Страница 55 из 73
- Лосев умер в блокаду, - суховато напомнил я, - и о его «световых реле» благополучно забыли.
- Увы, - чуть виновато покивал Алферов. – Байард и Питтман изобрели инфракрасный светодиод. Ник Холоньяк разработал красный, а Крафорд – желтый. Жак Панков создал первый синий светодиод на основе нитрида галлия… Ладно, приоритеты не за нами! Но ребята открыли технологию изготовления дешевых… этих самых… «световых реле»! Остается лишь впрячься по-хорошему, и начать серийное промышленное производство светоизлучающих диодов!
- На гетероструктурах, - подхватил я, замечая довольный румянец на щеках профессора и член-корреспондента.
- Они прочные, - загудел вдохновленный бородач, - и никакая нить накаливания в них не стряхнется. Долговечные… Спектральная чистота и никакой инерционности. Сразу – раз! – и на всю яркость…
- Это ж какие индикаторы выйдут… - подал голос самый тихий МНС, зажатый в уголку.
- Товарищи! – расплылся я, замечая выглядывающих из приемной Свету с Алей. – Да вы даже не представляете, на что вышли! Индикаторы… Из светодиодов можно и лампочки делать, и фары! А если собрать светодиодные модули? С управлением от контроллеров? Получится плоская панель цветного телевизора!
Тут уж в дверях и Тимоша замаячила, и подозрительно сиявшая Рита.
- Причем, любого размера, хоть на всю улицу! – разливался я. - Поэтому сделаем так… За мной опытно-промышленная лаборатория и оборудование – товарищ Вайткус достанет всё, что можно и нельзя. А финансирование я и сам выбью. Мне просто позарез нужно, чтобы наш «Рубин» или «Рекорд» первым выпустил СИД-телевизор!
- Вот это по-нашему! – крякнул профессор и член-корреспондент. – Очень, очень рад нашему сотрудничеству, Михаил!
- Взаимно, - светски шаркнул я ножкой.
Все бороды разом расщеперились улыбками. Потискав мне руку по очереди – аж пальцы склеивались – младшие научные сотрудники удалились, шумно судача на недоступные смертным темы, а в кабинет проскользнула Рита. Затворив дверь, девушка бросилась ко мне.
- И-и-и! – запищала она, обнимая меня не слабее заросших физиков, и подпрыгивая на носочках. – Спасибо, спасибо, спасибо!
- Да за что? – слабо затрепыхался я.
- За путевку! За Прагу! За всё!
- Что, свекровка проболталась?
- Она по секрету! – Рита притихла на секундочку. – Я на радостях «Наполеон» тебе сделала! К вечеру должен пропитаться, как надо. Правда…
Я нежно провел ладонью по ее волосам – таким гладким, таким приятным на ощупь.
- Открой мне правду, красна девица…
Красна девица потупилась, розовея ушками.
- Ну-у… Сначала я хотела прибежать к тебе сюда и… Прямо тут, на столе…
- Отличная идея! – одобрил я. – Надо сказать Наташе, чтобы никого не пускала!
- Распу-утник… - ласково укорила Рита. – Так нельзя, это не по-товарищески. Мы здесь, а они там!
- Кто? – притворился я туповатым.
- Эгрегор! Это Тимоша нас всех назюкала. Помнишь, у нас тогда не получилось в «палатах»? Ну, чтобы всем гамузом?
- Да помню, конечно. Зина так переживает?
- Ну, да! Думает, всё из-за нее.
- Глупенькая… Ладно, зови всех сюда. Куда от вас денешься…
Девушка чмокнула меня в губы напоследок, и распахнула дверь.
- Врывайтесь!
Тимофеева, розовая от смущения, вошла первой, и я подмигнул ей, лишь бы взбодрить. Зиночка ответила неуверенной улыбкой, как будто проявляя свой характер, романтический и порывистый, скрытный, порой неукротимый. Когда она улыбалась, радуясь или смеясь, то выглядела обычной красоткой, как все. Но стоило ей не сдержать привычную робость, остаться собой - и Тимошины губки излучали истинное очарование.
- Ой, привет! – Альбина процокала к дивану, и уселась, оглаживая юбку.
- Привет, - Светлана примостилась рядышком.
Последней, заперев входную дверь, упруго вошла Наташа.
- Девчонки, - мягко заговорил я, - никто ни в чем не виноват. Вы все старались на «четыре» и «пять». А уж если у нас не вышло в то воскресенье, так это мне надо ставить «двойку»…
- Неправда… - буркнула Зина.
- Правда, правда… Мне приспичило направлять нашу общую энергию, а надо было просто помочь тебе. Так, давайте-ка сядем в кружок… - я придвинул поближе к большому дивану широкое кресло, устраиваясь сбоку. – Наташа, ты со мной… - девушка втиснулась рядом, розовея. Успокоительно глянув на Риту, добился сладкой улыбки в ответ. – Алечка, поменяйся местами со Светой. Ага… Всё, беремся за руки…
Податливая Наташина ладонь легла на коленку, я накрыл ее своей пятерней, а пальцами правой ухватил Ритину руку.
- Сосредотачиваемся… Не напрягаемся… Зиночка, Дюха еще в Горьком?
- Ага! - вызвенело. - На "ГАЗе"!
- Нормально! Не забудь только - ты не отдаешь энергию, а забираешь ее…
Тимоша побледнела, серьезно кивнув. Прикрыла глаза трепещущими веками.
Я почти видел, как Сила гуляет по кругу, перетекает из тела в тело, вихрясь и бушуя, проступая порой мерцающей, переливчатой аурой. Никогда не говорил девушкам, что над их склоненными головками нежно сияют нимбы – так являет себя психодинамическое поле. Хихикать начнут, смущаться… Хорошо еще, что комсомолки, атеистки по определению…
Мои глаза закрылись сами, окончательно погружая на зыбкую грань между сознанием и подсознанием. Я чувствовал весь эгрегор целиком – ментальное слияние было приятным уже потому, что требовало абсолютного доверия и открытости. Но именно «души нараспашку» укрепляли наш союз, ибо никто не был отягощен злом, и не таил в себе «темной стороны».
Я улыбнулся психодинамическому резонансу – наши сердца пульсировали в такт. И вот оно…
Зина сразу взяла верное направление, фокусируя солидный выплеск. Мы с девчонками даже «зрительный ряд» уловили – перед нашим внутренним зрением проплывали смутные формы «газонов» и «Волг». Вот только Андрюха Жуков не о машинах думал, а свою возлюбленную вспоминал. Как Тимоша, голенькая и гладенькая, неторопливо вытирается полотенцем в ванной, смутно улыбаясь в запотевшее зеркало…
Зиночка тут же оборвала паутинку связи, но мыслеобраз запечатлелся ярко и четко, и был настолько окрашен нежностью, что эгрегор даже загрустил, будто завидуя. Тимоша зарозовелась, смущенно опуская веки, но тут же дерзко глянула мне прямо в глаза.
«Прелесть!» - подумал я, и девушка уловила мою мысль. И расцвела улыбкой.
- Столько энергии растратила! – воскликнула она, стряхивая излишнюю стыдливость. – Аж кушать захотелось!