Возрождение (ЛП)

Волосы на шее встали дыбом. Несчастный случай? Что Мэлоун хочет, чтобы я сделала − взорвала бомбу в гостинице? Это не риторический вопрос. К сожалению Мэлоуна, я больше не причиняю вред невинным людям.

«У меня больше нет АнХлора».

Как будто проблема в АнХлоре − это то, что его волнует. Он просто доставит еще несколько на этой неделе. Так что я добавляю в свое оправдание:

«Не уверена, что это осуществимо. Слишком рискованно. Что, если Х не ходит на них? Что делать, если родители испугаются и уведут детей из школы? Я не видела никаких признаков того, что Х в опасности. Лучше продолжать как есть».

Я смотрю на Одри, в то время как нажимаю «отправить», но девушка поглощена работой, переводя фразы на французском, которые сейчас слушает.

Мэлоун пишет ответ немного позже:

«Мы получили новые сведения. Угроза для Х может быть ближе, чем мы думали. Слишком долго. Я уже однажды посодействовал твоей сознательности, но у нас мало времени».

Я читаю несколько раз, и живот связывается в узел. Мои пальцы дрожат, пока пишу свой ответ:

«Какие сведения? Что я должна знать?»

Хорошо, что я уже разработала второй план. В теории, Мэлоун должен гордиться моей изобретательностью, хотя это кажется маловероятным, учитывая обстоятельства.

Я отправлю ответ позже. Нужно помнить, что это вопрос национальной безопасности. Иногда мы должны чем-то жертвовать, чтобы спасти многих. Если эта группа получит в свои руки Х, речь пойдет не только о том, что его или ее жизнь будет в опасности.

Что странно, так это то, что перед тем, как я провела три месяца в КиРТе, я бы не подумала о чем-либо из этого дважды. Люди были либо целью, либо проектами, либо врагами, либо препятствиями. Несомненно, я верила в свое высшее предназначение. Если бы Мэлоун сказал мне заложить бомбу на официальном спортивном мероприятии ради общего блага, я бы сделала это.

Неудивительно, что Фитцпатрик угрожала стереть мои воспоминания. Она назвала меня поврежденной, но думаю это больше похоже на то, что мой мозг заражен. Реальный мир − это вирус, переписавший всю мою программу. Что еще безумнее, так это то, что мне хотелось быть больше КИ, чем ГИ. Прежде чем я попала сюда, я понятия не имела, до какой степени я, на самом деле, была КИ.

«Да, видно, тот, кто начал лгать, не обойдется ложью малой».

Мало того, что бедные строчки Вальтера Скотта часто приписывают Шекспиру, с самого начала они даже не были настолько блестящими. С другой стороны, сэр Вальтер Скотт никогда не работал на Красную Зону.

Что я обнаружила после приезда в КиРТ: ложь может сделать все проще.

Еще одно сообщение от Мэлоуна:

«Случаются взрывы газа».

Да, и взрывы газа − не единственные вещи, которые случаются. Жизнь Софии сжимается вокруг меня. Нужно активизировать свой план, прежде чем Мэлоун решит смести всю осторожность − в буквальном смысле − и скажет мне идти на беспорядочную стрельбу на территории кампуса.

«Поняла. Рассмотрю все варианты».

«Хорошо. Мы все рассчитываем на тебя».

Я борюсь с инстинктом выбросить телефон, чтобы не привлечь лишнее внимание со стороны Одри, но вместо этого спокойно кладу его на подушку, как будто это то самое взрывное устройство. Однако, прежде чем могу вернуть свое внимание обратно к базе данных, приходит еще одно сообщение от Мэлоуна.

«Не забудь прислать фото в платье. Твой отряд с удовольствием на них посмотрит».

Я опираюсь спиной на стену, и голова стукается об дерево. У меня уходит несколько минут, прежде чем получается ответить Мэлоуну. Иногда нет подходящих слов.

Глава 21

Вечер пятницы: Два дня назад

Возможно сейчас и декабрь, но, учитывая присутствие мужской и женской команды по легкой атлетике, футбольной команду и еще несколько других команд, участвующих в данном мероприятии со своими парами, в бальном зале отеля очень душно. Я чувствую себя комфортно в платье без бретелек, но парни умирают от жары. Стулья в зале завалены джемперами, которые парни посчитали нужным оставить в любом ближайшем месте, ведь практически половина толпы пьяная. Большинство незаконно. Интересно, сможет ли Кайл когда-нибудь снова найти свой пиджак.

