Страница 5 из 17
В самом начале 62 г. до н. э., 5 января, близ городка Пистория в Этрурии (нынешний город Пистойя в Тоскане) состоялся бой между войсками Катилины и консульской армией, которой командовал Марк Петрей. Консул Гай Антоний, былой друг Катилины, сказавшись больным, передал командование своему легату. Силы, конечно же, были неравны. У Катилины лишь четверть войска была вооружена настоящим оружием. Остальные были вооружены «как кого вооружил случай»[27]. Так что два «легиона», образованные Катилиной и Манлием, возможно, по численности таковыми и были, но никак не по действительным боевым возможностям. А противостояли им когорты ветеранов, прекрасно вооруженные и организованные, да и возглавляемые военачальниками, более тридцати лет прослужившими в войсках.
Катилина свой последний бой провёл героически. Во время битвы он находился в первых рядах сражающихся, «поддерживал колебавшихся, заменял раненых свежими бойцами, заботился обо всём, нередко бился сам, часто поражал врага; был одновременно и стойким солдатам, и доблестным полководцем»[28].
Отвагу и мужество явило собою всё войско Катилины, но силы были уж больно неравны. «Заметив, что его войско рассеянно и он остался с кучкой солдат, Катилина, помня о своём происхождении, бросается в самую гущу врагов, и там в схватке его закалывают»[29].
Так же сражаясь в первых рядах, доблестно пал Манлий. «Однако победа, одержанная войском римского народа, не была ни радостной, ни бескровный, ибо все самые стойкие бойцы либо пали, либо покинули поле боя тяжелоранеными. Но многие солдаты, вышедшие из лагеря осмотреть поле битвы и пограбить, находили, переворачивая тела врагов, – один – друга, другой – гостеприимца или родича; некоторые узнавали и своих недругов, с которыми бились. Так всё войско испытывало разные чувства: ликование и скорбь, горе и радость»[30].
Что ж, обыкновенная картина после сражения в гражданскую войну. Она верна для всех времён, для всех народов.
Как же вошел в историю Луций Сергий Катилина? Надо сказать, что современники сделали всё возможное, чтобы предельно очернить его образ. Это, прежде всего, знаменитые «Катилинарии» Цицерона, добросовестно им изданные и потому прекрасно дошедшие до потомков, исторический труд Саллюстия, непосредственно заговору Катилины посвящённый. Под влиянием такой традиции очевидно и Плутарх в своей биографии Цицерона представил Катилину и его соратников совершеннейшими монстрами, скреплявшими своё единство ритуальным человекоядением: «Поставив его (Катилину – И.К.) над собою вожаком, злодеи поклялись друг другу в верности, а в довершении всех клятв закололи в жертву человека и каждый отведал его мяса»[31].
Не изменилась радикально репутация Катилины и в Средние века. В эпоху Возрождения Макиавелли в целом разделял взгляды на его личность, ещё Цицероном и Саллюстием сформированные. В Новое время сложилось уже два подхода к личности Луция Сергия Катилины. Для одних он оставался честолюбивым злодеем, для других он стал борцом за свободу, своего рода романтическим героем. Таким он предстаёт в знаменитом историческом романе Рафаэлло Джованьоли «Спартак». И в настоящее время у историков нет сколь-либо единого подхода к личности Катилины, к его заговору. Это проявляется и в новейших исторических трудах. Если в одном случае оценки Цицерона сомнению не подвергаются[32], то в другом – взгляд на Катилину куда более взвешенный[33].
