Страница 2 из 5
Н а т а ш а. Пришел как солнышко, через минуту – как туча. Все же он какой-то странный стал. В институте был просто весельчак.
И р и н а. Ты уже второй раз его веселым назвала. Не знаю. Мне с ним всегда страшновато было, я его боялась. Хоть и…
Н а т а ш а. Бог с тобой, Ирка. У вас ведь с ним, кажется, и любовь была. Сколько в группе любовей было! Как все меняется! Восемь лет назад, давно, полжизни прошло, а мне – честно! – сейчас перед тобой немного совестно. Ты меня пугаешь, или успокаиваешь, что боялась?.. Брось, он добрый. Он ведь тебе на третьем курсе стихи писал… Мне вот никто не писал… Бюргер только на двадцать пять лет, но пошло и не в рифму.
И р и н а. До сих пор не пойму, как это в нём совмещается.
Н а т а ш а. Ты про кого?
И р и н а. Про обоих… про всех…
Н а т а ш а. Вот так начинают говорить старые девы.
И р и н а. Дева!.. Слово-то какое мёртвое. Да ещё старая…
Большая комната
Появляется Александр. Представительный молодой человек. Без цветов, с коробкой.
А л е к с а н д р. Привет честной компании!
Вбегает Наташа, за ней Ира.
Натали! Сколько лет!
С е р г е й. Здорово!
Н а т а ш а. Ой, у меня руки в муке. Сергей, помоги человеку раздеться.
С е р г е й. Не граф, сам разденется. Разве коробочку подержать…
А л е к с а н д р. Это – все?
Н а т а ш а. А что? Вас не устраивает?
А л е к с н а д р. Наоборот… Квартира двухкомнатная?
Н а т а ш а. Двух, двух… Погоди, ещё подойдут. (Уходит на кухню.)
А л е к с а н д р. (Кричит.) Натали! Где же твой бюргер? (Заглядывает за дверь, под стол.)
С е р г е й. Он её выгнал. В неметчине своих дур хватает…
А л е к с а н д р. Вот бы кто-нибудь меня выгнал в двухкомнатную в центре… (Осматривается.)
С е р г е й. Это ей свекор подарил, лишь бы отделаться.
А л е к с а н д р. Когда я из своего пенала попадаю в такие квартиры, робею, как в приёмной у начальства. А ты, вижу, скучнеешь.
С е р г е й. Да. (Лениво оглядывается.) Изящное однообразие. Полированная пошлость. Миллионы квартир с одинаковой начинкой. Пещера неандертальца больше похожа была на жилище человека, чем этот склад мебели, потому что там на стенах были его рисунки, и камни на стол и ложе он выбирал по своему личному вкусу. В пещере жила его душа. Корявая, бедная, но его личная… Приёмная… за ней должно следовать что-то настоящее. Должно, а не следует, поэтому в приёмной нет смысла.
А л е к с а н д р. Смысла нет, а приемная есть. Лучше, что ли, когда ни смысла, ни приёмной?.. Нет, я голосую, за полированное однообразие. (Поднимает руку.)
С е р г е й. Ну, и пропадЁшь. Одинаковость мертвит, а люди, будь их воля, все бы стали одинакового роста и с одинаковыми рожами.
А л е к с а н д р. Почему же тогда они разные?
С е р г е й. Тебя обманули. Люди станут разными в заисторические времена, и мы не узнаем – станут ли? А то, что сейчас один – доктор наук, а другой – слесарь сантехник, это так, броуновское движение, мышиная возня вокруг дутых принципов.
А л е к с а н д р. Ну, спасибо, просветил… ЖивЁшь-то как, светило?..
Кухня
И р и н а. Всю жизнь мечтала стать домохозяйкой и до сих пор не имею даже собственной кухни.
Н а т а ш а. Какие-то у тебя мечты – домохозяйка!
И р и н а. Я, конечно, об этом никому не говорила. Честно признаться, сама не знала, что домохозяйкой, просто манил издалека маяк и было на нём тепло, светло, уютно, вокруг детские голоса, запах блинов, картошки в мундире, а за окном, непременно – дождь со снегом, тучи низкие, хмурые, и на календаре – суббота… Но, знаешь, как во сне иногда: в лодке одна, хочешь к берегу, а поток тащит тебя на стремнину, все дальше, дальше…
Н а т а ш а. И не крикнуть, не прыгнуть. Знаю.
