Страница 63 из 73
Желто-белые тона большого города разбавляются сочными мазками – блестят под солнцем зеленые купола мечетей.
- Ари! – воскликнул Гилан Пелед, разлегшийся на заднем сиденье, и потряс зачитанной брошюркой. – Знаешь, до чего этот аятолла додумался? Слушай! Где это… А, вот! «Для получения полового удовлетворения мужчина может использовать ребенка женского пола, в том числе и грудного»! Нормально?!
- Ты не дочитал, - откликнулся Кахлон.
- Да? Э-э… А! «Однако он не должен лишать ребенка девственности, допустима только содомия…» Тьфу!
Книжонка, шелестя страницами, полетела в багажник, а Юваль хихикнул.
- Да не, ребята, я ж не против «муслимов», - развел философию Гилан. – Пусть себе молятся, кому хотят! Но извращенцев… Этих – с корнем! Ну, или под корень… Да вон, Юсуфа вспомните! Нормальный же парень был!
- Юсуф не верил ни в бога, ни в черта, - рассудительно заговорил Ариэль, протирая пистолет и аккуратно накручивая глушитель. В пустыне от пыли нет спасенья, как в море – от влажности. – Так, всё, мы – арабы!
- Иншалла! – огладил лицо Пелед.
За месяцы Аравийской войны подбородки спецназовцев из легендарного отряда «Кидон» обросли бородами, а темный загар и вовсе стер различия.
«Все мы семиты, все мы человеки», - подумалось Кахлону.
- Вон! – выдохнул Гилан, нависая над Ювалем. – Тот самый дом! Аятолла его уже который год снимает…
Джип свернул и затормозил прямо перед калиткой. В двух шагах от бампера застыл имам в длинных одеждах, и в черном тюрбане сейида. Его породистое лицо смахивало на фото Шона Коннери, если только дорисовать седую бороду.
- Это он, - обронил Кахлон, выскакивая из машины и низко кланяясь.
Недовольно покачав головой, Рухолла Хомейни толкнул резную калитку, проходя в тесный внутренний дворик, и Ари шагнул следом, продолжая кланяться, как заведенный.
Аятоллу забавлял почтительный человечек, испрашивавший прощения. Он скривил уголок рта в снисходительной улыбке, а Кахлон согнулся в последнем поклоне – и выпрямился. Пистолет с глушителем в его руке дернулся трижды, с коротким шипением выплевывая пули. Третья пробуравила лоб Хомейни, сбрасывая тюрбан.
Незадачливый диктатор упал в пыль, и перекатился, уставив стекленеющие зрачки в мутное небо. Шаловливый ветерок вырвал из мертвой руки шуршащие листки, исписанные закорючками насталика, закрутил и разнес по двору.
- Иншалла! – вытолкнул Ариэль.
Иржи Корда, заторможенный чех с лицом снулой рыбы, рулил машиной осторожно, соблюдая все правила. Мишин папа устроился рядом с Иржи, очень довольный – ему не улыбалось высиживать в выходной на месте водителя. На заснеженных склонах Шумавы их ждут не только спуски и прочие лыжные радости, но и деревенские яства, как то: шумавские картофельные зельники, суп «кулайда», печеная утка с кнедликами – и пиво цвета темного янтаря…
А он – за рулем «возидла»?[1] Ну уж, нет уж!
Рита, делившая заднее сиденье «Волги» с Настей и Лидией Васильевной, отвернулась к окну, пряча улыбку. За стеклом убегала назад Богемия…
- Пообедаем в Пльзене? – вывернул голову Петр Семенович.
- Ну-у, можно, - неуверенно ответила Мишина мама. – Только… Мы же все в лыжных костюмах…
- О, то не важно, пани! – воскликнул Иржи.
- Правильно! - поддержала его Настя. – Двенадцать уже, а я еще не завтракала!
- А чего ж ты?
- Сначала забыла, а потом… - понурилась «голодающая». - Пока собрались, пока оделись… Хотела же шпикачку взять, да так на столе и оставила! Представляешь, мам?
- Ужас! – улыбнулась родительница.
- Да кошмар просто!
А Рита всё поглядывала в зеркальце заднего вида. Порой на повороте оно отражало белую «Шкоду», смахивавшую на усохшую «Волгу». Легковушка держалась за ними от самой Праги.
- Подъезжаем!
Впереди обозначились шпили и купола старого Пльзеня. Новый город встречал типовыми параллелепипедами. Чистенько. Скучненько.
- Тут е одно место… - забормотал Иржи, выворачивая руль.
Рите показалось, что Пльзень состоит из сплошных перекрестков - уличные диагонали с извилинами как будто под запретом. А вот и то самое место – опрятная с виду кафешка, не ведающая дресс-кодов.
Уже после обеда - обычного комплекса, как в столовке, - Рита подошла к свекру.
- Петр Семенович, а вам не кажется, что во-он та «Шкода» нас преследует?
Гарин-старший благодушно хохотнул, пришатываясь к невестке:
- Это Мише надо сказать «спасибо», хе-хе… Нас пасут ребята из КГБ, год уже! Как только вся эта буча в Союзе поднялась, так нас сюда и сплавили, от греха подальше, к Праге поближе. Я-то сначала думал, что это Шокина идея, из министерства, ан нет! Так что, не переживай – свои!
- Ну, тогда ладно! – успокоилась девушка.
- Все поели? – «пан директор» встал, руки в боки.
- Все! – дуэтом отозвались мама с дочкой.
- Все сходили… куда надо?
- Все!
- По машинам!
* * *
«Шумава – не горы, а пригорки», - думала Маргарита, провожая глазами плавные заснеженные увалы, встопорщенные буковыми зарослями, да пышными елками. Ну, это если сравнивать с Кавказом, куда юная Ритка Сулима ездила на соревнования. А для Средней Европы и так сойдет. Если уж плюгавенький Олимп считается горной твердыней, то о чем, вообще, говорить?
Наверное, задумалась девушка, эта ее неудовлетворенность – производное от чешской тесноты. Ведь для Союза поездка в горы – это дальнее путешествие, будь то Кавказ, Алтай или какой-нибудь Заалайский хребет. А тут… Только выехали – уже к Пльзеню подъезжаем! Круть-верть рулем – Шумава, Богемский лес…
«Волга» поднажала, одолевая тягучий подъем, и вошла в поворот – дорога впереди опоясывала гору широкой дугой. Слева – склон вниз, истыканный остроконечными елями, справа – склон вверх, поросший пихтами, если верить Иржи. Хотя, на Ритин взгляд, хвойные породы ничем особым не отличались.
Девушка оглянулась. Белая «Шкода» исправно катилась следом. Крутизна, что стремилась к небу по правую руку, отошла, делаясь пологой, и за деревьями замелькала узкая долина. По низинке скатывалась извилистая дорога со старенькой грузовой «Татрой» - приплюснутый капот синей кабины чем-то напоминал носорога, угрюмого и насупленного.