Каким же был он? Безусловно, его нельзя назвать нравственно достойным человеком. Одно участие в сулланских проскрипциях говорит о многом. Если даже далеко не все убийства и иные злодеяния, ему приписываемые, правдивы, то, надо думать, добродетельной жизнь его, конечно же, не назовёшь. Были ли у него грандиозные цели по сокрушению Республики, установлению единоличной власти и массовому истреблению политических противников? Таковые ему, прямо говоря, голословно приписываются вполне злонамеренными современниками. Реально, о чём свидетельствуют исторические факты, Катилина со товарищи стремился до последнего момента абсолютно законным путём обрести консульство и ряд других почтенных магистратур прежде всего для того, чтобы кассировать долги. Свои собственные в первую очередь! Ну и, надо полагать, использовать пребывание на высоких должностях для личного обогащения. В заговор они объединились лишь, когда поняли, что шансов на обретение власти законным путём у них никаких не имеется, вот и стали катилинары мятежниками от отчаяния. Занятно, что, уже подняв вооруженный мятеж, Катилина в своём лагере в Этрурии ходил в консульском облачении. Никакой иной магистратуры он себе, очевидно, не представлял. Потому не стоит в Катилине видеть неудачливого, можно даже сказать незадачливого борца за единовластие и врага республиканского строя. На самом деле будущий единовластный правитель Рима на протяжении ряда десятилетий только-только появился на свет – в самый разгар событий, с «заговором Катилины» связанных. И звали его Гай Октавий.
Итак, в возрасте четырёх лет Гай Октавий Фурин остался без отца. Теперь ему и буквально пришлось провести своё раннее детство «in gremio ac sinu matris educari», что означало «быть воспитанным на груди и лоне матери». Мать Октавия Атия отдала сына на воспитание своей матери Юлии. Бабушка Октавия, сестра тогда уже весьма известного и популярного в Риме Гая Юлия Цезаря, самым добросовестным образом стала помогать дочери в воспитании внука. В доме Юлии Гай провел восемь лет – она скончалась в 51 г. до н. э.
Атия около двух лет скорбела о первом муже, а потом, в 57 г. до н. э., вышла замуж за Луция Марция Филиппа. Отчим маленького Гая происходил из знатного плебейского рода Марциев. По словам Николая Дамасского, род его прославился ещё в начале II в. до н. э. в числе победителей македонского царя Филиппа V во Второй Македонской войне[34]. О незаурядности мужа Атии говорит и то, что вскоре, в 56 г. до н. э., он был избран консулом. Филипп к своим обязанностям отчима относился самым серьезным образом и искренне старался заменить ребенку рано ушедшего из жизни родителя. По словам того же Николая Дамасского, «воспитывался Гай у Филиппа, как у родного отца»[35]. Атия и Филипп позаботились, чтобы у Гая были достойные учителя. Среди таковых особо стоит выделить Марка Эпидия, латинского ритора. Любопытно, что в своё время, лет так за двадцать до Октавия, учеником его был Марк Антоний, будущий противник, потом союзник и, наконец, злейший враг нашего героя. А за несколько лет до Гая Октавия Марк Эпидий побывал в наставниках у Вергилия, чьё поэтическое творчество расцветёт в годы правления уже императора Августа… Среди учителей Гая Октавия нам также известны раб-педагог Сфер, греки-философы Арей из Александрии и Афинодор Канаит из Тарса. Помимо ритора латинского был ритор греческий – Аполлодор из Пергама. Учителей своих Гай почитал. Об этом свидетельствует то, что, когда Сфер скончался в 40 г. до н. э., благодарный воспитанник устроил ему публичные похороны[36]. А вот Арей, очевидно, особо чтимый из учителей, получил и римское гражданство с родовым именем Юлиев, был в числе личных друзей уже правителя империи и даже получил пост наместника Египта[37].
Как учился Гай Октавий? Если полностью довериться Николаю Дамасскому, то: «Достигнув не более как девятилетнего возраста, юный Цезарь вызывал у римлян немалое удивление проявлением в столь раннем возрасте выдающихся природных дарований»[38].
27
Там же. 56 (3).
28
Там же. 60 (4).
29
Там же. 60 (7).
30
Там же. 61. (7–9).
31
Плутарх. Цицерон. Х.
32
Адриан Голдсуорти. Октавиан Август. Революционер, ставший императором. М., 2018. См. рецензию А. В. Короленкова «Goldsworthy. A. Augustus. From Revolutionary to Emperor.» – Studia historica ХVI, Москва, 2018, с. 240.
33
Barbara Levick. Catiline. London, 2015, pp. 45–54.
34
Николай Дамасский. «О жизни Цезаря и его воспитании» (Vita Caesaris). III (5).
35
Там же.
36
Шифман И. Ш. Цезарь Август. Л., 1990, с. 11.
37
Там же.
38
Николай Дамасский. «О жизни Цезаря и его воспитании». III (4).