Страница 2 из 10
У меня была возможность понять, что папа от мамы реально недалеко ушел. Как-то он рассказывал мне историю своего знакомства с мамой. Начал с того, что увидел ее в баре, с копной мягких светлых волос, со сверкающими голубыми глазами, и тут же понял, что ему необходимо с ней поговорить. Она еще и рта не раскрыла, а ему уже было необходимо поговорить с ней. Я спросила: «А если бы мама оказалась страшилищем в бородавках, с большим крючковатым носом и кривыми зубами, ты бы всё равно хотел с ней поговорить?» Он засуетился и сменил тему.
Мама сворачивает с тележкой к ряду с туалетной бумагой и изучает стеллаж с какашечными билетиками (это мой брат Роун так их называет). Раздумывает, какие купить по выгодной цене. Я наклоняюсь и чешу лодыжку. Мама толкает меня локтем. Раньше она била меня по рукам, но теперь перестала. Когда я была маленькой, мама коротко обстригала мне ногти и упаковывала мои руки в варежки. Я теперь старше – пожалуй, она не сможет уже так просто меня связать.
Мы направляемся к рядам с молочной продукцией. Мама хватает упаковку йогуртов и несколько кусков сыра. У молочной витрины стоит высокая девчонка с темными кудрявыми волосами и длинными загорелыми ногами и изучает упаковку взбитых сливок. Она смотрит на меня.
Я знаю, что слишком таращусь. Но… Как бы я хотела такие ноги!
Девчонка ставит упаковку со сливками обратно на полку.
– Клевые кроссовки. – Она подходит ближе, чтобы рассмотреть мои «адидасы».
На одной ноге у меня розовые шнурки, на другой – зеленые. В Брокен-Хилл у всех были такие.
– Они просто бомба.
Я улыбаюсь.
– Спасибо. Они новые.
Мама тут же влезает:
– Я миссис Бэклер. Приятно познакомиться.
Девчонка смотрит на маму так, будто та заговорила с ней на суахили, и засовывает руки в карманы.
Мама нервно хихикает.
– Это моя дочь Саман… То есть Эс Джей. Мы недавно переехали из Брокен-Хилла.
– Я знаю вас, – спокойно сообщает девушка. Мама моргает. – Мой дядя Барри – риелтор. Вы въехали в учительский дом на берегу. Вид на океан, кухня-студия, воздушное канальное отопление, три спальни плюс кабинет, гараж на две машины.
У мамы отпала челюсть.
– Э-э-э, да, всё верно, – заикается она.
Девчонка поворачивается ко мне.
– Оливия Хамфрис. Все называют меня Лив или Ливви, выбирай. – Она выжидательно улыбается. – У тебя есть братья, верно?
В этот момент я понимаю, что мой план стать женщиной-загадкой под угрозой срыва. Мистер Барри, дядя этой Лив-или-Ливви, похоже, работает на АСБР – Австралийскую службу безопасности и разведки (то есть службу австралийских секретных агентов). Бабушка рассказывала мне про АСБР. Они знают всё, кроме, пожалуй, цвета вашего нижнего белья. Бабушка говорит, что именно поэтому она любит путешествовать – это держит их в тонусе. Прямо сейчас она в Новой Зеландии карабкается по древним вулканам.
– Учителя говорили, что скоро к нам присоединится еще одна семья, – рассказывает Лив-или-Ливви. – У тебя есть велосипед? Я могу показать тебе окрестности.
Мама оживляется. Но потом свет в ее глазах гаснет, и я слышу, как начинают тикать ее тревожные часы. Тик-так, тик-так, тик-так. Она думает, что, если я пойду куда-то одна, меня утащит большой страшный волк, порубит на куски и сварит из меня суп. В последний раз, когда она это заявила, я ответила, что не стоит волноваться – я буду носить красную шапочку только по выходным. Мама тогда сказала: «Ты не будешь так громко смеяться, когда станешь героиней одного из главных сюжетов в шестичасовых новостях». Глупое утверждение: похититель вряд ли посадит меня перед телевизором, чтобы я полюбовалась собой на экране. Но в этом вся моя мама. У нее живое воображение. И оно становится еще живее после вина.
– Где твоя мама, дорогая? – спрашивает мама.
Боже. Ей обязательно было говорить «дорогая»?
