Страница 40 из 47
– Василий Яковлевич, черти вас забери, почему тропу в овраге не перекрыли? – накинулся Меньшиков на Кирьякова.
– Ракович перекрыл, ваше сиятельство, да только с кораблей начали палить – не высунуться. Пятерых убило. Ещё трое ранены.
– Не о том овраге толкую, Василий Яковлевич! – накричал на генерала Меньшиков. – Ракович у вас тыл обороняет. – Овраг, о котором я говорю, вот, прямо у вас под носом. По нему французы пушки подтаскивают.
– Виноват…., – растерялся Кирьяков.
– Поздно извиняться! Немедленно отбить атаку! Минский полк в бой! Донские батареи – сюда!
***
Павел услышал, как на высотах у моря все загрохотало.
– Собирайте солдат, – приказал он ефрейтору Козлову. – Поднимайтесь к батарее. Я сам здесь прослежу.
– Так, а чего следить? Горит славно, – удивился Козлов.
– Идите, я следом, – потребовал Павел.
– Дозвольте вас подстраховать, ваше благородие, – попросил ефрейтор.
– Не надо.
Крыши домов занялись пламенем. Густой дым повалил из окон, застилая все вокруг плотной пеленой. Ветер сносил дым вверх по течению Альмы. Вскоре слева, за зигзагом реки, в двухстах шагах от моста затрещали ружейные выстрелы. Павел высунулся из-за забора, чтобы разглядеть, происходящее. Сквозь дым он увидел множество фигур в красных широких шароварах. Сверху, с наших позиций, поднялась оглушительная канонада. Земля вздрагивала. Впереди, в виноградниках за аулом Альматак рвались гранаты, поднимая тучи пыли, вперемешку с дымом. Шальные пули стали долетать к мосту, плюхались в воду, барабанили по доскам настила. Что-то прожужжало у самого носа. Камень в заборе возле Павла подпрыгнул и свалился на землю. А рядом упал камушек поменьше. Павел схватил его и тут же выронил. Обжёг пальцы. Пуля! – догадался. Стало как-то не по себе. Не пора ли убираться отсюда? Павел перебежал за другой заборчик, присел, но продолжил наблюдать.
Он увидел зуавов в высоких фесках кровавого цвета. Они быстро продвигались плотной шеренгой, но как только попадали под ружейный огонь наших стрелков, засевших в виноградниках, тут же разбегались. Прятались за любым попавшимся укрытием. Ловко стреляли с колена. Ружья заряжали чуть ли не лёжа, потом вскакивали и вновь кидались вперёд. Странная тактика. Никаких боевых колонн в полный рост, никакого дружного напора плечом к плечу. У них даже штыки висели на поясе. Вражеская артиллерия так же действовала странно. Павел видел, как лёгкая пушка на конной тяге быстро выдвинулась за цепь стрелков. Артиллеристы выкатили орудие на бугор, дали залп, тут же подцепили пушку к передку и уехали на другую позицию. Ядра нашей артиллерии бесполезно пропахали уже пустое место. Во всех действиях французских канониров чувствовалась хорошая выучка. Все делали слаженно и быстро.
Вскоре наши стрелки стали отступать. Потянулись к мосту. Последними отходили штуцерные из морского батальона. Мичман, командовавший стрелками, заметил Павла.
– Кто охраняет мост? – спросил он.
– Не знаю. Кто-то из шестого сапёрного, – ответил Павел.
– Сколько у вас человек?
– Я один.
– Мост подготовлен к уничтожению?
– Не могу знать.
За матросами пробежали сапёры.
– Кречен, – крикнул Павлу прапорщик Мазин, – давайте за нами. Смотрите, с правого фланга англичане подходят. На этом берегу из наших никого не осталось, все отошли.
Павел рванул вслед за Мазиным. Возле моста – никого. На досках разбросана солома, посыпана порохом и прикрыта промасленными кусками холстины.
– Погодите, – крикнул Павел Мазину. – А кто должен мост поджечь?
– Не знаю.
– Так давайте сами подпалим.
– Без приказа нельзя, – остановил его Мазин. – Может опоры подрубили, да он рухнет, когда пушки по нему покатят.
Они оказались на другом берегу и присели за валун. Мазин достал небольшую оптическую трубу. Оглядел окрест.
– Хорошо пылает, – удовлетворённо произнёс он, указывая на аул Бурлюк, передал трубу Павлу.
Сквозь канонаду и треск ружейной стрельбы прорезалось заунывное гудение волынок. Сразу же на батарейной высоте заговорили пушки. Павел выглянул из укрытия. К берегу Альмы подходили стрелки в зелёных куртках. За ними виднелись красные линии атакующих колонн линейных полков. Справа катили лёгкие полевые орудия. И катили их прямо к мосту. За линейными полками, двумя развёрнутыми колоннами двигались гвардейцы её величества в высоких меховых шапках. Английская гвардия шла уверенно, неспешно, строго держа строй. В центре, среди колонн показалась кавалькада. Множество всадников в пёстрых одеждах ехали кучей, словно на прогулке. Как только первое ядро, лихо рикошетя от земли, смела нескольких гвардейцев, великолепная кавалькада тут же рассыпалась. Некоторые всадники повернули коней назад.
Едва английская пехота спустилась в долину перед рекой, русские батареи открыли усиленный огонь. Дым от горевшего Бурлюка потянулся серой завесой к полю. Английские лёгкие орудия развернулись недалеко у горящего аула и открыли ответную стрельбу. Но тут же были вынуждены откатиться. Точные выстрелы с батарейной высоты подбили два орудия и покалечили прислугу.
Жар от Бурлюка становился невыносимым. Сквозь дым ничего невозможно разглядеть. Все вокруг Павла погрузилось в непроницаемую пелену. Грудь разрывалась от кашля. Лишь иногда ветер прогонял дым, и тогда хоть что-то можно было увидеть. Павел внимательно всматривался в яркие пятна горящих домов. На узких задымленных улочках показались зелёные куртки английских стрелков.
Вдруг из дыма прямо на мост вынырнула колонна в красных мундирах. Павел растерялся. Что делать? Надо же поджечь мост! Англичане ступили на настил. Но тут же заряд картечи выбил барабанную дробь по доскам. Несколько гренадёров упали в воду, остальные бросились назад. Павел выронил трубу и зажал уши, услышав, раздирающий душу, крик боли.
Кто-то коснулся его плеча. Он вздрогнул.
– Пора отходить, ваше благородие, тряс его ефрейтор Козлов. – Вон, они, реку вброд переходят.
– Ты зачем вернулся? – рассердился Павел.
– За вами, ваше благородие, – ответил тот.
– А как же мост? – не понимал Павел. – Поджечь надо!
– Поздно, ваше благородие, – втолковывал ему Козлов. – Они, уже на нашем берегу.
Вновь английская пехота появилась у переправы. Солдаты присели в нерешительности. Офицер, размахивая саблей, гнал их на мост. Стрелки не слушались. Новый заряд картечи уложил ещё двух человек. Офицер свалился на землю, словно ему подрубили ноги.
– Уходим, ваше благородие, – настойчиво требовал Козлов.
– Где прапорщик Мазин? Он только что был здесь.
Павел огляделся. Мазина нигде нет.
– Вон он, – указал Козлов за валун.
Павел увидел Мазина. Поручик лежал, раскинув руки. Глаза широко открыты. Он безмятежно смотрел в небо, как будто наблюдал за облаками. Лоб как-то странно вмят. Тёмная дыра посредине. Павел сперва не понял, что с поручиком, хотел потянуться к нему, растормошить, но через секунду до него дошло. От увиденного у Павла чуть не случилась истерика. Ефрейтор Козлов схватил его в охапку и поволок к батарее.
Пробежав мимо цепи наших стрелков, они оказались у эполемента. Орудия гремели без умолку. Земля вздрагивала. Внизу дымил Бурлюк, скрывая сады и реку. Красные мундиры бестолково сбивались в кучи. По ним тут же била артиллерия. Английские стрелки в зелёных куртках пытались перебраться на наш берег, но тут же попадали под огонь штуцерных.
Павел присел за эполементом. Перед глазами стояло лицо прапорщика Мазина с пробитым лбом. Так это и есть смерть? Вот так быстро? Возникло желание зажать уши, закрыть глаза и куда-нибудь спрятаться поглубже.
Козлов влил в него водки. Павел чуть не подавился от кашля.
– Приходите в себя, ваше благородие, – выругал его ефрейтор. – Что вы, как барышня раскисли? Покойника никогда не видели?
***
Меньшикову доложили, что английская пехота в центре несёт тяжёлые потери от нашей артиллерии. Все атаки отбиты. Но артиллеристам нужна помощь, так, как расчёты страдают от стрелков. Картечные заряды почти все израсходованы.