Возрождение (ЛП)

— Все вспоминается. Что я тебе говорил?

Вспомнится наверняка. Я делаю шаг внутрь, и на меня набрасывается тысячи несвязанных фрагментов воспоминаний. Все те разы, когда я входила в это место − уставшая, ликующая, голодная, окровавленная, разбитая, гордая и обеспокоенная − они все здесь. Бесполезные в их нынешнем виде, но все равно здесь.

Тревожность — сильнейшее из них. Это воспоминание самое последнее. Это вечер перед отъездом, когда я стояла снаружи комнаты для девочек с Коулом. Первый раз, когда я осмелилась признать, что между нами может быть большее, чем просто братская привязанность.

Я прикусываю губу, преодолевая те смелые чувства, пока голос в моей голове не шепчет имя Кайла. Встряхнув воспоминания, я хорошенько оглядываюсь. Ничего не изменилось с той ночи, когда мы выбрали наши имена. Наша маленькая общая площадь утешительно знакома.

Коул сжимает мою руку.

− Ты должна поспать. Фитцпатрик собирается допросить тебя завтра.

Фитцпатрик. Стервапатрик. Она − это голос, который я иногда слышу. Тот, который я слышала еще на Южной станции. Она не обрадуется моему провалу, но и я тоже.

− Да, я уверена, − протираю глаза, чувствуя, как мой живот скручивает от досады. — Этот вечер перед отъездом. Я так волновалась, что не справлюсь, и так и случилось. Я забыла что-то важное. Я знаю это. Мне нужно вернуть эти воспоминания.

− Ты вернешь. Я верил в тебя тогда и верю до сих пор. Ты не провалилась. Не каждая миссия проходит на отлично.

− Но это то, для чего мы здесь, не так ли? Чтобы быть совершенными?

− Да, но… − он наклоняется ближе, и его дыхание щекочет мое ухо. − Даже если мы и ошибаемся, мы чертовски намного ближе к идеалу, чем кто-либо еще в этом месте. Никогда не забывай это.

Его губы касаются моего уха нарочно, думаю я, но я не двигаюсь. Я застыла от растерянности, в то время как покалывание распространяется вниз по сторонам от головы. Затем Коул шагает прочь, как будто ничего не произошло, хотя интенсивность в его выражении кричит иначе.

— Спокойной ночи, Семь.

− Спокойной ночи.

Он открывает дверь прямо напротив и исчезает. На секунду я потеряна. Затем делаю глубокий вдох, и мои ноги приходят в действие. Тело знает, куда идти и что делать, когда мой мозг не знает этого. Я открываю очередную дверь и прохожу через короткий коридор. Слева стоит новая дверь, но не та, которая мне нужна. А та находится в конце зала, и через нее просачиваются голоса.

Мой отряд. Или половина его.

Как только я хватаюсь за ручку, дверь распахивается. Темнокожая девушка в серой майке в изумлении смотрит на меня, а затем кричит.

− Ты вернулась! − она тянет меня в объятия, наполовину втаскивая за собой в комнату. − Смотрите, Семь вернулась.

Опираясь на мои немногие воспоминания, я приписываю имя ее лицу.

− Я тоже по вам скучала.

Девять-Джордан отпускает меня, и я окутана еще большими объятьями. Пять девушек окружают меня, сто незаданных вопросов висят в воздухе. У меня уходит мгновение, чтобы присвоить имена остальным.

Шесть-Саммер − блондинка и голубоглазая. Кроме Джордан, она единственная, чье имя легко вспоминается. Мое воспоминание о ней на вечеринке-перед-миссией такое яркое.

Рядом с ней стоит Двенадцать-Ева, ее красновато-каштановые волосы ниспадают на плечи в волнах, за которые я бы убила. Затем идет Восемь-Октавия, у которой волосы, такие же темные и мертвенно−прямые, как мои. И наконец, Два-Скай, тоже черноволосая, но с волнами как у Евы и убийственными ресницами.

Наше глубокое разнообразие кожи − не случайно. Каждая частичка нашей жизни была запланирована, вплоть до наших ген. С соответствующей одеждой и прической, один из нас мог бы быть высажен практически в любой части мира, и мы бы вписались. Может быть, единственное, что наши создатели не рассчитывали — это наши дни рождения.

И мою потерю памяти.

− Никто не сказал нам, что ты вернулась, − говорит Саммер. − Расскажи все.

