Страница 27 из 31
– Об этом потом подумаешь. Разберешься. Но имей ввиду, вера и обычаи могут быть на первом месте у многих. Надо просто понимать, кто на что способен, или наоборот, не способен. Мечом сразу не маши. Возможно, они искренне верили, что делают для нас доброе дело. Впрочем, пойдем за ними, иначе нельзя. Но всю охрану со мной. Где Рюрик?
– Моравского князя поехал встречать.
– Да, конечно. Совсем голову потеряла. Встретьте хорошо, развлеките охотой, пиром. Чем угодно. Приставьте к нему и к гостям нужных людей. Пусть Фархад поможет Рюрику отбиться от высокой чести воевать вместе с Ростиславом против императора. Едем без князя, ждать нельзя.
Не вовремя этот моравский князь приехал. Мало того, что нам их война не нужна, но и сам Ростислав никак не определится с кем он, и что ему нужно. Мотается, как … цветок в проруби. Ладно, думать об этом буду потом. Сейчас значимо другое.
Сейчас важнее жертвоприношение.
Тут же погрузились в лодку и отплыли к Днепру. На весла сели все, кроме меня и Шагары. Та тоже хотела, но и у неё силы иногда кончаются. За час дошли до Киянки, этот левый приток Глыбочицы начинался с родников у будущей Львовской площади, а потом стекает к урочищам Гончары. По Киянки мы быстро дойдем почти до будущей Львовской площади и там сможем перенести одну легкую лодку в ручей Крещатик.
– Шагара, лодка там точно пройдет?
– Пройдет. Этот сумасшедший гондольер уже там два раза проходил.
– А лю…
– Я послала почти 50 человек, всех аров и людей Баранакке. Вы сами знаете, как он относится к жертвоприношениям.
– Ладно.
Не понятно почему, но вспомнилась одна из точек зрения, что именно древний ручей Киянка и дал название городу Киеву и никакого князя Кия никогда не было. А другие считали, что князь Кий таки был, только жил он в конце V в. Его первой резиденцией была Замковая гора на берегу речки Киянки возле Подола. Кто прав – не знаю. Здесь и сейчас Кия тут нет. Есть Рюрик.
Жертвоприношение.
А вот и Крещатик. Летописный ручей, берущий истоки из Козиного болота, на котором в будущем будет Майдан Независимости. Вот уже проходим место, где стояли Лядские (Польскими) ворота. К ним, полякам, я имею ввиду, мы по этой дороге ходить будем, чисто по дружбе. Но название воротам я другое придумаю. Назвали этот ручей по урочищу Крещатый Яр. Не мы. Гораздо раньше. И это название к кресту не имело никакого отношения. Странное место. Здешние сюда не ходили. Даже за ушедшей скотиной. Потому как ни разу её там не находили.
Не доезжая километра до болота, почувствовала тяжесть в голове, сильно застучало сердце, стало тяжело дышать. Лодка встала, не пройти, не проехать. Тут стояли, которые послала Шагара. Все бледные. Воздух здесь был не просто тяжелый и затхлый, как в склепе с открытыми саркофагами, он еще застилал глаза, затыкал уши и давил, давил, давил. И серая марь вокруг. Везде. Видишь на метр-полтора, не больше. И где-то на грани слышимости – писк, не как у мыши, даже летучей. А на одной высокой, визгливой и непрерывной ноте. Как уши не затыкай, он слышится. Люди начали ежиться. Все стоят, даже один шаг сделать было трудно. Дэзи припала головой к земле, скулит и лапами уши бьет. Гул нарастает, в глазах рябит, сердце колотится. Более того, ещё минута, две – и люди начнут разбегаться. Я и сама сейчас разбегусь на все четыре стороны.
Но из каких-то далеких лет и лиг, вдруг вырвался еле слышный шепот, и я повторяю, проговариваю, даже пою, всё громче и громче:
– Не ведьма, не колдунья ко мне явилась в дом
– Не в пору полнолунья, обычным летним днем…
– "Обычно на рассвете я прихожу во сне.
– Но все не так – на этот раз", она сказала мне.
"Любой из вас безумен, в любви и на войне.
Но жизни звук не обрывай", – она сказала мне.
И вместе с группой "Ария" я запела или может заорала, не знаю:
"Там высоко и нет никого, там также одиноко, как и здесь.
Там высоко и бег облаков, к погасшей много лет назад звезде".
И я сделала шаг вперед. Туда, где умирали люди, за меня и моих людей:
– "Пока ты жив, не умирай, на этот мир взгляни.
