Страница 2 из 16
Как будто нам так сильно повезло –
Себя не знать за стариковским гудом,
Меж двух огней и двух узлов
Всю жизнь внимать лгунам и словоблудам.
Как будто это высшее из благ,
Как будто это счастье в полной мере –
Иметь в кармане ломаный пятак,
Что знать – забыть и ни во что не верить!
И новый свет нам светит новой мглой,
Мы прочно вмёрзли в грязный снег обочин…
Мы больше виноваты пред собой…»
Я во весь рост… Он слушал и молчал.
Вздыхал. Кивал. Беспомощно дрожала
От ветра слов моих седин его свеча,
Но ветру моему не возражала.
И тут я вздрогнул истиной простой,
И всё же вспомнил «города и хаты»:
Ведь тем, что виноваты пред собой,
Перед отцами – трижды виноваты…
ВЕРТИНСКОМУ
«Мадам, уже падают листья»,
Проклиная осенний недуг.
В моём северном городе истин
Замолкает последний друг.
Всё трудней вспоминать хорошее
Всё трудней говорить «люблю»…
Птица старая жёлтое крошево
Собирает в свой каменный клюв.
Прометей со здоровой печенью,
Пуп земли оказался пустым!
Как тоскливо шататься вечером
По расцвеченным мостовым…
Дряхлый хост с желтизной и синью
Так похож на моё лицо!
Я давно потерял Россию -
Золотое моё кольцо.
Да, мадам! Уже падают листья.
Ветер северный – мой… знакомый.
Не пугайтесь: в холодном свисте
Мне привет из родного дома!..
ФЕВРАЛЬ
Я притихший февраль
Средь друзей за столом не заметил,
Я при утреннем свет
Не смог различить его глаз.
Он сидел среди нас,
Словно тень на весеннем портрете,
И, наверное, ждал,
Когда скажут: «Февраль, не пора ль?..
Не пора ль, старичок,
Заводить панихиды по вьюгам
И скрипучим недугом
Застуженность душ отпустить?
Нам тебя не простить,
А тебе уж не стать нашим другом.
Разве – годом спустя?
Но об этом – молчок, старичок!»
Я очнулся потом, когда больно захлопнулись двери,
Когда звуки мистерий
Скатились по лестнице дней,
Может, сверху видней,
Только кто же мне завтра поверит,
Что я умер сегодня,
Почти на руках у друзей?..
Не Путь, а звёзды в темноте
Заплыли жиром.
Клянут: рождаются не те
Уставшим миром!
А мне – глазеть на хоровод
Не тех рождений,
Искать в реке молочной – брод,
А в душах – тени,
Икать, когда за тем столом
Споют о нищих,
И щупать сломанным веслом
Пробои в днище,
Кричать, когда за шепотом людей
Не слышно крика,
Гореть желанием весь день,
А к ночи – сникнуть,
Смотреть, как гаснут письмена
На небосводе,
Как жизнь с судьбой веретена
Кружится, проходит…
Глохну от глохота тихотворений,
Сохну под мягкой словесной половой,
Слово – не слово без ударенья,
Чтоб слову жить – ударяют слово.
Хранятся мило, едятся молью,
Зачем сложилось, зачем писалось?
Слова – как люди, родятся с болью,
Слова без боли – всё жирость, салость.
Уйдут отливами, умрут пейзажами,
И корни вывернут корой-кореньями,
А душу просто зароют заживо
В ти-ти-хо-хо-вор-на-вор-варения.
И будут клянчить вторую молодость,
Пихая пяткою старость-стерву,
Но спросит мальчик хрустальным голосом:
«А что ж вы, дяди, не жили в первую?..»
Все в рай! И каждому – своё:
Кому бельё,
Кому жильё,
Кому медаль,
Кому мильон,
Кому вино рекой,
Кому до звёзд рукой,
Кому врачей, постель, покой,
Курорты, грязи погрязней,
Бесплатный вход в любой музей,
А мне – гитару и друзей!
Струны зажав рукой,
С голоса сняв запрет,
Я проклинал покой
Даром прожитых лет,
И проклинал тоску,
Ту, что по кромке зла,
Как седина к виску
Вместо любви пришла.
И проклинал вино
С каждым стаканом злей,
Ведь в жизни моей оно
Было вместо друзей.
И проклинал долги
Всем кошелькам назло,
Ведь на моём пути
Мне только в долгах везло.
Кто мне нальёт вина?
Кто станет со мною пить?
Кто скажет мне: «Старина,
Ты славно сумел прожить!..»?
Друзья, как летние дожди,
Скопились, хлынули, прошли,
Перебурлили в памяти и снова
Пустое небо над тобой,
Пыль, мухи, комары да зной.
Ни ветерка, ни облака, ни слова…
ПОГИБШИМ ДРУЗЬЯМ
Я молчаньем застыл безветренным.
Мой маяк – их костёр – угас.
Говорят, что их было четверо,
А мне кажется – пятеро нас.
Злых случайностей поле минное
На куски разорвёт голоса,
Ветер бросит их мне в гостиную,
В тюль, как в старые паруса,
Я сложить их опять попробую,
Я попробую снова плыть,
Пропотевшей укрывшись робою,
Не сумевшей других укрыть.
Плыть, светлея в погоне яростной,
За прошедшим, не за своим,
Шторм, как пир, – и хмельно, и радостно,
Смерть и песня – как тесно им!
Как в молчанье друзей безветренно.
Голос мой, уголёк, угас.
Знаю я, что их было четверо,
Но всё кажется – пятеро нас…
В весенней толпе мы распяты тоской,
И, глядя на лица знакомых и близких,
Мы родственных душ потаённые списки
Черкаем и правим дрожащей рукой.
Я дружбою болен. Отчаянный мистик,
Всё слышу в себе перекличку имён,
Всё клею в былого растрёпанный сон
Своей же рукой перечёркнутый листик.
Не изболев, не тщись на стих и повесть,
Отгородись от песенных бравад,
У Слова лишь один синоним – Совесть.
Всё остальное – чуждое, слова…
ДЕЛЕНИЕ И ОТДАЛЕНИЕ
Земля – в кусках материков.
Те – в сети границ.
В каждой клети –
Узелки городов,
Язвочки столиц.
Городов тьма
Крошится улицами,
На улицах дома
Друг на друга дуются.
Дома – только держи! –
Делятся на подъезды и этажи.
Этаж – это целый мир
Из трёх-четырёх квартир.
У квартир – общая стена,
Вот и вся пятистенная старина.
Остальное – чисто человечья игра в прятки:
Я, например, не знаком
С соседкой по площадке…
Барабанил в окна град:
«Братство, равенство, свобода!..»
Барабанил в окна град
Семьдесят четыре года,
Барабанил в окна град –
Сколько градом перебито?
Барабанил в окна град –
Крыто градом. Крыто-шито…
Барабанил в окна град,
Звал меня тревожным зовом –
Барабанил в окна град –
Не сидеть же за засовом!
Барабанил в окна град,
Взбарабанивал природу,
Барабанил в окна град:
«Братство! Равенство! Свободу!»
Барабанил в окна град,
Всё с лихвой завоевали,
Барабанил в окна град,
Поменяли на медали,
Барабанил в окна град,
Подели и пропили,
Барабанил в окна град,
Трах-бом-бом-дзинь-дили-дили…
Стояла чудесная осень
С богатым букетом в руке,
Смотрела, как осень уносит
Тепло по небесной реке,
Смотрела сквозь ветви-ресницы,
Как синей высокой тропой