Она что, не знает: так выражаются только старики?! Я начинаю краснеть. Очевидно, мама собирается устроить настоящую проверку, чтобы на сто процентов удостовериться: семья Лив-или-Ливви не убийцы с топорами. Или, хуже того, не голосуют за либеральную партию.
– Мама дома, – отвечает Лив-или-Ливви. – Я весь день гоняю на велике по городу.
Мама трет подбородок, обдумывая эту информацию.
– Я могла бы подбросить Эс Джей к вам домой. Познакомишь меня со своей мамой?
Лив-или-Ливви бросает на меня взгляд.
– Я к вам подъеду. Вы же скоро будете дома?
– Ну… пожалуй, – отвечает мама с усталостью в голосе. – Минут через двадцать.
– Тогда увидимся! – Лив-или-Ливви хватает банку со сливками и отправляется на кассу.
Мама смотрит ей вслед.
– Похоже, я попала в ловушку.
– Тебе обязательно было называть ее «дорогая»?
Мама фыркает и закатывает глаза.
Мы хватаем огромную упаковку какашечных билетиков и идем к кассе.
Очереди нет, и мы сразу подходим к кассиру. Нас обслуживает девушка ненамного старше меня. У нее рыжие волосы и светлая фарфоровая кожа. Я всегда смотрю на кожу других людей.
Она пробивает наши покупки.
– Как прошел ваш день? – Что-то в голосе кассирши подсказывает мне, что она не может не задать вопрос.
– В хлопотах, – отвечает мама. – Прекрасная погода, не правда ли?
Девушка кивает с улыбкой. Затем она смотрит на меня, потом еще раз. Я беру какие-то конфеты из кучи мелочевки у кассы и притворяюсь, что читаю этикетку. Девушка пробивает еще несколько товаров. Наконец любопытство берет верх.
– Это вы так обгорели или у вас настолько чувствительная кожа?
Вот так. Прямо здесь. Сложно было удержаться.
Новая Я хочет спросить: «Это у вас словесный понос или такая невероятная грубость?» Но Старая Я еще сильна. Привычки, которым следовал всю жизнь, сложно изменить. Я прячусь за волосами.
Мама хватает продукты, запихивая их в сумки с рвением паникера, закупающегося перед концом света.
– Моя дочь страдает от сильной экземы.
О боже. Приехали. Заберите меня отсюда. Сейчас же.
– С этим не так просто жить, знаете ли.
– Мам! Это обязательно?!
– К вашему сведению, это называется хронический атопический дерматит, – продолжает мама, не обращая на меня внимания. – Это кожное заболевание. Расстройство аутоиммунного характера. Ужасная, жестокая болезнь. Слышали что-нибудь об этом?
Девушка мотает головой. На ее лице выражение: «Боже мой, леди. Простите, что спросила».
– Ее вины в этом нет, – продолжает разглагольствовать мама. – Это не психосоматика. Это по-настоящему. И она очень расстраивается, когда кто-то указывает на это.
– Мам…
– Я еще не закончила! – Она поворачивается обратно к девушке. – Я водила ее к бесчисленному количеству докторов. Ее осматривали больше врачей, чем платьев у вас в шкафу, юная леди.
Когда моя мама в ударе, ее не остановить. Она как заезженная пластинка, которую никто не выключит. Мама собирается рассказать кассиру историю моей жизни и не видит для этого никаких препятствий. Скоро по всему городу разлетится новость: «Познакомьтесь с новым местным фриком – Эс Джей». Круто для создания новой себя.
Мама продолжает:
– Я испробовала всё, что только возможно: лосьоны, рецепты врачей, домашние средства. Ничего не помогает. Ничего. Мы сошли с ума, стараясь понять, в чём причина. Домашние животные, трава, пыльца, еда – это может быть что угодно! Как, черт возьми, нам знать то, что даже врачам неизвестно?
Девушка поднимает руку, подзывая старшую по смене.
– Мне нужно в уборную. – Она даже не стала ждать, пока ее кто-то сменит. Просто оставила нас у кассы.
Как только девушка оказалась вне зоны слышимости, я взрываюсь:
– Мам! Ты серьезно?!
Мама закрывает лицо руками.
– Я знаю. Я опять это сделала.
– Ты могла просто сказать, что я обгорела на солнце. Мы обычно так всем и говорим. Это намного проще, чем объяснять всё это!
– Я просто… Я устала от вопросов, Саманта. Они как будто думают, что я плохая мать. Будто я не обращаю на это внимания… Не знаю, почему мне пришло в голову, что переезд в другой город станет…