Страница 18 из 22
– Петя, Петенька, покажи мне язык. Пожалуйста, открой ротик и покажи мне язык, – команды до него доходили плохо, но он все же смог высунуть самый кончик. Этого было достаточно, чтобы увидеть – язык сухой и покрыт белым налетом, пульс – за сто ударов в минуту, живот вздут и напряжен. Катя попробовала мягко нажать на переднюю брюшную стенку, и ребенок отозвался болезненным тягучим стоном, и маленькая, будто маслянистая, слеза выкатилась из угла глаза.
– Больно, – еле слышно простонал он. – Мне больно.
– Маленький мой, попробуй подышать животиком, ну хоть попробуй, – головой она понимала – просьба абсолютно бессмысленна, он не сможет, а сердце категорически отказывалось верить в то, что сейчас перед ней разворачивалось. Ответом было молчание и прерывистое поверхностное дыхание. Вся клиническая картина и эта вынужденная поза с подтянутыми ногами – все складывалось так, что ей стало страшно…
– Пить… – тихо простонал малыш. Нина с Виктором, опережая друг друга, рванулись к сыну.
– Не поить! – успела крикнуть Катя, одновременно набирая номер на мобильном, и сама, испугавшись своего голоса, уже тише добавила: – Не поить. Нельзя. Только губы смочите …
Она уже была готова трясти трубку, чтобы хоть как‑нибудь ускорить соединение, когда та наконец ответила.
– Катя, с ума сошла?.. Пять утра… – хриплым со сна голосом ответил ее мобильный.
– Геннадьевна, быстро проснись. У меня ребенок, шесть лет, перитонит, возможно перфоративный аппендицит. Почти терминальная стадия… Мы за городом, по Выборгскому шоссе… Быстро соберись – куда нам его везти? Мы сейчас выезжаем. Твоя задача – звони туда, нас должна ждать развернутая операционная, кладу трубку – перезвони мне. Слышишь, срочно!! Мне! Срочно! Надо знать, куда нам ехать. Еще раз повторяю: мы уже выезжаем.
Когда она обернулась, на нее с ужасом смотрели четыре пары глаз. Терминальная стадия – это было понятно всем.
– Наталья, останься с их мальчиками, – спокойно, будто ничего особенного не происходит, Катерина продолжала говорить, поочередно обращаясь к присутствующим. – Нина, нужны документы Петра: свидетельство о рождении, полис и ваши паспорта, ну, кто с ним будет находиться в больнице. Витя – теплое одеяло для ребенка. Иван, едем на вашей машине, она самая большая, и вы за рулем. И последнее: все делаем без суеты, но быстро, у нас мало времени. – А в голове билось: «У нас уже нет этого чертова времени».
Через десять минут они уже мчались по шоссе в город. Когда стрелка спидометра, нервно подрагивая, замерла в районе ста пятидесяти километров в час, они, не сбрасывая скорости, пролетели пост ГАИ, и от него тут же отделились две машины с проблесковыми маячками, догнав их внедорожник, взяли его в клещи. Одна машина шла перед ними, другая аккуратно пристроилась сзади. Катя, сидя на переднем сидении, обреченно закрыла глаза. Единственное, о чем она могла думать: сколько они потеряют времени на объяснения с гаишниками, когда у них сейчас каждая секунда на счету. Но не было многократно усиленных мегафоном требований немедленно остановиться, и никто не стрелял по колесам. Она открыла сначала один глаз, затем второй. Ситуация не изменилась – гаишники с мигалками впереди и сзади, стрелка спидометра перелетела через цифру сто семьдесят. И вдруг неожиданно прерывистым воем, разрывая предрассветную тишину, ударила сирена.
– Перекресток, – даже не поведя бровью, пояснил Иван. – Они нас сопровождают… У меня друзья в ГАИ…
Зазвонивший у Кати мобильный прервал его объяснения, она успела сказать: «да», «хорошо», «перезвоню».
– Нас ждут на Литовской, в Педиатрической академии. В приемном покое.
– Это недалеко, мы уже на Энгельса, – спокойно произнес Иван и, набрав номер на своем мобильном, не повышая голоса, сказал: – Литовская, Педиатричка.