Я направляюсь к своей кровати, неуверенная, откуда знаю, что она моя, кроме того, что она кажется единственной одинокой и неиспользуемой.

− Никто не сказал вам? Я здесь уже несколько часов, и с Коулом последние пару.

− Мы думали, что что-то могло произойти, когда Мэлоун вызвал Коула с обеда, − Скай садится напротив меня. − Но никто ничего бы не сказал.

Джордан прочищает горло.

− Так покончим с этим. Что случилось?

− Или тебе нельзя рассказывать нам? − говорит Октавия. — Коул − единственный, кто был проинформирован о цели твоей миссии.

Джордан отмахивается от этих подробностей.

— К черту миссию. Она может хотя бы рассказать о Бостоне. Мы знаем, что ты была там.

Я кладу голову на руки, в то время как Октавия и Ева спрашивают, должна ли я говорить о чем-нибудь, так как моя миссия была засекречена. Если б только у меня была дилемма.

− Меня пока официально не допрашивали. Я не знаю, чем могу поделиться, и, если честно, это больше не тема для обсуждения.

− Что случилось? — Джордан кладет руку на мою спину. — Она не прошла хорошо?

Пять пар глаз наблюдают за мной, но в мыслях я вижу лишь разочарование в ореховых глазах Первого и подозрение в черных глазах Коула. Я хочу свернуться в клубок, и чтобы все это прошло.

− Что-то случилось, − я не могу заставить себя смотреть на них, так что я играю с тканью на брюках. − Не знаю, что, но я получила травму. Вот почему я вернулась. Вот почему меня еще пока не допрашивали официально. Мне нечего рассказать.

− Нечего? — говорит Саммер.

Я качаю головой.

− Я потеряла свои воспоминания. Все начинает возвращаться, но… − пожала плечами. Да что там говорить?

Видимо много. Другие размышляют о том, что могло случиться, чтобы вызвать потерю памяти, кто мог знать, как это сделать, и почему кто-то мог бы попробовать. Поскольку у меня нет возможности рассказать им, почему я была в КиРТе, то не могу и объяснить, насколько неверны некоторые их догадки. Будучи вялым беспорядком депрессии и нервов, я направляюсь в ванную.

Джордан следует за мной.

− Ты в порядке?

Я киваю и хватаю зубную щетку.

− Это моя, верно?

− Ага. Так ты еще не потеряла все свои воспоминания, как вижу, − она берет свою.

− Не все.

Кайл. Одри. Моя миссия. Кайл.

− Расскажешь мне? − Джордан устремляет глаза на меня.

− Что рассказать?

− Почему ты ходишь с этим задумчивым выражением лица.

Я выгляжу задумчивой? Смотрю в зеркало над раковиной. Мои щеки порозовели. Ой.

Я выплёвываю зубную пасту, рассуждая, сколько мне следует рассказать. На данный момент ничего — это самый безопасный путь. И все же мне так и хочется разделить все это. Нужно доверенное лицо, и Джордан − это человек, которому я всегда доверяла. Это я тоже знаю.

Однако прежде чем могу решить, как отреагировать, Скай и Октавия входят в ванную. Я воспринимаю это как знак хранить молчание. По крайней мере сейчас.

Я подумаю об этом.

Глава 14

Воскресное утро: Наши дни

Я не сплю. Вся эта склизкая, беспокойная тревога не дает мне спать всю ночь. Я ворочусь, попеременно волнуясь о Кайле, чувствуя себя ужасно за то, что моя миссия закончилась провалом, напуганная тем, что моя неадекватность приводит к смерти невинного человека, и подавленная осознанием, что я разочаровываю всех. И когда мой мозг перегружается этими тяжелыми проблемами, я беспокоюсь о мелочах. Например, как, что Одри будет делать без меня, занимающейся с ней физикой?

Наконец наступает пять утра и свет над нами начинает мигать. Годы привычки моргают вместе с ними. Без сознательного усилия, я встаю с кровати, хватая одежду из своего сундука. Джордан и Саммер посылают улыбки, пока мы одеваемся, и я воспринимаю эту непроизвольную реакцию как хороший знак.

В наших штанах для бега, толстовках и кроссовках мы идем в ванную, чистим зубы и завязываем волосы. Затем мы подольше идем в общий зал, где встречаемся с ребятами.