Песня заканчивается, и DJ превращает последнюю ноту в некий новый техно-микс. Я морщу нос, что, видимо, является тем знаком, которого ждал Кайл.

− Хочешь выпить? — спрашивает он.

Кивнув, я убираю пряди волос с шеи и следую за ним.

Мы отлично сочетаемся друг с другом. На нем бледно-зеленая парадная рубашка, которая дополняет мое персиковое платье, и галстук с зеленым, персиковым и черным цветами. Как правило, любимая одежда Кайла включает в себя джинсы с рваными коленями и футболки поверх термобелья. Я и понятия не имела, насколько хорошо он мог выглядеть, когда захочет.

Милый, умный, забавный и мой. Ну, Софии. А я не София, и неважно, как сильно хочу ею быть. Я − ложь, а Кайл заслуживает лучшего.

Осознание этого больно ранит меня время от времени. Бьет, как удар в живот − такой, к которому я не готова, когда мышцы живота ослаблены и дыхание выбивается из легких. Затем, как и следует хорошему удару в живот, это заставляет меня хотеть сжаться в комок и заплакать.

Эта жизнь, в которую я играю. Все эти люди, которые думают, что знают меня. Это все ложь. Как правило, это не-совсем-глубокое откровение приходит, когда мне весело. Словно сигнал тревоги звучит в голове, напоминая мне, кто я и что я. Словно это было внедрено, как, может быть, какая-то система для того, чтобы предотвратить меня от каких-либо симпатий или налаживания отношений с врагом.

Если это так, то ее создателям необходимо повысить свой уровень, потому что она не так уж и хорошо работает. Я не только налаживаю отношения с окружающими людьми, я влюбилась в кое-кого, кто мог бы оказаться врагом. Несмотря на то, что тайна Кайла стала меньше беспокоить меня в последнее время, переключившись на другие свои вопросы, я до сих пор не знаю, что о нем думать. Я также не уверена, стоит ли мне беспокоиться.

Вокруг меня, нормальные люди с удовольствием танцуют и разговаривают. Огни прожекторов вращаются по кругу, и повсюду мерцают фальшивый снег и украшения в виде сосулек. Кайл сжимает мою руку, и под этими огнями я тоже мерцаю. Так же фальшиво.

− Ты в порядке? − спрашивает он.

− Да, просто жарко.

Я отодвигаю чувство вины в сторону, пока как мы пересекаем зал. В конце концов, не похоже на то, что Кайл стремится поделиться своими самыми сокровенными тайнами. За все время, что мы провели вместе, все слежки спустя, я очень мало знаю о нем.

Не поймите меня неправильно. Я знаю много чего. Мы говорим о занятиях, и музыке, и фильмах, о местах, где он был и в куда я хочу отправиться. Он рассказывает забавные истории о поездке по Аризоне в машине без кондиционера, которая длилась все лето, и о том, как он хотел быть астронавтом и отправиться на Марс до того, как его вырвало первый раз, когда он катался с горки.

Я знаю, что его мама − учительница, но не знаю, что она преподает. И я не знаю, биологическая ли она его мать или мачеха, или приемная, что было бы полезной подсказкой, но почему-то Кайлу удается избегать этих обсуждений независимо от того, как ловко я поднимаю тему семьи. Он переводит эти разговоры на мою семью.

Каждый. Чертов. Раз.

Это означает, что мне приходится лгать, и, как каждый шпион знает, чем больше ты лжешь, тем более вероятно, что ты попадешься на чем-то. Поэтому вместо этого мы говорим о кино и еде, или кем хотим стать, когда вырастем. Я говорю ему тоже самое, что сказала Одри, а он говорит мне, что не стоит вступать в ЦРУ, потому что они злые, а он не доверяет правительству. Он говорит, что не хочет быть просто врачом на скорой помощи, а хочет быть врачом, назначенным на орбитальную «гостиницу», которая строится для бурно развивающегося космического туризма. Я ему говорю: «видишь, я была права насчет тебя и желания летать, но я не доверяю космическим кораблям».