гостей? Сам выберешь или мне по своему усмотрению?

Миша отвлекается надиктовать требования к заказу, а я расслабляюсь и спокойно пью свой кофе.

Из-за стойки выбегает маленькая девочка и заливисто смеётся, оглядываясь назад. Миша отрывается от беседы, подмигивает мне и говорит:

— О, смотри, какой лисёнок.

Потом наклоняется поближе и так, чтобы никто не услышал, шепчет:

— Всем известна твоя маниакальная страсть к рыжим. Если её мамаша такая же златовласка, то могла бы стать идеальной кандидатурой. Тут даже сходства с тобой не надо, никто и не подумает усомниться. Слава о твоих похождениях и специфическом вкусе шагает далеко впереди тебя.

И правда, малышка — огненно-рыжая. Если учесть мою слабость к рыжухам, то наш общий ребёнок мог бы выглядеть именно так.

Вслед за девочкой выбегает молоденькая девушка. Хозяйка строгим голосом произносит:

— Вера, что происходит? Иришка, ты разве не знаешь, что нельзя выходить в зал?

— Извините, Римма Марковна, не доглядела. Я уже её забираю.

В этот момент девочка хитро улыбается и дёргает скатерть на нашем столике. Недопитый кофе Штейнберга разливается, чашка и блюдце с характерным звуком бьющейся посуды падают на пол. Красивое кремовое пирожное оказывается там же.

Девочка снова смеётся. Невоспитанная хулиганка! Хозяйка бледнеет и начинает причитать:

— Простите, пожалуйста, мы сейчас всё уберём и заменим.

Усталость после перелёта даёт о себе знать. Раздражают громкие звуки, и нервирует понимание, что не смогу сейчас, приехав домой, просто принять душ и завалиться спать. Потому что труба зовёт, и нужно выбирать себе жену. Сумасшедший дом! Успокаивает только то, что вряд ли список кандидаток слишком длинный с учётом специфических требований.

Миша, профессиональным нюхом учуяв возможную добычу, забывает о своём заказе и полностью переключается на малышку. А она ведь и вправду лисёнок! Рыжие волосы, хитрющие глазки.

— Девушка, это ваша девочка?

Голос Штейнберга звучит разочарованно. Перевожу взгляд на предполагаемую маму и понимаю причину. Она — не рыжая! Видимо, малышка пошла в папу, и мне не подходит. Но неужели он и вправду готов вот так первую встречную мне в жёны подсунуть? И как он объяснит это Римме и другим? Бред…

— Нет, я только за ней периодически присматриваю.

Михаил приободряется. Он серьёзно рассматривает возможность выбора этой девочки? Или в нём просто проснулся инстинкт охотника?

— Иришка у нас — практически дочь полка. В детский сад очередь никак не подойдёт, вот и нянчим её всем коллективом, — поясняет хозяйка. — Её мама — наш кондитер, автор всех этих шедевров, — кивает в сторону витрины.

Но у любого ребёнка должен быть ещё и папа. Идея Штейнберга кажется мне авантюрой. Даже если предположить, что папаша бросил женщину с малышкой, и ежу понятно, что он тут же нарисуется, как только на горизонте возникнет возможность заработать на депутате. Шантажировать начнёт, опровергать моё отцовство. Дурацкая это идея. Подставит меня на раз. Если бы времени было побольше, чтобы подойти к отбору тщательнее…

Михаил тем временем перемещается к рекламному стенду, разглядывает какие-то фотографии. Раздражаюсь — только недавно он говорил, что времени у нас в обрез, а теперь убивает его непонятно на что.

— Риммочка, мы можем пообщаться с мамой этого чудесного создания? — доносится до меня их разговор.

Не дожидаясь ответа, Миша скрывается за дверью для персонала. Наглость — второе счастье. Римма, видимо, тоже не в восторге от его прыти.

Глава 2

Олеся

В последнее время работы в кондитерской становится всё больше и больше. Римма подумывает о покупке нового помещения и расширении цеха. Это позволило бы нам нанять ещё несколько работников и брать больше заказов.

Постоянно работаю над обновлением ассортимента. Если уж расширяться, то по всем фронтам. Часть клиентов — консерваторы, они будут продолжать заказывать то, к чему привыкли, и настороженно отнесутся к новинкам. Другие же, наоборот, предпочитают постоянно пробовать что-то новое, а старые виды тортов и пирожных им быстро приедаются. Если не подпитывать их стремление к новизне, то рано или поздно они уйдут к конкурентам.

И дело даже не в клиентах. Мне самой надоедает постоянно печь одно и то же. Душа требует перемен и творческого полёта фантазии. Порой кажется, что мозг двадцать четыре часа в сутки разрабатывает новые рецепты. Они мне даже снятся! И нет, я не схожу с ума. Просто мне это интересно. Кто-то пишет стихи или романы, кто-то рисует картины, кто-то сочиняет музыку, а я придумываю рецепты тортов и пирожных. И что-то мне подсказывает, что прибыль моё занятие приносит не меньшую. Я хотя бы не ною, как художники, что есть не на что.

В кафе у меня собственная кухня — моя мастерская, где я создаю свои шедевры. Вход посторонним сюда строго воспрещён. Но в разгар рабочего дня и творческого процесса неожиданно ко мне заходит мужчина. Хотя куда точнее его охарактеризовало бы слово «пижон»: среднего возраста, дорого одет и непривычно для мужчины ухожен: безукоризненный маникюр и идеальная укладка, будто он только что вышел из салона. В моём царстве муки и крема он выглядит диковинным зверем. Молча разглядывает меня, будто на базаре товар выбирает. Нехорошим таким взглядом смотрит, неуютным. Что он тут забыл? Может, недовольный клиент? Но Римма ни разу не говорила, что кому-то пришлись не по вкусу мои торты.