Совершенство

— Ему не понравилось?

— Почему же? Понравилось. Он долго разглядывал меч, внимательно изучал узоры на рукоятке. Потом он положил его на стол, нарисовал его, украсил картинку оружия всякими… цветочками и… непонятными узорами… А когда закончил своё художество, кинул меч к горе безделушек. Когда вечером я зашёл к нему в комнату, чтобы пожелать спокойной ночи, и увидел прекрасное творение настоящего мастера оружейного дела среди крашеных камушков и кривых, уродливых коряг, я чуть не начал плеваться кровью.

— Ты наказал его?

— У него был день рождения. Мечом я его порадовать не смог, так что решил порадовать хотя бы недаванием ему по шее.

— Может быть, ему заняться науками? Или управлением? У тебя будет сын-чиновник.

— Может… Ему не нравится заниматься чем-то одним на протяжении длительного времени. Музыка — это пока что единственное, к чему он остаётся неравнодушным так долго. Я знаю, что он неглупый. Он умеет рассчитывать наперёд. Но если он делает серьёзный выбор, то в первую очередь прислушивается к своим желаниям. А-Юэ способен на любые поступки под влиянием любопытства и интереса.

— Ты боишься?

— За его будущее? Конечно. Если я не буду за него бояться, сам он точно ничего не побоится.

— Дядя Гон Пин, Вы собираетесь выбивать из меня правду? То есть… какие-то сведения, которых я, разумеется, не знаю? Ведь я даже не знаю, почему я тут. Ну, то есть знаю, но не до конца, — нервно усмехнулся Синь Юэ, сонливость которого как рукой сняло после неожиданной встречи со старым другом покойного отца.

— Надеюсь, что до пыток мы не дойдём, — неловко улыбнулся Гон Пин, но Синь Юэ после этих слов нисколько не расслабился, а наоборот заметно напрягся. — У, рассказывай, как всё было.

Помощник У подробно пересказал, что произошло в саду господина Фэна, не забывая упомянуть странный вид подозреваемого и ещё более странные «прекрасный момент», «свежий воздух», «дивные звуки ночного леса». Гон Пин кивнул и выразительно поглядел на Синь Юэ.

— Малыш А-Юэ по-прежнему поэтичен. Как ты оказался в этом городе?

— Я сопровождаю чиновника Ло. Ему захотелось путешествовать на старости лет. Его Императорское величество попросил его заодно составить подробные отчёты о том, как обстоят дела за пределами столицы. Чиновник Ло поручил отчётность мне. Изначально мы остановились здесь именно с этой целью. Но потом господин Ло узнал, что сын его старого друга — господин Фэн — играет свадьбу, и решил задержаться подольше.

— Хм-м, — Гон Пин постучал пальцами по столу и сделал какую-то пометку. — Всё-таки ты решил взбираться по чиновничьей лестнице, — по-доброму улыбнулся мужчина.

Синь Юэ недовольно дёрнул уголком губ и отвёт взгляд в сторону, как бы показывая, что ему это не особо-то и нравится, но выбирать что-то нужно было.

— Давай честно. Что ты делал в саду господина Фэна?

Синь Юэ уже принял вид романтичного поэта, намереваясь повторить всё то, что сказал У и Баю, но Гон Пин добавил:

— И придумай объяснение, почему ты выглядишь так растрёпанно и неаккуратно.

— Дядя, мой внешний вид заслуга дурацких деревьев.

— Деревьев?

— Кривых веток и ваших нерадивых помощников, — парень надменно глянул на своих спасителей, — которые уронили меня раз десять, пока снимали с забора.

У возмутился:

— Не наша вина, что ты влез туда! Мы и так все руки себе ободрали, пока доставали тебя! Ещё и ногу тебе перевязали! Хоть бы спасибо сказал, свинья неблагодарная!

Гон Пин поднял руку, и помощник послушно замолк.

— А-Юэ, я говорю о том, что было до того, как мои помощники приложили к тебе руки.

Молодой человек поморщился от подобной формулировки.

— У сказал, что, когда они тебя увидели, твоя верхняя одежда была распахнута, волосы были собраны будто бы наспех. И пахло от тебя, — Гон Пин перевалился через стол и принюхался к Синь Юэ, который смущённо съёжился, — впрочем, и до сих пор пахнет косметикой. Что бы всё это могло значить?

— У меня плохая кожа, дядя…

— Неужели?