Шагара, Ёкай, Хида, Села стронулись с места.
– Не торопи свой час", она сказала мне.
Абхая, Кали, Хальфдан, Зигрид шагнули за ними.
– "Сбежать от жизни можно, от смерти никогда.
Весь отряд, набычившись, двинулся за нами.
– Сама жизнь крылья сложит. Но я вернусь сюда".
И все вместе – вперед, в туман, в марь. И все вместе – в высь:
– "Там высоко и нет никого, там также одиноко, как и здесь.
– Там высоко и бег облаков, к погасшей много лет назад звезде".
Песня нарастала, заполняла лес и небо. И мы шли, шли, шли. У края болота остановились, как уткнулись в стену. Гайн стоял один и только далеко, в тумане виднелись силуэты людей. Я смотрела ему в глаза и видела только тупую усталость и пульсирующую боль.
– Почему?
– Наши шаманы увидели, что и тебе, и твоему мужу грозит смерть. Страшная. И тогда погибнет и мой народ. Может ты и отвела бы беду, но шаманы дали оценку половину на половину. Мы не могли рисковать.
– А ты уверен, что это правда? Богини мне ничего не сказали, а обычно предупреждали.
– Боги бывают разные, девочка моя. Твои Богини, они небесные, даже Морриган. А есть другие боги – боги земли, а еще и подземные. И один из них потребовал свою долю силы. Эта земля его территория, уже давно, и он имеет право на оплату за её использование. Она страшная, но платим один раз. Я взял это на себя, потому что ты не смогла бы это сделать. И ушла от нас, вместе с мужем и не родившимся сыном. Это нельзя было допустить. Он потребовал кровь и жизнь.
– А что, волков, оленей или что он там любит, нельзя было отдать?!
– Он любит человеческую кровь, причем отданную добровольно. Но ты не беспокойся, мы съели их тела.
– Что-о-о?!
– А как же? Мы не могли их тела оставить на поругание зверям и тлену. Если бы они просто умерли, то мы сожгли бы их, но осененных добровольной жертвой за свой народ, мы жечь не можем, это святотатство. Они растворились в своих сородичах и скоро вернутся к нам. Не переживай, царевна. У тебя все получится, мы возьмем эту землю. Все будет хорошо.
Мы все повернулись кругом и отправились назад. Судя по всему, эта процедура еще не завершилась, и я находится там совершенно не хотела. Точнее, не могла. Мы шли молча, что тут скажешь. Но понемногу, с каждым шагом, нас отпускало. Стали слышны голоса птиц. И в какой-то момент я кое-что вспомнила. Остановилась и долго ругалась матом. Я искренне считаю, что нормальная женщина никогда, даже наедине с собой, не позволит себе произнести ни одного матерного слова. Это чисто боевой мужской язык и женщин эти слова принижают, более того, эти слова ломают её женскую сущность. Мне об этом рассказал отец в детстве, и я запомнила его слова на всю жизнь. Я никогда не ругалась матом. Находила в определенных ситуациях какие-то эвфемизмы, иносказания и подобия. И гордилась, что за всю мою жизнь, при мне никогда мужчины не ругались. Ни разу. Они ведь тоже чувствуют, как с какой женщиной надо и можно себя вести. Но тут… я просто не вынесла. Не из-за Гайна и его людей, не из-за жертвоприношения, ибо что мы, люди, потерявшие связь с Землей и Миром, можем в этом уразуметь. Просто так получилось, что я, наконец, осознала себя в здешнем пространстве. И увидела, где нахожусь.
На Козьем болотце, на гиблом месте, где приносили в жертву людей сущности подземного мира, где весьма своеобразный, сумасбродный, шалый, безумный, бешеный, неистовый, исступлённый, ярый, дикий и, возможно, безумный бог – правил там как хотел. Так вот, на этом страшном и грязном (во всех смыслах) месте, в моем далеком будущем построили Майдан Незалежности – т.е. Площадь Свободы и Независимости. Если не верите – посмотрите на картах. Как там умные люди говорили? Как вы лодку назовете, так она и поплывет? Вот и плаваем. Но что теперь, уже ничего не исправишь. Домой. Хочу домой, лечь и уснуть. И чтобы Рюрик меня обнял и закрыл от этого жуткого мира. Да, я снова стану сильной, все вытерплю, сделаю всё, что надо. Но сейчас просто хочу отдохнуть и ни о чем не размышлять. Я подумаю об этом завтра.