Страница 2 из 17
Грудь её вздымалась от рыданий, слёзы падали на бледные щёки, глаза её тревожно и пугливо блуждали по комнате. Росла обида, как паутина.
Им овладело неодолимое желание прикоснуться к ней нежно и ласково, но вместо этого он резко выкинул вперёд руку, и железными тисками сжал горло девушки.
Избалованный лёгкими успехами в своих амурных делах, он никак не мог объяснить себе эту неудачу.
Девушка застыла, окаменев, глаза расширились, рот приоткрылся, в горле пересохло – ни пошевелиться, ни крикнуть она не могла.
Влад был безукоризненно красив, но лицо его жестокостью своего выражения могло скорее внушить ужас, нежели любовь.
– А ты не такая же, как все? Ты таяла, как воск в моих руках. Ты такая же сучка....
Она, почувствовав, на себе пронизывающий, циничный взгляд голубых глаз Влада, ощутила неприятное покалывание вдоль позвоночника. Он наклонился и внезапно поцеловал её. Ася на мгновение приоткрыла рот от удивления. Поцелуй длился на несколько секунд дольше, чем можно было ожидать.
– Что не понравилось? – спросил он, увидев презрительный взгляд девушки. – А совсем недавно ты наслаждалась, когда я целовал тебя.
Его большие голубые глаза смотрели на неё не отрываясь. Она не понимала до конца значение его слов, скрытых угроз, но чувствовала, что дала какой-то повод, стала причиной какого-то события, давший ему право так себя с ней вести.
Ася слабо вскрикнула, почувствовав объятия дерзкого красавчика.
В ушах звенел издевательский смешок, его хриплое покашливание; она чувствовала на себе взбешённый взгляд остекленелых глаз, слышала оскорбляющие её достоинство слова.
Казалось, что он сходит с ума. Всё произошло так неожиданно, что ребята опешили и не сразу сообразили, что происходит.
Влад сам лишь тогда начал кое-что соображать, когда, вскрикнув от острой боли, выпустил из рук девушку.
Чуть живая от страха и усталости, она опустилась на колени, прислоняясь головой к стене, растрёпанные локоны цвета меди рассыпались по плечам, одежда пришла в беспорядок.
Кто-то пытался помочь ей подняться, кто-то кинулся разнимать дерущихся.
Он вошёл в тот момент, когда Влад, держа девушку за горло, говорил ей гадости прямо в лицо. Такого он простить не мог.
Лицо, мертвенно-бледное от холодного бешенства, изменилось, улыбка пропала, взгляд стал ледяным: сузившиеся вдруг глаза, дрогнувшие в немом изумлении губы, выдавали в нем всё возрастающую бурю негодования.
Дэн в два прыжка преодолел расстояние, разделяющее их и с размаху «зарядил» Владу в челюсть.
Давно известно, что тот, кто кричит и грозится, не всегда самый смелый. Влад, перелетевший через стол и, поваливший несколько стульев, пытался встать и что-то бессвязно бормотал, угрожал. Дэн стоял в нерешительной позе: он не привык бить лежачего.… Тем более этот перебравший шалопай никак не мог самостоятельно подняться на ноги. Да и ребята пытались остановить драку, не успевшую, собственно говоря, и начаться.
Вдруг мягкое прикосновение к его руке заставило затаить дыхание, а сердце учащённо забилось. Мокрыми от слёз глазами Ася смотрела на него.
– Не трожь его.... Он этого не стоит....
– Не стоит чего? – не понял Дэн.
– Чтоб ты «марал» об него руки…. Где были мои глаза? Ведь, я любила это чудовище…. Дэн, уведи меня отсюда….
Её рука всё ещё лежала на его запястье. Он нежно взял её ручку в обе свои руки и некоторое время безмолвно созерцал: миниатюрная, едва доходящая ему до плеча, хрупкая, милая красавица, с погрустневшими глазами. Такое существо хочется защищать, оградить от всех невзгод, посадить к себе на колени и рассказывать сказки со счастливым концом.
Он приподнял руку, как будто желая коснуться её щеки, но не смог, а только встряхнул головой, улыбнулся и сказал:
– Твои пальцы нежны, как пёрышки….
Глаза его выражали радость с примесью печали, ибо он был счастлив в одном и несчастлив в другом: он был рад, что именно его она попросила увести её отсюда; несчастье же заключалось в том, что не его, а этого подонка любит это чистое ангельское создание.
Большие, полные слёз тёмно-сапфировые испуганные глаза она прикрыла длинными шелковистыми ресницами, на которых дрожали блестящие росинки слёз….
Он обнял её и нежно привлёк к себе; она перестала плакать и затихла в его объятиях, прижав голову к его груди. На его губах появилась радостная и в то же время смущённая улыбка…. Он весь светился, озарённый страстью и почти оглох от грохота собственного сердца.
Дэн был мускулистый, стройный, гибкий; смуглое лицо отличалось мужественной красотой. Темноволосый и темноглазый, над полными губами темнели тонкие усики. Глубокий бархатный баритон успокаивал, вселяя уверенность.
Она буквально утонула в его объятиях. Он был так высок, что её макушка не доставала до его подбородка. От его дыхания шевелились пряди её золотистых волос.
Ася жила в его сердце, но скорее как отвлечённая мечта; сейчас же он держал в руках свою мечту; его сердце билось так сильно, что он опасался, что не услышит "колокольчиков судьбы". Главное в жизни – уметь услышать эти "колокольчики судьбы". Вот они звенят, "сигналят", что нужно принять какое-то решение. А ты этого не понимаешь, пытаешься делать что-то своё.
Ощущение её хрупкости и беспомощности, которое вызвало желание покровительствовать, вернуло его из страны грёз в реальность:
– Пойдём, я отведу тебя домой…....
…....Ася была благодарна ему за чувство такта, за его желание помочь её. Она вспомнила выражение его лица, когда он вошёл в комнату и их глаза встретились. Ася молчала, стараясь прийти в себя, её сердце билось так порывисто, что она была не в силах говорить. Дэн знал, что сильные души не любят делиться своим горем, и потому не стал беспокоить расспросами, упорно желающую сохранить свою тайну Асю.
Голова её горела, в мозгу проносились какие-то неясные мысли, порой приводившие её в ужас, так что она их отгоняла с лихорадочной энергией. Но вот взгляд её стал спокойнее и неподвижнее, он, казалось, созерцал какую-то сложившуюся в её мозгу картину. Она не замечала, что время бежит, что в ней зарождается непоколебимая решимость.
Замешательство, которое сопутствует зарождающейся любви, прошло; нарастала интимность, которая чувствовалась в их молчаливом общении.
Её грустные глаза постепенно начали оживляться, внутри их, казалось, зажглись маленькие солнца, которые своим светом прогоняли туманящую грусть.
Она остановилась, испытывая горькое чувство обиды и тщетно пытаясь найти слова, которым бы он поверил. Такие слова, чтобы заставили его понять: он дорог ей, и она хочет ему добра, только добра. Ему, очевидно, всё же стало жаль её, а может быть, причиной было что-нибудь иное, но через некоторое время, он сказал: