Страница 49 из 73
Погоды стояли чудесные – в яркой лазури небес плескалось желтое солнце, лучистое, будто на детском рисунке. Потоки света лились, пронзая голые кроны озябших берез или путаясь в густой хвое сосен, встопорщенной, как шерстка кота, вернувшегося с холода.
А как сверкал и переливался снег! Куда там всяким бриллиантишкам! В тени ельника сугробы отливали синим и лиловым, тая блики, а вот на полянках, где вчерашняя пороша успела подернуться тонкой льдистой корочкой, россыпи искр кололи глаз серебряными иголками. Классика!
С разбегу выехав на бугор, я воткнул палки в истыканный наст, сопя и жмурясь на солнцепеке. Дежа-вю. Снова один, как в прошлогоднем походе, и лес знаком…
Как всегда, пугающее впечатление полного сходства размывалось реалиями. Я, словно планета-шатун, замер между двумя «звездными скоплениями» - впереди, во-он за той рощицей, голосили «ежи» и «ежихи» из физматшколы, а позади, гикая и хохоча, поспешала «моя» команда – эгрегор в полном составе, да со спутниками. Лишь Рита с Наташей скользили по лыжне в одиночку – я, «бессовестный, бросил любимую жену», а моя секретарша «никак не могла изменить шефу».
- Ой, чуть не упала! – восторженно взвизгнула Альбинка.
- А чё ж ты? – завопил Изя. – Я б тебя унес! Уй-я…
- Ой, носильщик нашелся! Ха-ха-ха! Лыжу не сломал?
- Да это палка кривая какая-то!
- Ага! – развеселился Женька. – Гнутие ствола!
- Зиночка, помочь? – мощно засюсюкал Дюха.
- Да уж как-нибудь… - пропыхтела Тимоша, вероятно, взбираясь «елочкой». – Руку дай!
- Житие мое! – радостно взвился голос Светланы. – Ай! Юрка, отстань! Я ж упаду!
- Подберем, что останется! – рассмеялся Сосна.
- Щас как дам!
- Вельми понеже! Ха-ха-ха!
- Мишка-а! – загулял по чаще Ритин зов.
- Догоняйте!
Фыркнув от удовольствия, от чудесного ощущения силы и ловкости, данного юностью, я оттолкнулся и помчал вперед, за Колмогоровым – синий лыжный костюм академика мелькал среди тонких белых стволов, маня скорым перекусом на утоптанной лужайке. А уж аппетит во мне ворочался лютый!
Пологий спуск я одолел махом - елочки, выстроившиеся, как в почетном карауле, слились в бело-зеленую ленту. Хорошо!
* * *
Костер запалили на старом огнище – почерневшие камни будто сами вылезли из-под снега, млея на солнце. Огонь нагонял сухой жар, закручивая дым косым вихрем, хотя распаренным лыжникам и лыжницам и без того было тепло.
Поваленных стволов, толстых и обкорнанных, хватило на всех. Наверное, еще летом их подкатили поближе к кострищу, складывая шестиугольником. А на плоской вершине валуна устроили табльдот – подстелили газеты, да и разложили нехитрые походные яства. Больше всего в меню было вареных яиц и нарезанной колбаски. Светлана выложила шматики сала, а Тимоша развернула тряпицу с пирожками. Колмогоров тут же подхватил один, мостясь рядом со мной.
- А чего вы ждете? – невнятно поинтересовался он, набив полон рот. – Налетай!
Налетели. Я малость промешкал - и пирожки кончились. Рита пихнулась мне в бок, протягивая половинку своего – съел из ее рук.
- Хороший… - нежно проворковала ненаглядная, гладя меня по голове в манере укротительницы тигров. – Хороший…
«Ежихи», сидевшие напротив, за прозрачными взвивами огня, дружно захихикали, строя мне глазки. Рита рефлекторно притиснула «укрощенного», и я поцеловал ее губы, вздрагивавшие в предощущении улыбки.
- Тебе не стыдно? – сбивчиво зашептала «укротительница». – Люди же кругом!
- Не-а!
- Какой ты пример подаешь девочкам?
- Благой! – убежденно сказал я, и «ежихи» закивали, мило краснея.
Исчерпав запас педагогического негодования, Рита привалилась ко мне, затихая.
- Миша, - Колмогоров сосредоточенно собирал бутерброд из хлебцев и колбасок, - вы с Фурсовым говорили?
- Перед самым Новым годом, - кивнул я. – Ректор сделает исключение – сдам экзамены экстерном.
- Ну, и правильно, - светило математики откусил от своей кулинарной конструкции. – Фижику вы жнаете на пять ш плюшом…
- Да я бы доучился, как все, но… Времени жалко! А сейчас с меня хоть какая-то польза. Вы не представляете, сколько у нас в стране головастых и рукастых! Надо только довести до ума их работу, связать с инженерами на заводах, покумекать, обмозговать… Да что говорить - я уже неделю своей машины не вижу! Спецы из «Ижавто» выклянчили, дюже им мой «автомат» полюбился…
- Это правильно… - крякнул Колмогоров, щурясь на солнце. - Да вы угощайтесь, Миша, угощайтесь… А то сметут! Вы только свои работы не задвигайте «на потом», ладно? Думаете, я забыл про графен? – он хитро подмигнул. – Риточка, вы его шпыняйте, чтоб науку двигал!
- Ладно! – рассмеялась девушка.
Я деланно улыбнулся, чуя раздрай в душе. Мне бы заняться чем-нибудь по-настоящему! Какой-нибудь… этой… хронодинамикой!
Что толку с моих «успехов» на физическом поприще? Ну, получу я диплом, зароюсь в какую-нибудь ха-арошую проблему, вроде графена, и что? Себя-то не обманешь! Буду «совершать прорывы в науке», пользуясь послезнанием: сдирать под копирку то, что в прошлой жизни открыли через годы. Защищу кандидатскую, придет очередь докторской. Увешаюсь регалиями с ног до головы, а в душе будет свербить: «Самозванец!» А вот физика времени…
Только тут сплошная запредельность непознанного! Зато это – настоящее. С работ Козырева начать?
«Вот, и начни! – подумал я, чуя подъем настроения. – Чего ждать?»
Рита сбила меня с мысли, оставив на щеке нежный ожог мимолетного поцелуя, и обернулась к Зенкову:
- Как «лапа», Жень?
- Нормально! – заулыбался сержант, вытягивая ногу к костру. – До свадьбы точно заживет! Мы заявление подали… - понизил он голос. – Распишемся в феврале!
- А я-то думаю, - весело затянула Светлана, - и чего это «пузатик» так сияет? А оно вон что…
Жека расхохотался - и все подхватили, даже не догадываясь о причине жизнерадостного порыва. Смех загулял по всей поляне – высокий и звонкий, грубоватый и ломкий – размывая возраст, сминая чины, выпуская на волю светлоту чувств.
Даже сосны кивали макушками, одобряя людское веселье, а солнце над головами и без того сияло, накаляясь в лад.