В ответ гаишники включили сирену, и им везде был дан «зеленый коридор». В клинике все было быстро. Врачам, встретившим их у входа, было достаточно одного взгляда, брошенного на едва виднеющееся из‑под одеяла лицо ребенка, чтобы понять всю критичность ситуации. Выхватив его из рук Виктора и крикнув: «С нами только мать», они бегом скрылись за дверью приемного отделения. Нина, как была, в домашнем халате и тапочках, быстро семеня, побежала за ними, прижимая к груди пластиковый пакет с документами.
– У него живот заболел еще вчера утром, – ровным, без каких‑либо эмоций голосом заговорил Виктор, – но он ел и играл, мы думали, что он просто в садик идти не хочет… А вечером боли стали сильнее, и его вырвало, и вроде стало легче. Мы решили, что отравление, и дали активированный уголь. В час ночи он проснулся и сказал, что снова болит живот, и появилась температура. Невысокая, тридцать семь и пять. Мы вызвали скорую. Те приехали быстро. Их доктор сказал, что это отравление и ничего страшного нет. Сказал: «Давайте побольше пить, если будет плохо, вызывайте», и еще укол сделал, сказал «обезболивающее». Петя поспал. Поспал совсем недолго, а потом ему стало совсем плохо…
Они втроем стояли в холодном коридоре приемного покоя, и то ли от холода, то ли от стресса Катерину начала бить мелкая противная дрожь, которая зародилась где‑то в животе и очень быстро охватила ее всю, от кончиков пальцев на ногах до макушки. Иван снял с себя легкую куртку и, укутав, крепко обеими руками прижал к себе, стараясь согреть. Время тянулось бесконечно долго.
– Кто здесь с Володиным приехал? – громко спросила появившаяся из ниоткуда полная, с тяжелым, отекшим от усталости лицом дама в белом, не первой свежести халате и, не дождавшись ответа, сразу направилась к ним, профессионально вычленив их из массы толкущегося там народа. – Вы же Володины? Мне сказали, что среди вас есть врач…
– Я врач, – выскользнув из рук Ивана, произнесла Катя.
– Я Осипова, дежурный доктор. Ваш мальчик в крайне тяжелом состоянии, – она говорила привычными для нее в таких ситуациях четкими, отрывочными фразами, не отводя от Катиного лица своих красных от постоянного недосыпания глаз. – Его подняли в операционную. Прогноз, скорее всего, неутешительный, но будем надеяться… – и уже другим, прорвавшимся из‑под защитной маски равнодушия тоном человека, так и не привыкшего к детским страданиям, добавила: – Вы же врач, вы должны знать, что чудес на свете не бывает… Но иногда происходит необъяснимое… и вы это тоже знаете…
Повернувшись к ним спиной, неестественно сгорбившись, она быстро затерялась в толпе.
– Нам надо ехать домой, – не оборачиваясь к мужчинам, тихо произнесла Катя. – Сейчас от нас ничего не зависит. Нужно Нине привезти одежду и обувь… и еще телефон, она наверняка его забыла, и еще зарядку к нему. Я видела, она ничего, кроме документов, с собой не взяла. И, Витя, у тебя дома еще двое, и там ты сейчас очень нужен…
– Да… Нужен… Поехали… телефон… конечно, ей нужен телефон, – послушно повторил он за ней.
Обратно они ехали молча, а навстречу им двигался нескончаемый поток машин – начинался рабочий день. Катерина, не выдержав давящей тишины, позвонила Наталье, предупредив, что они возвращаются и что с Петенькой еще ничего неизвестно. В ответ прозвучало, что с детьми все хорошо, напоены, накормлены, старший готов к выезду в школу, а с самым маленьким посидит баба Нюра. Катя понятия не имела, кто такая баба Нюра, но по тому, как кивнул Виктор, эта личность была ему хорошо известна. Дома их ждала встревоженная Наталья, которая, несмотря ни на что, успела приготовить легкий завтрак. Никита уехал пораньше, чтобы успеть отвезти малышню в садик, а старшего сына Виктора – в школу.
– Я не хочу есть, спасибо, – ни к кому не обращаясь, глухо сказал Виктор. – Пойду к себе, надо собрать вещи для Ниночки, потом в больницу и на работу…
– Никита сказал, чтобы ты не приезжал, занимайся своими делами… – попыталась остановить его Наталья.
Виктор неопределенно кивнул и вышел.
– Я тоже пойду, дела, – заторопился Иван.
– А завтрак? – растерялась хозяйка.
– Некогда. В городе перекушу. Все, милые дамы, держитесь. Если что, я на связи, – и, схватив бутерброд с сыром, исчез за дверью.