Страница 3 из 7
***
Несбытие – весьма болезненная штука. Просто чёрт знает до чего болезненная.
Медленно и тяжело переваривал Останин свалившуюся на него новость. Часами он вышагивал по комнате, безо всякой цели выходил в коридор, оттуда направлялся на кухню; затем возвращался в комнату и снова принимался кружить по ней. Словно это могло помочь ему выбраться за грань привычного склада событий.
– Чтобы чувства не угасли, они должны стимулироваться и обогащаться, их надо подпитывать новыми впечатлениями, – объяснял он себе, останавливаясь перед зеркалом и удивляясь тому, сколь заурядна и непривлекательна внешность человека, явленного ему в отражении (его губы кривились в неопределённой полуулыбке – безотносительной, ничего не значившей и не выражавшей ничего, кроме помутнения, замешательства, дезориентации). – А когда впечатления отсутствуют, всё быстро сходит на нет. Я слишком пресный для Жанны, новых впечатлений от меня – ноль. Так чего же ещё было ждать от неё? Жизнь неминуемо развела бы нас, тем или иным способом, подходящий повод найти нетрудно.
Убеждая себя в этом, Останин говорил неправду. Точнее, в его словах была не вся правда, а только её небольшая часть, сущая крупица, от которой мало проку, ибо то, что он называл поводом, на самом деле являлось причиной, и это уязвляло его мужское самолюбие.
У Жанны с самого начала была ещё одна, параллельная жизнь – наряду с той, которую Останин видел, с которой он соприкасался. Собственно, такая параллельная жизнь (а то и сразу несколько параллельных жизней) имеется почти у каждого, чему тут удивляться.
Он не понимал Жанну. Да и как он мог понять пигалицу, если даже среди мотивов собственных поступков подчас плутал, словно в дикой чащобе? Всё, что не имело твёрдых, зримых, осязаемых доказательств, в любой момент могло утратить прежний смысл, повернувшись то одной, то другой стороной, и тогда он ощущал себя подобным судну, сорванному с якоря в незапамятные времена и обречённому скитаться по воле волн виртуального океана, так и не найдя обетованной гавани. Куда уж тут пытаться разобраться в хитросплетениях женской психологии.
– Я выдумал её, а она выдумала меня, – повторял он как в бреду. – Но выдумки не живут долго. Нельзя строить отношения на столь зыбкой почве, бритву Оккама8 никто пока не отменил. Пройдёт время, и я, наверное, выдумаю себе ещё кого-нибудь. Почему бы и нет? Создам новый вымысел и поверю в него, и он станет моей жизнью.
Нет, не утешали его никакие формулировки. Призрачный абрис миража и действительное положение вещей переплелись в сознании Останина настолько крепко, что казалось, их никогда не отделить друг от друга.
Он остался один, и мучительно копаться в прошлом – это единственное, что ему оставалось. Собирать крупицы правды, складывать из них мозаику ушедшего и невозвратного. Petit a petit9, без какой-либо надежды на целостную картину.
Чувство потерянности прорастало сквозь Останина.
«Зачем это мне, я же не мазохист. Почему я не могу просто выбросить Жанну из головы? Consuetudo est altera natura10? Но это неправда, от любой привычки можно избавиться. Даже от привычки к Жанне. Ушла – ну и ладно, пусть катится. Переживать из-за подобной ерунды – самый настоящий идиотизм. Ни в какие ворота не лезут мои переживания, надо трезво смотреть на вещи, мне ведь не семнадцать лет!» – так думал он, пытаясь осадить себя. Но табун ретивых мыслей мчался вскачь, не обращая внимания на ничтожные препятствия в виде элементарного здравого смысла и немалого жизненного опыта – он летел вперёд, только набирая и набирая темп.
***
Крепко девчонка его зацепила.
Попался в сеть, точно бестолковый карась: трепыхайся теперь, бей хвостом, мути воду – всё даром. Суета и томление духа. Voila11.
Интересно, как это выглядит с её стороны – если посмотреть на ситуацию глазами Жанны? Да никак, наверное. «Была ей охота вспоминать о тебе, – нашёптывал ему внутренний голос. – Плевала она с высокой крыши».