— Да, дядя. Мне приходится постоянно пользоваться различными средствами для того, чтобы скрыть недостатки. Это… Это из-за проблем с желудком. Вы же помните, дядя? Отец даже вызывал лекаря несколько раз. Вы должны знать, что это влияет на состояние кожи…

— А с одеждой-то что? — спросил Гон Пин, увлечённый отрыванием бумажной полоски из блокнота.

— Мне стало жарко, вот я и распахнул верхние одежды. Я думал, что был один. Так что… никто бы не увидел моей… нескромности.

— Волосы?..

— Мм, у меня в волосах мошки запутались. Они так раздражающе жужжали, что я решил распустить волосы и расчесать их… И потом…

— Плюнь сюда, — приказал мужчина, протягивая бумажную полоску.

— Что? — Синь Юэ непонимающе захлопал ресницами.

— Делай, что говорю.

— Ладно-ладно! — парень плюнул на бумажку и продолжил. — Так вот и потом я… Дядя! Что Вы?!.

Гон Пин снова перевалился через стол и провёл бумажной полоской по лбу и левой щеке Синь Юэ.

— Эй!

Гон Пин никак не отреагировал на замечание. Он поднёс бумажную полоску поближе и присмотрелся, после чего показал её молодому человеку.

— Как ты объяснишь это, А-Юэ? Разве на тебе не должна быть косметика, с помощью которой ты, как сам утверждаешь, скрываешь недостатки своей кожи? Почему бумажка чистая? Мм?

— Это… Дядя…

— Бай, оттяни его воротник.

— Да что вы?!. — Синь Юэ почувствовал холодные твёрдые пальцы на шее и невольно покрылся мурашками. На одно мгновение ему даже показалось, что дядя разозлился на него и решил начать выпытывать правду уже не словами, а пугающе сильными руками помощника Бая.

Тем временем Бай оттянул воротник Синь Юэ, и Гон Пин подошёл к связанному парню. Мужчине открылась светлая шея с двумя тёмными розоватыми кругами. Гон Пин мог бы приказать Баю оголить туловище Синь Юэ, но военному было достаточно и того, что он уже увидел.

— Спасибо, Бай, — Гон Пин похлопал по плечу помощника, и тот отошёл от смущённого молодого человека.

— «Стоит ли мне поговорить об этом с госпожой Шень Сяо Ми?» — думал про себя Гон Пин. — «Могу ли я осуждать её за это? Она неглупая женщина. Госпожа Шень ведь всё равно понимает, что для старины Фэна она украшение и услада для глаз, но не любовь всей жизни. Он так много времени проводит за выпивкой, остаётся с девушками, с которыми не связан никакими обязательствами. Можно ли осуждать её за…» — Гон Пин обернулся: связанный Синь Юэ с напускным гордым видом смотрел перед собой и нервно кусал губы, вероятно, надеясь, что никто не видит его слабости. Мужчина покачал головой и приказал развязать парня, чему помощники очень удивились, но спорить не стали.

— А-Сянь, ты отправляешься к чиновнику Ло и выбиваешь из него подробности о Синь Юэ и его путешествии.

— Вы-выбиваю? — переспросил шокированный первый помощник.

— Любезностью и лестью, — уточнил Гон Пин, и А-Сянь облегчённо выдохнул, — ты умеешь. Не сдерживай себя.

— Бай и У, вы продолжаете следить за домом Фэн. Ещё внимательнее.

— Да, господин!

— А ты, Синь Юэ… — Гон Пин задумался. Он сомневался, что парнишка был причастен к убийствам бывших мужей госпожи Шень. Однако он не виделся с Синь Юэ после смерти отца того, а с тех пор утекло много воды. Прошло слишком много лет, чтобы Гон Пин мог с уверенностью сказать: «Я хорошо знаю этого парня. Он не стал бы совершать те страшные преступления». Кто знает, может, в жизни А-Юэ произошло что-то, что сломило его дух или… Или Синь Юэ… А ведь Синь Юэ страшный романтик. Кто знает, на что способно горящее сердце? На подвиг? На убийство? На любовь? Что если бы Синь Юэ влюбился в кого-то, в кого в влюбляться категорически нельзя? Что если он уже влюбился в Шень Сяо Ми? Кто она для него? Мимолётное увлечение, коих в жизни молодого человека не счесть. Или же она музыка, что навечно обосновалась в горячем сердце?