И р и н а. Из-за этого красного диплома я сделалась совершенной дурой. В школе очень не любила математику, теоремы, даже сами цифры. Бр…р…р… В институте все расчеты считала сама, знаешь ведь – «преодолевала», и сейчас сижу около этой математики. Разве глупее придумаешь? Из многих дел на свете я не люблю только одно и всю жизнь им занимаюсь. Какая-то неумная шутка.
Н а т а ш а. А ты брось.
И р и н а. Как это?
Н а т а ш а. Просто – брось, как я своего немца. Думаешь, мне легко было. Э-э! Потрудней, чем красный диплом заработать. Одних слез – твоя река.
И р и н а. Тебе от кого-то, а тут от себя самой. На поезде не уедешь.
Пауза.
Н а т а ш а. Отнеси им бутерброды и пиво, пусть займутся.
Большая комната.
А л е к с а н д р. Как пишется?
С е р г е й. Как дышится, так и пишется.
А л е к с а н д р. То есть – никакой практической возможности?.. (Усмехается.) Что-то не торопятся наши однокашнички.
С е р г е й. Ну, и чёрт с ними.
А л е к с а н д р. Тебя не огорчает, что с каждым годом нас собирается все меньше и меньше? (Ире.) О! мы уже думали в магазин бежать, а тут!..
С е р г е й. Нет, не огорчает. (Ире.) Спасибо. (Смотрит ей в след.) Я бы рад совсем ни с кем не встречаться… Путешествия по собственному прошлому противны, с живыми свидетелями тем более.
А л е к с а н д р. Угрюмый ты мужик. По-моему, старые друзья самая прочная и трогательная связь с жизнью.
С е р г е й. Ага, не сама жизнь, а только связь с ней, не сущие друзья, а старые, как, впрочем, и все… какое-то ненастоящее, старое… пыль.
Н а т а ш а. (Проходит из кухни в маленькую комнату.) Не может быть, я только утром все протирала.
С е р г е й. Тут не тряпкой… Нам ещё нет тридцати, а мы все наперебой «было, было», как будто вся жизнь уже прожита.
А л е к с а н д р. А ты думаешь, вся жизнь – впереди?
С е р г е й. Впереди, сзади…
А л е к с а н д р. Все же давай выпьем за то, что было, за то, как я давал тебе списывать, за то, как ты мне чертил и рисовал, короче – за нашу старую дружбу.
С е р г е й. Мы с тобой никогда не дружили.
А л е к с а н д р. С какой ноги сегодня встал? Не дружили… Это как раз и нечестно: дружба, дружба!.. Мы и не хоти её, и не знаем, что она такое, хотя по мне, если не враги, значит, друзья. (Поднимает стакан с пивом.)
С е р г е й. А если не друзья, значит, враги?
А л е к с а н д р. Как хочешь. (Встаёт, идёт в маленькую комнату за Наташей.)
Сергей бренчит на гитаре. Ира останавливается в двери, слушает.
Маленькая комната.
Н а т а ш а. Ты заметил, Серёжа какой-то… (Подбирает слово.)
А л е к с а н д р. Злой? Заметил.
Н а т а ш а. Почему – злой? Неспокойный, дёрганый…
А л е к с а н д р. Скажи ещё: обиженный, странный… Нет, просто злой.
Н а т а ш а. Почему злой? За что ему на нас злиться? На тебя?
А л е к с а н д р. Наверное, расстраивается, что придется целый вечер провести в компании обыкновенных инженеров.
Н а т а ш а. Да он и сам инженер.
А л е к с а н д р. Он у нас не просто инженер, а инженер человеческих душ. Прораб духа. Про-раб…
Входит Ирина.
И р и н а. Восемь, может, много?
Н а т а ш а. Ты меня хоть не расстраивай – ставь все!
Ирина расставляет на столик стаканы и выходит.
А л е к с а н д р. Неудачные поэты, как старые девы. Чем старей, тем злей и бесплодней. Поэты даже хуже, у них климакс – самое позднее в тридцать лет. Не разродятся и ищут на ком бы зло сорвать… как сама-то?