Страница 52 из 73
- Женька снял комнату в коммуналке, - близняшка оживленно выболтала последние известия. – Хозяйка, говорит, на Бабу-Ягу похожа, но добрая. Машка ее боялась сначала, а сейчас привыкла… Да она больше из-за Жеки переживает – у того же комиссия скоро. А вдруг, говорит, годным к строевой не признают? Или с ограничениями? Какая тогда свадьба? Кому веселиться? - она вздохнула: - Житие мое…
- А ты как? – я крепче притиснул подружку.
Она верно меня поняла – и щеки ее пыхнули румянцем.
- Да никак пока… - застеснялась девушка. - Юрка в своей общаге, я – в своей каморке. Какие тут могут быть дети? Не знаю, Миш… То ли Машка легкомысленней меня, то ли мудрей… Вот, не знаю! Тут… Ну, я так думаю! Надо или учиться, или нянчиться с малышом. Кормить грудью в аудитории?.. Как-то это… - она неопределенно повертела кистью.
- Ла-адно… - потянул я. – Что-нибудь придумаем… насчет «улучшения жилищных условий».
Близняшка засияла, прильнула ко мне на секундочку, и убежала возиться с самоваром – растапливать сей медный агрегат с начеканенными медалями выходило у нее лучше всех. Светлана строгала лучины тонкими и длинными, у меня так не получалось.
Я подбросил дров, присев у жаркого зева топки, и на меня тут же навалилась Рита.
- Миш, а кто будет первой? – протек приятный голосок в мое рдеющее ухо.
- Никто, - просипел я, - ты же меня задавишь!
Девушка хихикнула, позволив мне разогнуться. Выпрямившись, я громко объявил:
- Девчонки, бросаем жребий!
- А как? Спички тянуть?
- Вон коробок!
Эгрегор засуетился.
- Ой, у меня! – радостно воскликнула Альбина. – У меня короткая! Я первая!
- Садись.
Мы уселись на лавку, удобно откинувшись спинами на теплеющие изразцы. Ефимова придвинулась поближе, и протянула мне обе руки. Я сжал ее ладони в своих.
«Есть контакт…»
Отсюда до Москвы далеко, и воспринять мысль «оставленного» Изи очень сложно – много помех, а посыл слаб и разрывчат. У меня, у самого с третьей попытки получается. Но вот, если вдвоем…
- Сосредоточься… - поднапрягся я. - Ничего не бойся, я рядом…
- Н-не боюсь…
- Давай…
Девушки «в партере» замерли, а Ефимова заметно побледнела. Если бы в эти минуты кто-нибудь громко затарабанил в дверь или девчонки уронили стул, резкий звук рассеял бы то зыбкое, почти нереальное состояние, в которое входили мы с Алей. Но «палаты» полнила тишина, даже поленья еле-еле потрескивали.
Я почти не помогал девушке, лишь успокоил ее легчайшим посылом – оба сердца выстукивали шестьдесят раз в минуту. Пятьдесят восемь ударов… Пятьдесят два…
- Взяла направление! – радостно запищала Ефимова. – Взяла мысль! Этот Изя… Ох… Он как раз обо мне думал. «Училкой» называл! Представляете?! Турок…
- Вообще-то, «училочкой», - вступился я за одноклассника.
Одноклассницы захихикали, а я, отворив печную дверцу, подкинул дровишек.
«А если не вдвоем, а всем эгрегором? – подумал отрешенно. – Надо попробовать…»
Прислушиваясь к сбивчивому голоску Альбины и аханью слушательниц, я глядел на огонь, и не заметил, как мою шею оплели гладкие Ритины ручки.
- Здорово, правда? – шепнула она, губами щекоча ухо.
- Здорово. После обеда попробуем все вместе. Так психодинамический резонанс сильнее скажется на ридер-потенции…
- Занудка мой! – нежно вымолвила Рита, и чмокнула меня в орган слуха.
…Не кошмар, нет. Просто тяжелый сон, давящий на психику. Игорь Максимович видел себя стоящим на раскаленных камнях, слабо рдеющих под ногами. Отвесные скалы, черные и гладкие, как полированная крышка рояля, замыкали горизонт, вздымаясь к темному беззвездному небу – багровые тучи неслись в вышине, подгоняемые чудовищной силы ветром.
Внезапно тяжелый, отравленный ядовитыми парами воздух всколыхнулся от хтонического, непередаваемо низкого зыка: «Покорись!»
Шатнувшись, Котов взмахнул руками в жесте отражения зла – и проснулся.
Тишина уняла страх. Профырчала за окном ранняя машина, разгоняя фарами застоявшийся мрак. Из гостиной доплывало мерное щелканье маятника.
Глубоко дыша, унимая заполошное сердце, Игорь Максимович глядел в потолок, скрытый ночной чернотой. Тоска разрасталась в душе, раня холодом.
- Всё, как предсказано… - шевельнулись губы, складываясь в жалкую улыбочку.
Он сел и опустил ноги на коврик. Знакомое касание отозвалось внутри эхом успокоения.
«Что уж тут поделаешь…», - понурился Котов.
Застегнув пижаму, он сунул ноги в мягкие войлочные тапки, и спустился в гостиную. Прошелся, касаясь рукою корешков старых книг. Провел кончиками пальцев по скользкой, уже остывшей каминной полке, и прошаркал в кабинет, став печальным и смиренным.
«Первым делом - привести в порядок бумаги, - думал Игорь Максимович, будто вчуже. – Ох, суеты сколько, а беготни…»
Он медленно опустился в кресло, и уставился в окно.
За стеклом - зыбкая тьма, но края крыш уже даются взгляду – на востоке копится предрассветная серизна. Еще совсем немножко сдвинется, подвернется земной шар – и затеплится заря, нежное предвестье утра…
- Некогда тут красотами любоваться! – грубо скомкав лирику, Котов достал пухлую папку, и буркнул: - Делом займись!