Осмыслить своё теперешнее состояние для Останина не представляло сложности. Куда труднее было от него избавиться, и от этого в его голове царила невообразимая свистопляска.
Казалось бы, ничего фатального не произошло. Всего лишь ещё одно расставание с женщиной. Жизнь должна была вернуться на прежнюю беспечальную дорожку и покатиться своим чередом, как это случалось уже не раз. Тем паче в глубине души Останин понимал: Жанна ему совсем не пара. Слишком заметное несходство характеров было у них. Да и разницу в годах никуда не денешь. Принято считать, будто приближение старости страшит женщин намного сильнее, чем мужчин. До недавнего времени Останин разделял данное заблуждение, что вселяло в него ощущение собственной силы, этакого никем не объявленного, но всеми сознаваемого мужского превосходства, иллюзию своей неуязвимости в отношениях со слабым полом. Однако после встречи с Жанной все иллюзии растворились в толще действительности, как растворяются в небе стаи птиц, спешащих ускользнуть от ледяного дыхания зимы. От правды – даже в мыслях – не убежать и не спрятаться: лет через пятнадцать-двадцать Останин станет малопривлекательным, возможно, не очень здоровым пожилым человеком, а Жанна как раз войдёт в пору расцвета, достигнет самого пика женской сексуальности. Ясно, что разрыв между ними являлся заранее предрешённой данностью, c’est la vie12; не надо быть авгуром для прозрения столь простых вещей: девчонка непременно должна уйти от него к другому, а затем, возможно, от другого – к третьему, четвёртому, пятому, всякий раз с лёгкостью меняя среду обитания, наподобие насекомого, сбрасывающего с себя старые оболочки и отращивающего новые при каждой очередной смене жизненных фаз.
Останин не в силах спорить с неумолимым временем, ему остаётся лишь смириться с неумолимым ходом событий.
Что ему с того, что минует ещё сколько-то лет, и Жанна, в свою очередь, увянет, а затем и вовсе превратится в старуху, в подобие потасканного мешка, набитого воспоминаниями об утехах давно минувших дней? Останину этого уже не увидеть, не ощутить горечи одинокого торжества в разъединившем их релятивистском потоке судеб.
***
Увы, доводы заурядной житейской логики хоть и казались неоспоримыми, однако нисколько не утешали. Ибо загадочные и своевольные ветра человеческих влечений неподвластны обычному мыслепостроению; они создают собственные законы и следуют им… Останин любил Жанну – пусть у этого чувства имелся привкус горечи, ну и что же, тут никому выбирать не дано. Он прожил с ней полтора года и чувствовал себя уже почти семейным человеком.
А теперь всё рухнуло.
Она ушла к какому-то спортсмену, её ровеснику. Позвонила по телефону и сбивчиво объявила Останину, что «влюбилась в одного мальчика» – дескать, пусть «котик» на неё не обижается, он хороший и всё такое, но сердцу не прикажешь. С упавшим сердцем Останин ещё пытался задавать какие-то вопросы, но ничего толком выпытать не сумел – всё закончилось слишком быстро: Жанна, не желая с ним разговаривать, просто оборвала звонок – попрощалась и дала отбой.
Интрига, закольцевавшись, обернулась пустотой, нулём, перегрунтованным холстом, навсегда запечатавшим дверь в прошлое.
Несмотря на скомканные объяснения Жанны, несмотря на эту дежурную формулировку – «сердцу не прикажешь», – в сущности, всё было по-честному, без обмана. Имелся у девочки один ami13 – удобный и необременительный, но (от правды не убежишь) староватый. А теперь она нашла себе нового, помоложе. Нормальная развязка любовной истории, хотя и банальная, как сама жизнь.
8
Бритва Оккама – методологический принцип, сформулированный английским монахом Уильямом Оккамом, который гласит: «Не следует множить сущности без необходимости». Это подразумевает сведение к минимуму количества независимых теоретических допущений при объяснении любых явлений.
9
Petit a petit – понемногу; не торопясь (франц.)
10
Consuetudo est altera natura – привычка – вторая натура (лат.)
11
Voila – Вот так-то (франц.)
12
c’est la vie – такова жизнь (франц.)
13
ami – друг (франц.)